Живой голос времени. (Страницы дневника и писем Михаила Кульчицкого). Публикация и подготовка текста Б. Куликова

Имя поэта Михаила Кульчицкого (1919 – 1943) хорошо известно всем, кто любит поэзию. Строки его стихов уже давно сошли со страниц братских сборников поэтов, павших в боях за Родину. А недавно в Харькове, где он родился и жил до войны, стихи Кульчицкого вышли отдельной книгой.

Публикуемые здесь материалы – это страницы школьного дневника Кульчицкого и некоторые его письма, хранящиеся у матери поэта – Дарьи Андреевны.

Дневник относится к 1936 – 1937 годам, когда Кульчицкий был учеником 9 – 10 классов 30-й харьковской школы. Письма (1939 – 1941) написаны родителям из Москвы, где Кульчицкий учился в Литературном институте (он перевелся сюда со второго курса Харьковского университета).

Многие записи в дневнике, а также письма посвящены вопросам творчества. Сравнивая, анализируя, отрицая и утверждая, Кульчицкий ищет свой голос, свое понимание поэзии.

Не все и не всегда верно в оценке поэтом людей и событий. Иное было написано в юношеской запальчивости. Годы внесли поправки во многое. Но даже эта запальчивость как-то характеризует облик поэта и атмосферу предвоенных лет. Со страниц дневника и писем с нами говорит довоенное поколение, несущее на себе неповторимые героические приметы времени. Мы узнаем, о чем думали те мальчишки и девчонки, которые во время боев в Испании хотели бежать туда, чтобы сражаться с фашистами, а в первые дни войны ушли добровольцами на фронт.

Финскую кампанию поколение Кульчицкого восприняло как разведку боем в предстоящей войне с фашистской Германией. И когда эта война пришла, они покинули студенческие аудитории и вошли в строй бойцов…

 

[Май 1936 г.] Я видел Давида. Он не будет агрономом, а идет в школу лейтенантов. Для комсомольцев это в обязательном порядке.

…Я люблю Чехова и Есенина и не хочу умирать.

22 мая. Самое важное – это думать и узнавать интересное новое. Во время радости, этом буйстве возвышения, каждый пошел бы на смерть. Вообще человек умирает от порчи своих составных частей. Я им верю и ничего не боюсь.

17 июня. Умер Горький… Про Горького писать не могу – не терплю общих слов, а своих пока нет.

11 июля. По приезде я ходил в военкомат, производящий прием в военные школы, и узнал, что необходимо держать восемь приемных испытаний. Я постараюсь так учиться в будущем году, чтобы обойтись без них. Уже немного хочется учиться.

14 июля. В военкомате получил анкету, которую старательно заполнил, как умел. Единственная причина, по которой меня могут не принять в школу лейтенантов, – социальное происхождение¹. Может быть, если узнают, будут против родители. Надо будет держаться. Я пока только намекал.

19 июля. Но я не могу достать справку, кем был или, вернее, кем не был мой отец до 17-го года! Поэтому я изодрал все собранные анкеты и пойду в 10-й класс.

14 сентября. Декада ПВХО. Учителя приходят в класс в противогазах.

Раздали классу сумки, и конец урока математики провели в противогазах. Девочки снимали, а педагог грозился снизить отметку.

1 октября. Записался в школьный стрелковый кружок, которым руководит учитель военного дела Иван Ильич Морозов. У него черные петлички и крестообразный значок артиллериста. Стреляли из мелкокалиберной в столярной мастерской.

12 октября. Мне стихи снятся.

24 октября. Мадрид готовится в газетах к обороне. СССР вмешался, и что-нибудь выйдет. Писать ничего не могу.

15 ноября. Русская литература: «Чтобы стать сознательным большевиком, Маяковский спал на полене и футурил…»

19 ноября. Радио про Испанию. Фашисты, в общем, действуют системно…

12 января [1937 года]. Письмо в литконсультацию. Посылаю исправленную «Песню о Чапаеве», но мне, видно, песни не даются. Но я учусь писать и упор хочу сделать на песне. Она мне как-то ближе. Посылаю в этом письме и «Песню про Щорса».

Хорошо на свои стихи смотреть так: все они уже есть в природе. Их надо открыть. У Гоголя необыкновенно про скульптора, отмывающего в мраморе из глубины «спрятанную» голову женщины. Багрицкий, Сельвинский, Есенин. Но главное – это Багрицкий.

13 января. Часто хорошие образы теряют, когда вместе несколько. Их надо разбавлять. Так бывает и с рифмами. Лучше звучат. Был на литкружке. Должен прийти поэтишко (Петровский), да не пришел. Он сказал, когда прощался с приглашавшей его делегацией (сообщала Люба): «Извините, что забыл чаем угостить». Но, по слухам, у него есть шашка, подаренная ему Щорсом!

22 января. Слышал в граммофонной записи речи Ленина.

Сегодня проснулся, против обыкновения, в 5 ч., потому что заснились стихи. О Пушкине. Я во сне их запоминал, перебирая четверостишия. Потом писал в кровати. О Пушкине я пишу уже второй год – т. е. хочу написать. Отбивает желание – замечательные стихи Маяковского. Было и у меня выспренное, где «рифмуются все слова»:

В снегах России умер Пушкин,

Искатель вольности счастливой.

В стихах борьбы и юной дружбы

Писатель в холоде могилы…

И много разных стихов. Но я когда-нибудь, наверное, сделаю хорошие стихи о нем. Нет, не выйдет из меня крупного мелкобуржуазного писателя.

7 февраля. Когда мама читала статьи о смерти Пушкина в номере «Юного пролетария», она плакала.

…Чужие стихи похожи на незнакомую комнату.

…А снег черный; подымешь голову, чтобы мысленно повесить себя на столбе, а там солнце.

14 февраля. Во Дворце вечер пушкиноведов. Мои стихи «Пушкину» попали одному «чуть ли не профессору», по словам Ф. Он просил еще. Говорит, что я «лирик, но сырой».

15 февраля. Существительное без прилагательного ускоряет действие. Но сухость. Читаю «Разгром» Золя. Перевод. Разве так говорят: «Дрова не хотели разжигаться»? Сказать надо просто: «Огонь шипел на холодных ветках». «Целое стадо прелестных гусей» – ничего не говорит. А может быть, ½ стада? А «прелесть» – словоблудие. Сказать честно: «восемь тяжелых гусей». И понятно. А хочешь красиво: «Сугроб косматых гусей». Или «теплых». Но чтоб слова весили, пахли, обжигали. Фразы должны быть крепкими, как спирт.

Стал выписывать из Киплинга и не мог остановиться. Да, из настоящих стихов нельзя выбирать цитат. Надо все. Вот:

Нас водила молодость

В сабельный поход.

Нас бросала молодость

На кронштадтский лед…

Стальные строчки. И слова не вставишь, не изменишь.

4 марта. Но ведь прилагательное (эпитет) может заменить в представлении глагол. Например: «поднятая грива».

9 марта. Учитель военизации спрашивает у девочки, поднимающей винтовку: «Да что у вас, в конце концов, – глаз зажмуряется или не зажмуряется?» И весь класс стал пробовать, «зажмуряется» у него глаз или нет.

10 марта. Когда я написал первые напечатанные стихи – «Карелию», я понял, что таких стихов я могу писать целые тетради, пока хватит бумаги. И я себе затруднял это. Я искал новые размеры, новые рифмы, составные рифмы, подбирал звуки, додумался до стихов, где рифмуются все слоги. Всех слов. Но теперь я понял, но теперь я знаю, что самое главное – это мысль. Главной мысли подчиняется размер стихов, во всех двух смыслах, подчиняются все слова. И поэтому не пестрая россыпь образов, которые у меня толпятся, убивая один другой, а все образы подчеркивают основную мысль. Переводил Шевченко. Как хорошо переводить! Вот Багрицкий переводил! Вот:

Три короля из трех сторон

Решили заодно: – Да сгинет он,

Веселый Джон – Ячменное зерно!

1апреля. Есенин: «глотка перерезана зари». Это голодно и крепко.

Но лучше стихи сравнивать с кораблями. Бриг Киплинга, галера Гумилева, бригантина Грина, дубок Багрицкого, дачная лодка с балдахином Ахматовой, челн Хлебникова.

12 апреля. В школе толпился в штатском пальто.

1. Отец поэта – Валентин Михайлович Кульчицкий – был офицером царской армии, после революции получил юридическое образование; погиб в 1942 году в фашистском застенке. Его перу принадлежит несколько книг стихов.[↩]