В сентябре 2018 года вышел в прокат фильм А. Смирновой «История одного назначения». Над сценарием работали П. Басинский, А. Пармас, А. Смирнова. Фильм основан на реальных событиях лета 1866 года, произошедших в пехотном полку в Тульской губернии: пьяный писарь Шабунин оскорбил («морда поляцкая») и ударил ротного командира капитана Яцевича, писаря судила офицерская тройка военно-полевого суда, на заседании в качестве адвоката выступил граф Л. Н. Толстой, писаря по закону приговорили к расстрелу, могила «мученика» стала местом почитания у крестьян и поэтому была срыта военными.
Если бы в это дело не вмешался Толстой, о рядовом Василии Шабунине сейчас едва ли кто-нибудь помнил. В советское время о нем говорили как о типичной жертве «царского режима». В книге П. Басинского «Святой против Льва» история Шабунина занимает четыре страницы. Да и то рассказана она между делом, в ряду других эпизодов, иллюстрирующих становление толстовского отвращения к насилию. Сам Басинский в каком-то интервью говорил, что этот случай адвокатской практики Толстого можно было и не включать в книгу.
Но вдруг оказалось, что мелкое по меркам воинской истории происшествие приобретает значение именно в дне сегодняшнем. В верхнем смысловом слое фильма Смирновой это значение социально-политическое -очевидны намеки на современных жертв «кровавого» теперь уже «путинского режима». Все, кого преследуют за лайки и репосты, одиночные пикеты и белые ленточки, участницы группы «Pussy Riot», которым, по выражению президента, «суд залепил двушечку», историк Ю. Дмитриева, режиссер К. Серебренников, журналист
И. Голунов — все они Василии Шабунины 2010-х годов. Общее место этих уголовных дел — несоразмерность наказания содеянному.
«Не могут же они его казнить за пощечину!» — восклицает Софья Андреевна, когда узнает о готовящемся суде. Лев Николаевич отвечает с мукой: «Соня, ты понимаешь, что это закон!» Софья Андреевна: «Ну так значит дикий закон, дурацкий!» Именно поэтому только на исходе 2010-х годов, которые — это ясно уже сейчас — войдут в историю России как время диких дурацких законов и беззаконного произвола, должен был появиться фильм с таким сюжетом. Кстати, в одном интервью Смирнова призналась, после ареста Серебренникова она решила не брать деньги на фильм у Минкультуры; благо, спонсоры нашлись — А. Чубайс и Р. Абрамович.
Однако фильм Смирновой устроен так, что в нем социально-политическое высказывание лежит на поверхности и события служат для создания нескольких сложных психологических линий, в которых рождается "диалектика души" каждого персонажа.
Скажем, Шабунин — кто он? Бастард, мечтающий о том, что вдруг объявится его вымышленный высокородный отец и заступится за него, неряха, неумеха (опрокинул кастрюлю щей), почти что идиот. И в то же время — мученик, которому набожные крестьяне несут в темницу дары, религиозный мечтатель, замышляющий бежать к молоканам, где нет ни командиров, ни попов.
Молодой поручик Григорий Колокольцев — персонаж, вокруг которого закручиваются все сюжетные линии, это его назначение в полк послужило толчком сюжету. Либеральные кино- и литкритики трактуют этот образ как авторский приговор любым либеральным мечтаниям. Ведь приезжает московский генеральский сынок в расположение войск с намерениями обучать солдат грамоте и проводить военную реформу, а заканчивает тем, что командует вытаптыванием могилы Шабунина, которого сам же и погубил, и бесконечной муштрой: «На-асоктя-ануть!». Но мотивом поступков молодого Колокольцева служат прежде всего отношениями с отцом. Важно, что накануне заседания суда, на котором поручик должен сделать роковой для себя выбор, он получает письмо с фотографией отца, а на ее обороте надпись «Как ты?» — максимальное выражение генеральской нежности к сыну. Генерал Колокольцев — человек долга. И сын хочет приблизиться к этому идеалу. Так рождается его внутренний конфликт.
Есть в фильме и семейно-любовная линия: история скандально расторгнутой помолвки сестры Софьи Андреевны Татьяны Берс (в замужестве Кузминской) с братом Толстого Сергеем Николаевичем, прижившим троих детей в невенчанном браке с цыганкой.
В общем, русская жизнь в фильме полна всяческих пошлостей и уродств. Пожалуй, апогеем этого мрачного сонма явилась произнесенная на суде речь обвинителя, наполненная опять же вполне современной охранительской параноидальностью: «Сегодняшнее положение России, окруженной агрессивными врагами извне и поражаемой врагами внутренними, умышляющими против престола, заставляет видеть в преступлении рядового Шабунина зловещее начало неповиновения войска». Знал бы этот защитник престола, желающий преподать урок солдатам, какое неповиновение войска узнает Россия в годы Первой мировой войны.
Один положительный образ в фильме есть — помещик, семьянин, гражданин и писатель Л. Н. Толстой (в замечательном исполнении актера Е. Харитонова). Каждый поступок Толстого продиктован стремлением к благу ближнего. Он верит в общественный и хозяйственный прогресс. Учреждает школу для крестьянских детей и восхищается их мышлением. Приобретает свиней японской породы и намеревается импортировать из Аргентины для удобрения почвы помет питающихся морской рыбой птиц. «Свиньи из Японии, говно из Аргентины!» — ворчит его управляющий. Толстой — любящий и заботливый муж. Когда Софья Андреевна за обедом упрекает его в том, что он ее разлюбил, он изящно ее в этом разубеждает: «Непрестанно думаю о тебе!»
Толстой — писатель в каждую минуту экранного времени. Сцена на конюшне — и перед зрителем мастер остранения, рассказывающий, о чем думает лошадь, будущий автор «Холстомера». Разговор с Колокольцевым о крестьянских школах, и в нем Толстой — автор статьи «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». А на суде выступает уже автор статьи «Не могу молчать!». Многие критики (теперь уже в основном из патриотического лагеря) дотошно уличали фильм в том, что сценарий в некоторых моментах отступает от исторической достоверности, в частности речь Толстого на суде придумана, а не взята из 37-го тома полного собрания сочинений. Но в этом как раз и состоит главное художественное достоинство фильма: Толстой изображен как бы вне хронологии, времена его жизни преобразованы в художественное время фильма. А поборникам исторической достоверности, обличающим Басинского и Смирнову в искажении биографии классика, стоит прочесть его автокомментарий «Несколько слов по поводу книги «Война и мир»».
Но не слишком ли идеальным и приторным получился этот образ? Куда дели Толстого — картежника, развратника, гневливого антиклерикала, хулителя шекспировского театра страстей? И где — Толстой, перепуганный сознанием своей смертности? Может быть, в этой бесподобной идеализации сказалась еще одна важная, но пока не вполне осознанная черта нашего времени, — запрос на писателя-гражданина, защитника угнетенных, бросающего в лицо ожесточенности современного общества напоминание о милосердии как высшей добродетели.
Кажется, что А. Смирнова создала этого идеального героя, словно в назидание всем современным русским писателям. Ведь по сути Толстой в фильме повторяет пушкинскую формулу: «…и милость к падшим призывал». А сейчас в российском культурно-информационном пространстве напоминание о милосердии и смягчении нравов звучит почти так же нелепо, как для управляющего толстовским имением распоряжение чудака-барина о закупке богатого полезным для почвы фосфором помета аргентинских птиц.
Фильм А. Смирной «История одного назначения» имеет огромный педагогический потенциал: его нужно показывать подросткам и юношеству, обсуждать со старшеклассниками и студентами. Он глубоко затронет всех, в ком есть «чистота нравственного чувства» и еще не выработались навыки житейского конформизма.