Живое наследие

П. Н. Берков, Проблемы исторического развития литератур. Статьи, Л., «Художественная литература», 1981, 496 с.

В рецензируемом издании объединены статьи, созданные П. Берковым в основном на протяжении последних десятилетий его творческого пути. Собранные под одним переплетом, они наглядно отражают масштабность личности П. Беркова, подлинный энциклопедизм и в то же время редкостную целенаправленность его научных интересов. Одни из этих работ широко известны и снискали себе заслуженную популярность, другие – печатались ранее только за рубежом, третьи – извлечены из архива исследователя. Но всем им в высшей степени присуще то особое и не столь уж часто встречающееся качество, которое сам ученый выразительно назвал «чувством проблемы»¹.

П. Берков, наряду с Г. Гуковским, стоял у истоков советской науки о литературе XVIII века. Работы, посвященные русской литературе XVIII столетия и ее международным связям, занимают в его научном наследии центральное место. Столь же заметное место отведено им: и в рецензируемой книге. Со всей ответственностью можно утверждать, что со времени своего написания они практически не утратили актуальности.

Остановимся на некоторых из них. В сборник вошла статья «Основные вопросы изучения русского просветительства» (1959). Как известно, проблема просветительства еще далека от разрешения; вокруг нее время от времени возникают жаркие дебаты. И здесь работа П. Беркова способна сослужить добрую службу исследователю – она может дать ему четкие и верные ориентиры, позволяющие избежать произвола и субъективизма в изучении столь сложного явления. В этой статье вопрос был поставлен на подлинно историческую основу. Ученый рассматривал просветительство как философско-политическое течение, складывавшееся в ту эпоху, когда ключевые позиции в общественной и культурной жизни переходили к буржуазии. Реальное объяснение получила в работе пугающая некоторых ученых хронологическая протяженность русского просветительства – «от Симеона Полоцкого до Писарева». Протяженность эта, по мысли П. Беркова, определена особыми условиями развития капиталистических отношений в России, длительностью и сложностью формирования классового самосознания русской буржуазии. При этом исследователь указал на необходимость изучения и такой своеобразной разновидности русского просветительства (порожденной именно особенностями политического и культурного развития России), как просветительство дворянское (линия, идущая от Кантемира к Карамзину и далее).

Что касается так называемой эпохи Просвещения (1760 – 1780-е годы), то ученый рассматривал ее как «этап в истории просветительства, характеризуемый четко оформившейся идеологической системой, буржуазно-революционной по своей природе, но в то же время не признававшей революции как метода переустройства общества» (стр. 177). В своей статье П. Берков поднимает немало важных проблем: основные направления деятельности русских просветителей, связь их с Просвещением европейским (не только с французским и английским, но и с итальянским, польским, австрийским) и т. д. Чрезвычайно важен вывод П. Беркова о сложности литературно-художественного выражения идеологии русского Просвещения: «Было бы… ошибкой прямолинейно называть это многообразие стилистических исканий каким-либо одним термином – например, сентиментализмом, реализмом или преромантизмом. Это сильно обеднило бы наше представление о художественной, эстетической жизни последней трети XVIII века» (стр. 195).

Работа П. Беркова со всей очевидностью свидетельствует, что подлинно научный путь изучения русского просветительства состоит в детальном анализе национальной специфики этого феномена. Труд П. Беркова весомо противостоит наметившейся у некоторых новейших исследователей тенденции приурочивать факт возникновения просветительства в России лишь к 60-м годам XIX века.

Еще одна крупная работа, включенная в сборник; – «Особенности русского литературного процесса XVIII века». Она была впервые Опубликована в ГДР и осталась вне поля зрения широкого, читателя. Между тем ее методологическое значение трудно переоценить. Здесь в центре внимания П. Беркова оказались закономерности литературного процесса, логика развития русской литературы XVIII века. Укажем на некоторые проблемы, затронутые в этой статье: дифференцированность понятия «европеизация» (так, при Петре I и при Екатерине II это понятие наполнялось различным социально-культурным смыслом); связь «новой» русской литературы с литературой «переходного периода» (конец XVII – начало XVIII века)²; значение переводов с европейских языков для русской словесности; вопрос о ее «подражательности»; роль античной культуры в ее формировании (кстати, эта интереснейшая и Малоизученная проблема, издавна волновавшая исследователя, отразилась и в ряде других статей сборника); анализ «приемов», применявшихся писателями XVIII века для критики современных им явлений действительности. Отметим, что не только разработка поднятых ученым проблем, но и самый жанр его исследования имеет, видимо, большое будущее³.

В сборнике по рукописи опубликована монография «Немецкая литература в России в XVIII веке», оставшаяся, к сожалению, незавершенной. Но и написанные главы, вводящие в историко-литературный оборот много ценных материалов, являются важным вкладом в изучение немецко-русских литературных контактов, в них осмысляется, «в каких условиях и с какой целью» (стр. 258) обращалась русская литература к литературе немецкой. Собственно историко-литературные наблюдения тесно связаны здесь с анализом социально-политической и культурной ситуации в России XVIII века.

Это позволило ученому вскрыть не только социальные корни различных тенденций литературного развития, но – в отдельных случаях – и импульсы обращения писателей к той или иной иноязычной литературе. В частности, по мнению П. Беркова, явная ориентация Ломоносова на немецкую словесность была продиктована стремлением поэта придать русской культуре демократический характер. В то же время предпочтение, отдававшееся французской литературе Сумароковым, вытекало из его последовательно дворянской культурной позиции.

Широко представлены в книге монографические статьи с русских писателях XVIII века. Одни из них специальны и академичны («Проблема литературного направления Ломоносова»), другие имеют более популярный, так сказать, очерковый характер (этюды о Новикове, Державине и Карамзине). Но даже и в работах последнего типа, по необходимости кратких и обобщенных, содержатся положения, важные для историка русской литературы. Такова, к примеру, мысль ученого о роли «Бедной Лизы» Карамзина в формировании этического идеала русской литературы, в определении тех проблем, которые будут волновать ее на протяжении более чем столетия («…В пяти строках эпилога «Бедной Лизы» содержится конспект большой психологической повести, героем которой является «бедный Эраст» – стр. 252).

Особое место среди работ П. Беркова занимают его статьи о Пушкине. Их в сборнике две. В первой – «Пушкинская концепция истории русской литературы XVIII века» – счастливо соединились глубокие познания ученого в области историографии русской литературы XVIII века с тонким пониманием пушкинского творчества. Как: известно, проблема «Пушкин и литература XVIII века» и до работы П. Беркова была предметом внимания ряда серьезных исследователей – в частности, С. Бонди и Д. Благого. Но П. Берков подошел к проблеме по-своему: он впервые включил воззрения Пушкина в контекст суждений о литературе XVIII столетия целого ряда писателей 1800 – 1820 годов – Карамзина, Жуковского, Борна, Батюшкова, Греча, Кюхельбекера и других, справедливо полагая, что «на фоне всех этих оценок только и становятся ясными позиции Пушкина в отношении изучения истории литературы XVIII века» (стр. 314). В результате такого соотнесения удалось показать действительную оригинальность позиции Пушкина, ее полемичность по отношению к мнениям предшественников (прежде всего – Карамзина). Органичное проникновение в позицию Пушкина позволило исследователю предложить свое прочтение четвертого пункта конспекта пушкинской статьи «О ничтожестве литературы русской» – отличное от того, которое было принято в ряде авторитетных изданий, в том числе и в Полном собрании сочинений Пушкина. Работа П. Беркова прочно вошла в научный обиход⁴.

Несколько иначе сложилась судьба другой пушкиноведческой статьи – «Пушкин и итальянская культура». Появившаяся в труднодоступном итальянском издании, она не получила должного отклика среди пушкинистов. П. Берков попытался пересмотреть здесь традицию, согласно которой роль итальянской культуры в формировании творческого сознания Пушкина была крайне незначительна. Предполагалось, что поэт вообще имел мало источников, из которых он мог бы черпать сведения об Италии. Опираясь на большое количество фактов, П. Берков показал, насколько далеки от истины эти мнения. Тщательный анализ лицейских лекций И. Кайданова и курса П. Георгиевского (реконструированного на основе сопоставления неоконченных конспектов А. Горчакова с позднейшими печатными изданиями «Руководства к изучению русской словесности») позволил автору показать, что Пушкин уже в лицейские годы должен был получить значительное количество сведений об итальянской культуре. Важно и указание на обширную русскую журнальную литературу 10-х – начала 20-х годов, посвященную итальянским темам. После приведенных П. Берковым неучтенных данных вполне закономерно звучит его мысль о том, что именно хорошая осведомленность в итальянской культуре позволила Пушкину высоко оценить ее значение в развитии культуры общеевропейской (см. стр. 360).

Составители сборника (Н. Кочеткова и Г. Фридлендер)⁵ приложили немало усилий к тому, чтобы представить по возможности все стороны многогранного таланта исследователя: специалисты по достоинству оценят работы, посвященные литературам народов СССР и общим вопросам изучения литературы (хотя, на наш взгляд, иные из этих работ кое в чем дублируют друг друга).

Приходится только пожалеть, что среди монографических работ о писателях XVIII века отсутствует статья «Некоторые спорные вопросы современного изучения жизни и творчества А. Н. Радищева»⁶. Во-первых, о важности изучения творчества Радищева говорить не приходится. Во-вторых, в этой статье отразились самые яркие черты научного «почерка» П. Беркова – исчерпывающие знания литературы об исследуемом авторе; строгая научная объективность; свободное владение огромным фактическим материалом, базирующееся на собственных многолетних изысканиях; наконец, мастерство корректной и остроумной научной полемики.

Отметим и еще один досадный пробел. Читатель настоящего сборника увидит, насколько энергично и темпераментно спорил П. Берков в различных своих статьях с учеными, отстаивающими существование барокко в русской литературе XVIII века (в частности, с Д. Чижевским и А. Андьялом). И у читателя, специально не занимавшегося этим вопросом, должно создаться впечатление, что П. Берков был сторонником истолкования литературы середины XVIII века как литературы «классицистической» по преимуществу (это, во всяком случае, следует из статьи «Проблема литературного направления Ломоносова»). Между тем воззрения ученого по данному вопросу не оставались неизменными. В 1964 году П. Берков опубликовал статью «Проблемы изучения русского классицизма», в которой вообще предложил отказаться от термина «русский классицизм». Он, в частности, замечал: «…Отказ от пользования оспариваемым термином может огорчить, по моему мнению, только небольшую группу литературоведов, считающих, что в присвоении какому-нибудь литературному явлению «соответствующего» «изма» заключается смысл его изучения… Освобожденные от традиционного «гипноза слов», от различных внутренне противоречивых «измов», литературоведы смогут – по крайней мере могли бы – изучать факты, явления и процессы художественного развития национальной литературы во всей их сложности…»⁷ Далеко не все литературоведы согласились с предложением П. Беркова. Но все же эта статья – не только факт биографии ученого, но и немаловажный факт развития науки в целом. Отсутствие ее в сборнике нельзя считать оправданным.

Можно, конечно, сожалеть и об отсутствии в книге многих других работ ученого. Однако мы отдаем себе отчет в том, что проблема полноты применительно к изданию научного наследия П. Беркова – проблема весьма специфическая. Его научное наследие огромно.

И, что самое важное, оно в большинстве своем нисколько не устарело. Монографии о Козьме Пруткове, о Ломоносове и литературной полемике его времени, об истории русской журналистики XVIII века – по сей день настольные книги литературоведа, историка, культуролога. А сколько статей П. Беркова рассеяно по труднодоступным сборникам, «ученым запискам»⁸!.. Собранный исследователем огромный фактический материал, разработанная им отточенная, в своем роде образцовая научная методика – прекрасная школа для новых поколений литературоведов.

1. П. Н. Берков, Введение в технику литературоведческого исследования, Л., Учпедгиз, 1955, с. 42.[↩]
2. В последние годы этой проблемой много и плодотворно занимаются Г. Моисеева и А. Панченко.[↩]
3. В качестве параллели укажем на замечательную монографию Д. Лихачева «Развитие русской литературы X – XVII веков» (Л., «Наука», 1973), которую сам автор рассматривает как подготовительный, этап «для построения будущей теоретической истории русской литературы X – XVII вв.».[↩]
4. Методика работы П. Беркова, безусловно, была учтена в исследовании В. Вацуро и М. Гиллельсона «Пушкин и книга Вяземского о Фонвизине», где взгляды зрелого Пушкина на литературу XVIII века рассмотрены в контексте литературных споров 1830-х годов. Показательно, что исследователями в основном принято и предложенное П. Берковым прочтение статьи «О ничтожестве литературы русской» (см.: «Новонайденный автограф Пушкина», М. – Л., «Наука», 1968, с. 99).[↩]
5. Говоря о сборнике, нельзя не упомянуть и о лаконичной вступительной статье Д. Лихачева, в которой дан яркий и выразительный портрет П. Беркова как ученого и человека.[↩]
6. См.: «XVIII век», сб. 4, М. – Л., Изд. АН СССР, 1959.[↩]
7. «XVIII век», сб. 6, М. – Л., «Наука», 1964, с. 29.[↩]
8. См.: «Павел Наумович Берков. 1896 – 1969 (Материалы к биобиблиографии ученых СССР)», М., «Наука», 1982.[↩]