№3, 1986/Обзоры и рецензии

Загадка Анны Зегерс

Т.Мотылева, Анна Зегерс. Личность и творчество, М., «Художественная литература», 1984, 399 с.

«Загадка Анны Зегерс» – эти слова могут показаться парадоксом. Об Анне Зегерс много говорили и писали; в нашей стране ее имя известно едва ли не каждому читателю. Казалось бы, что загадочного в ее личности и творчестве? И, однако, загадка налицо, и, не отдав себе в этом отчета, в художественном мире Зегерс невозможно разобраться.

Перечитаем предельно лаконичный рассказ «Квадрат» (1934)– полторы странички печатного текста. В фашистской Германии у девочки-школьницы арестовали отца. Родные хотят, чтобы она забыла о нем, но все ее существо упрямо сопротивляется этому. При этом она остается ребенком, по-детски хитрит и скрывает от взрослых свои мысли. Здесь нет ни тени сентиментальности; рассказ предельно драматичен и сжат. Как Зегерс удалось добиться того, что эти полторы странички емкой прозы по мастерству и насыщенности не уступают большой повести,– это ее писательская тайна, которую не так легко разгадать. Почти непостижимо и умение Зегерс найти такую подробность или метафору, которая мгновенно раскрывает суть происходящего. В «Седьмом кресте» бежавший из концлагеря Гейслер случайно встречается на свободе с другим таким же беглецом– Фюльграбе. Тот сломлен и намерен добровольно сдаться фашистским властям. Взглянув на него, Гейслер замечает его необычно крупные зубы– «зубы черепа». Этим все уже сказано. Искусство Зегерс таит в себе много неизведанного, и над этим нам еще не раз предстоит задуматься. Есть и другая грань у феномена Зегерс: ее слово обладает загадочной, почти магической силой воздействия, и не только на единомышленников, но зачастую и на людей, далеких от убеждений писательницы.

Нетти Радвани (1900– 1983), вошедшая в немецкую и мировую литературу под именем Анны Зегерс, продолжает привлекать внимание исследователей во многих странах Европы и Америки. В ГДР изданы серьезные исследования о Зегерс, среди которых наиболее значительны статьи Пауля РИАЛЫ и книги Фридриха Альбрехта, безвременно скончавшегося талантливого литературоведа Курта Батта, Инги Дирзен. Писали о ней и наши литературоведы, но только сейчас, после выхода в свет книги Т. Мотылевой, давно изучающей творчество Зегерс, мы можем сказать, что и на русском языке появилось капитальное исследование.

Подзаголовок этой книги: «Личность и творчество» – вполне оправдан. В сущности, в книге два героя: всемирно известная писательница Анна Зегерс и скромная женщина Нетти Радвани (урожденная Рейлинг), у которой есть своя биография: детство, проведенное в старинном Майнце, в Рейнской области, студенческие годы, отданные изучению истории искусств, затем– семья и дети (она вышла замуж за венгерского революционера-эмигранта Ласло Радвани). И страшные годы фашизма и эмиграции: мать писательницы гибнет в концлагере, муж ее также попадает в лагерь, и лишь чудом ей удается спасти себя и свою семью. Эта поразительная по своей подлинности биография ничем не отличается от биографий тысяч антифашистов. Но если бы Нетти Радвани не прошла этот крестный путь испытаний, она не стала бы той Анной Зегерс, которую мы знаем и любим. Все эти факты собраны Т. Мотылевой буквально по крупицам. Ибо, как ни странно, ни одной биографии Анны Зегерс не существует, и среди многих сотен печатных страниц ее наследия мы бы едва ли нашли хоть одну автобиографическую или мемуарную заметку. Нетти Радвани не хотела ничем выделяться среди своих современников.

Но, разумеется, главная героиня книги– это писательница Анна Зегерс. Самым тщательным образом прослеживается весь ее литературный путь, начиная с первых, несколько мрачных по своей тональности, но глубоко правдивых повестей («Грубеч», 1927; «Циглеры», 1930). Из ранних ее произведений по праву выделены два наиболее примечательных по своей поэтической силе, сдержанной, сознательно жесткой точности описаний и по своему мятежному духу: повесть «Восстание рыбаков» (1928) и роман «Спутники» (1932). Повесть неожиданно принесла молодой писательнице одну из высших литературных наград Германии– премию Клейста. В романе «Спутники»1изображены трагические судьбы революционеров и эмигрантов в разных странах Европы и даже Азии после отлива революционной волны 1917– 1919 годов и торжества кровавого белого террора. Он своеобразен и по форме: здесь найден особый способ синхронного повествования, соединяющего (в мозаике коротких глав) события, далеко разделенные в пространстве. Как отмечает автор, на Зегерс «оказали влияние эксперименты Дос Пассоса, обновившего форму социального романа» (стр. 73), прежде всего его «Манхеттен» (1925) и «42-я параллель» (1930). Столь же очевидно, на наш взгляд, и сходство «Спутников» с ранними романами И. Эренбурга.

Навсегда связав свою судьбу с борьбой за освобождение угнетенных (в год выхода «Восстания рыбаков» она вступила в Компартию Германии), Зегерс не могла оставаться на родине после фашистского переворота. В трудные, подчас трагические годы изгнания ее творчество поднимается на небывалую ранее высоту. Трем ее романам, созданным в этот период: «Седьмой крест» (1942), «Транзит» (1943) и «Мертвые остаются молодыми» (1944–1949; этот последний роман был завершен уже после разгрома фашизма),– Т. Мотылева по праву уделяет особенно пристальное внимание.

Обращаясь к одному из вершинных достижений Зегерс– роману «Седьмой крест» (рут копись которого, как мы узнаём, уцелела буквально чудом в трагическое время бегства писательницы из оккупированной Франции), автор монографии четко выделяет главное в его художественной структуре. Это– необычайная сжатость повествования («действие охватывает всего семь дней», «романное время… необычайно уплотнено»; стр. 143). Это– важная роль символов и лейтмотивов: кресты, поставленные комендантом концлагеря, чтобы к ним «привязывать пойманных беглецов», дают возможность «художественно переосмыслить давний христианский символ страдания» (стр. 141). Здесь он превращается «в символ героического противостояния, непокорства» (там же). Это, наконец, лирическая окраска повествования, колорит которого во многом определяется яркими картинами природы, берегов Рейна и Майна (родины Анны Зегерс).

Пауль Рилла не без основания называл эту книгу «романом о немецкой природе».

Форма романа, при которой одно событие– бегство семи заключенных из лагеря– влечет за собой целую цепь следствий и в итоге, как глубинный зонд, высвечивает души многих людей, напоминает романы Достоевского (особенно «Преступление и наказание»). Любовь к Достоевскому Зегерс с юных лет пронесла через всю жизнь. Автор книги верно пишет о том, что для революционной литературы этих лет роман Зегерс был очень необычен. Это проявилось и в утонченности психологического анализа (в этом смысле, вероятно, лишь антифашистский роман Андре Мальро «Годы презрения» может соперничать с «Седьмым крестом»), и в выборе главного героя: Георг Гейслер, импульсивный и неуравновешенный юноша, лишь постепенно обретающий черты стойкого борца, меньше всего похож на «рыцаря без страха и упрека». И особенно в том, что идея романа до такой степени воплощена в его художественной форме– в облике героев, в конфликте, в символике и даже в картинах природы,– что вычленить ее отдельно, в чистом виде, попросту невозможно. Это заметно отличает роман Зегерс от некоторых других, даже незаурядных, произведений эмигрантской литературы, таких, как несколько риторичный в своем антифашистском пафосе роман Альфреда Неймана «Их было шестеро» (1944), посвященный знаменитой мюнхенской подпольной группе «Белая роза». Речь Зегерс неизменно спокойна (при большой внутренней напряженности), а каждый из ее героев– даже те, кого она ненавидит,– это живой человек со своим обликом, характером и особым складом личности.

Но именно это своеобразие романа иногда могло быть понято превратно. Друг Зегерс, выдающийся эстетик и критик Г. Лукач, писал в одной из своих наиболее известных работ, что Зегерс дала всего лишь мастерское изображение личных судеб героев, обойдя молчанием смысл борьбы с фашизмом. Этот упрек несправедлив, и Т. Мотылева отводит его, сохраняя корректный и уважительный тон по отношению к Г. Лукачу, что в данном случае немаловажно.

Обращаясь к другому роману, «Транзит», Т. Мотылева приводит выразительный отзыв Генриха Бёля: «Анне Зегерс удается… совершить нечто необыкновенное, почти необъяснимое: передать реалистическими средствами невероятность ситуации, абсурд бешеной погони за транзитом… Из ситуации, поддающейся точному политически-историческому определению, вырастает роман, соединяющий в себе черты саги, эпоса и мифа…» (стр. 205), Напряженность действия, характерная уже для «Седьмого креста», доведена в «Транзите» до предела. Как отмечает исследователь, «все события сосредоточены на пространстве сравнительно нешироком» (стр. 209)– в нескольких кварталах Марселя. «Транзит» – может быть, лучший из романов об антифашистской эмиграции. Беженцы изображены здесь в час смертельной угрозы (большая часть Франции уже оккупирована, а отъезд из страны сопряжен с громадными трудностями). Верно и глубоко раскрывая идейную и нравственную проблематику «Транзита», Т. Мотылева все же допускает некоторые преувеличения. Едва ли в образе коммуниста Гейнца (который, как отмечает и сама Т. Мотылева, «стоит на периферии действия»; стр.209) «наиболее наглядно воплощен нравственный и политический пафос романа» (там же). «Транзит», как ни одна другая книга Зегерс, повествует о тягчайших испытаниях человеческих душ; перспектива активной борьбы со злом здесьтолько намечена,но не воплощена в действии. Именно благодаря такой специфике авторского замысла фигура Гейнца и возникает в романе лишь «на периферии»; и даже о решении главного героя книги, рабочего Зайдлера,– остаться во Франции и вместе с французскими патриотами бороться против оккупантов,– сказано только в финале романа, и очень лаконично.

Емко и точно определив особенности художественной структуры «Транзита», автор напоминает о том, что тяжкое хождение героев романа по лабиринтам посольских канцелярий вызвало у некоторых проницательных и авторитетных критиков ГДР– прежде всего у Пауля Риллы– законные аналогии с Кафкой. «Самое примечательное в книге,– писал он о «Транзите»,– это ее родство с гнетущим миром повествований Франца Кафки. Да, это та же неизбежность гнета, которой управляют те же силы всемогущего неразумия. И искусство, с которым безупречно изображена деятельность этого смертельного механизма, обладает той же зловещей точностью. Но… Кафка превращает реальность в кошмар. Анна Зегерс превращает кошмар в реальность» 2, вскрывая его социальную природу.

Жаль, что в книге не нашлось места, чтобы хотя бы кратко поговорить о языковой фактуре «Транзита». Этот самый экспрессивный из романов Зегерс является в то же время одной из вершин ее речевого мастерства. Каждая фраза, внешне спокойная, обладает громадной скрытой энергией, подобно сжатой стальной пружине. Вероятно, иные страницы «Транзита» войдут в будущие хрестоматии как образцы немецкой прозы. К сожалению, русские переводы Зегерс еще оставляют желать лучшего.

Крупнейшим эпическим произведением Зегерс, созданным в годы зрелости, является ее роман «Мертвые остаются молодыми». В монографии приведен мало известный даже специалистам отзыв о нем Германа Гессе. По словам Гессе, главная тема романа– «новейшая немецкая история»»с 1919 до 1945 года». «Роман этот принадлежит Анне Зегерс, коммунистке, и весь он, включая и название «Мертвые остаются молодыми», мне очень понравился, ибо в нем живет поэтическая сила, любовь и справедливость…» (стр. 252). Правда, эта высокая оценка затем сопровождается у Гессе известными оговорками. Т. Мотылева глубоко анализирует как проблематику романа (отлив революционной волны и разгул белого террора в 1919 году предстают здесь как недоброе предвестие последующих трагических десятилетий), так и его художественную структуру. Она выделяет новую для Зегерс «эпическую связность и плавность» (стр. 248) повествования. В отличие от «Седьмого креста» композиционным центром романа уже не является какое-тооднособытие. Чрезвычайно интересна мысль Т. Мотылевой, что в этом романе (хотя и в совершенно новом качестве) как бы возрождается полицентрическая структура действия, к которой Зегерс ранее обращалась в «Спутниках».

Несмотря на глубокие и верные соображения, эта глава книги вызывает у нас и некоторые сомнения. Дело в том, что именно в этом романе Зегерс стремится к наиболее всестороннему, пластическому и подробному изображению жизни. Благодаря этой пластичности читатель романа с особой наглядностью видит перед собой живых людей (будь то крупный рейнский промышленник, офицер рейхсвера или простой рабочий) и вместе с тем ту– чрезвычайно тонко прослеженную Зегерс– систему мельчайших, обычно скрытых «капиллярных сосудов», по которой жизнь отдельного человека (подчас незримо и неосознанно) соединяется со временем и историей.

К сожалению, эта система «капиллярных сосудов» в какой-то мере выпала из поля зрения исследователя. Благодаря этому связь героев романа с немецкой историей нередко дана без посредующих звеньев. Появляются непривычные для читателя этой книги (как, впрочем, и других книг Т. Мотылевой) чересчур общие формулировки (например, Зегерс «представила… связь крупного капитала с фашизмом в живых лицах, в четко очерченных индивидуальных характерах»; стр. 257). Бесспорно, что социальный, исторический аспект чрезвычайно важен в этом романе. Но это еще не дает оснований рассматривать персонажей романа только как абстрактные знаки той или иной социальной функции. Например, когда исследовательница, комментируя роман, подробно говорит о вреде раскола в немецком рабочем движении, возникает впечатление, xто нам эти факты уже известны. Спору нет, эта тема существенна в романе, и никто не призывает ее обходить; но в анализе романа в целом, вероятно, можно было найти другие пропорции. Всем памятны фундаментальные исследования Т. Мотылевой о значении Толстого и Достоевского для европейского литературного процесса. Нам кажется, что именно в этом ключе, через освоение русской эпической традиции (которая в «Седьмом кресте» и «Транзите» в силу их лирической тональности все же менее ощутима), Зегерс и шла к созданию своей эпической панорамы. Не случайно Достоевский (как отмечает Т. Мотылева) играет такую роль в духовном развитии одной из героинь романа– юной Аннелизы Венцлов.

Вообще женщины в романе– это особая и важная тема (у Зегерс негативные женские образы встречаются не часто). Характерно, что именно в женщинах из «высшего общества» (даже в таких изломанных и самовлюбленных, как Элизабет Ливен) Зегерс тонко подмечает искру человечности. Случайно услышав рассказ о злодеяниях в концлагерях, Элизабет содрогается и навсегда пробуждается от духовной летаргии. Автор книги слишком бегло говорит об этом, давая в целом негативную характеристику Элизабет и в основном рассматривая семьи Ливен и Венцлов лишь как единые отравленные фашизмом групповые «кланы».

В последних главах внимательно изучается послевоенное творчество Зегерс и ее неутомимая общественная деятельность в демократической Германии. Как подчеркивает Т. Мотылева, и в изображении кровно близкой ей новой действительности Анна Зегерс сохраняет свойственное ей бесстрашие, не уклоняется от трудных вопросов. Так, в романе «Доверие» писательница, воздавая должное созидательному труду строителей новой Германии, вместе с тем сурово осуждает бюрократизм, невнимание к простым людям. Эти негативные явления по существу облегчили подрывную работу провокаторов накануне и во время известных событий 17 июня 1953 года (которые подробно и правдиво изображены в романе).

Т. Мотылева по достоинству оценивает эпическую дилогию Зегерс («Решение», 1953; «Доверие», 1968) с ее широким охватом действительности, четким изображением контрастов послевоенного времени. Но исследовательница не умалчивает и об известных слабостях этих романов: излишнее увлечение производственными проблемами, особенно в «Решении»; эскизность в обрисовке героев, а в отдельных главах– и бедность, некоторая вялость языковой фактуры. Свойственная Зегерс поэтическая выразительность речи, тяга к символике и подчеркнутое внимание к художественной детали более отчетливо проявляются в этот поздний период в ее малой прозе. С полным основанием автор книги выделяет такие замечательные сборники новелл и повестей, как «Свет на виселице» (1961), «Сила слабых» (1965), «Странные встречи» (1973), в которых наряду с современностью важную роль играют исторические, фантастические и легендарные сюжеты и мотивы.

Новеллистика Зегерс– особая и очень яркая страница немецкой прозы, которой критика еще не уделила должного внимания. Как отмечает Т. Мотылева, Зегерс владеет «искусством предельно сжатого повествования», в котором «подробности сведены к минимуму» (стр. 357). Это совершенно верно. И все-таки малая проза Анны Зегерс рассмотрена в книге слишком скупо. Ее притчи и рассказы («Три дерева», «Корабль аргонавтов» и др.) поражают выразительностью каждого слова. Недаром писатель Ф. Вайскопф высказал интересную мысль, что Зегерс по природе своего дарования является больше новеллисткой, чем романисткой, и даже «Cедьмой крест» представляет собой своего рода «венок новелл».

Т. Мотылева в книге зорко и внимательно выявила многие существенные черты художественного стиля Анны Зегерс. В этом смысле ее труд безмерно далек от тех литературоведческих сочинений, где романы Зегерс рассматривались как своего рода наглядное пособие по курсу немецкой истории. И напротив, многое сближает его с работами таких исследователей немецкой литературы XX века, как В. Адмони, Т. Сильман, Д. Затонский, в которых особое внимание уделено художественной образности, самой фактуре текста. Тем более достойно сожаления, что в книге нет особой главы о поэтике Зегерс. Это позволило бы автору углубить и расширить свои интересные наблюдения, и, конечно, эта тема важна и сама по себе.

Все это не отменяет общего вывода: книгу Т. Мотылевой закрываешь с чувством благодарности к автору. Громадный эпический мир, созданный Анной Зегерс, ее неизменное внимание к «болевым точкам» германской истории, ее строгое и взыскательное мастерство оценены в исследовании точно и убедительно. Что же касается особой «загадки» Анны Зегерс, тайны ее художественного обаяния, о которой уже шла речь, то и она после чтения этой книги во многом прояснилась. К счастью, она никогда не будет разгадана до конца. Ив этом– залог того, что лучшим книгам Анны Зегерс суждена вечная молодость, ибо они и впредь будут волновать умы и сердца.

  1. Еще в 1934 году роман был издан и у нас (под более близким к оригиналу заглавием «Попутчики»). В недавнем шеститомном собрании сочинений Зегерс этот роман не совсем удачно назван «Соратники». Такое название вносит чуждую поэтике Зегерс излишнюю патетичность и плакатность. Кроме того, среди героев романа, как отмечает Т. Мотылева, заметную роль играют и те, кто заколебался после поражения революции (философ Штайнер) или даже «дрогнул и струсил… в особо ответственную минуту» (с. 70). Это бывшие «спутники», но никак не «соратники». Поэтому при новых изданиях романа необходимо, на наш взгляд, восстановить заглавие оригинала.    []
  2. PaulRilla, Vom bürgerlichen zum sozialistischen Realismus, Leipzig, 1967, S. 162. []

Цитировать

Ратгауз, Г. Загадка Анны Зегерс / Г. Ратгауз // Вопросы литературы. - 1986 - №3. - C. 243-250
Копировать