Зачем разрушаются легенды

В. Турбин комментирует все: искусство самодеятельных босоножек, Проппа, Шекспира, Драча, – к этому мы уже привыкли. Примирились и с тем, что в его причудливых зеркалах трагическое выглядит смешным, длинное – плоским, узкое – круглым. Лучше быть нелепым, чем банальным! Все что угодно, но только не скучная правильность, только не фотография. «Фотографирование, – пишет В. Турбин, – наиболее неестественный, наиболее нереалистический способ отражения мира, и нельзя исказить жизнь больше, чем искажает ее фотография…»

Но сам-то идет как раз от фотографии, от «неестественного»»способа отражения мира», только сильно модернизирует его. Сначала зеркальные видоискатели причудливо «режут» негатив. Затем, отпечатав с разным и весьма произвольным увеличением осколки, В. Турбин «собирает» это вдребезги, до неузнаваемости раздробленное изображение, монтируя из разномасштабных кусочков, как из мозаичных камешков, фантастические литпортреты. Выглядят они весьма живописно и «модерно». Не сразу и поймешь, что это всего лишь эффектный – под Пикассо – фотомонтаж…

Вот один из самых свежих примеров – из статьи В. Турбина «Есенин как легенда и как проблема» («Молодая гвардия», 1965, N 11).

Говорил Маяковский: «Парадом развернув моих страниц войска, я прохожу по строчечному фронту»? Говорил. Быть ему полководцем.

Есенин, правда, о своих Партизанских склонностях словом не обмолвился, но метод В. Турбина предполагает и возможность перестановок. Есть у Есенина такие стихи: «Если не был бы я поэтом, то, наверно, был мошенник и вор»? Есть… Опять же Номах – Махно… Сделаем «рокировочку», и пожалуйте – готовый позитив:

«…Доживи они (то есть Маяковский и Есенин. – А. М.) до Великой Отечественной, один был бы среди новаторов-полководцев, а другой, конечно, среди лесных и степных партизан…» Безапелляционно, как справка из домоуправления (выдано поэту Сергею Есенин): «…Итак, не кадровый офицер, а партизан; не врач, а знахарь…»

Писал Есенин: «Чтоб за все за грехи мои тяжкие, за неверие в благодать положили меня в русской рубашке под иконами умирать»? Писал. Достаточное ли это основание, чтобы утверждать: перед смертью Есенин обратился к богу? Если следовать «методу Турбина», то есть методу произвольного выбора » произвольного увеличения, я бы сказала даже – преувеличения, можно доказать и это…

Но при всем при этом на фоне «односторонней серьезности», если воспользоваться формулой М. Бахтина, эффектная несерьезность В. Турбина, его эксцентричная буффонада, его рассчитанные на эпатаж афоризмы поначалу нравились многим. (Почему бы не быть критике-буфф?)

Хотя справедливости ради надо сказать и о том, что в самое последнее время заметно ослаб интерес к «развлекательной» критике и явно обозначился спрос на сведения, так сказать, из первых рук. А кроме всего прочего, В. Турбин – постоянный комментатор журнала «Молодая гвардия», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Все это – в комплексе – не может пройти бесследно. Во всяком случае, многообещающий заголовок, которым В. Турбин украсил свою статью о Есенине, – «Сергей Есенин как легенда и как проблема», – тоже не случаен. Это в свою очередь дает право оценить эту работу по серьезному счету, тем более что речь идет о Есенине, поэте, о котором – хочешь не хочешь – надо писать всерьез. И потому, что, став классиком, Есенин не утратил своего живого, «ухватистого» обаяния, и потому, что за свои тридцать недолгих лет он «такого»»назагибал», что разогнуть, не сломав, не так-то легко.

Правда, В. Турбин исходит из прямо противоположной тезы;