За три десятилетия…

Впервые я услышал венгерскую речь поздней осенью 1944 года. Услышал и не понял.

К тому времени войска армии, в которой я служил, прошли Румынию, где мы понимали кое-что, Болгарию, где понимали почте все, Сербию, где тоже понимали почти все. Настолько, что 8 ноября я, помнится, переводил солдатам текст праздничного доклада прямо из «Борбы» – с листа.

И вот Венгрия, венгерский язык. Оказывается, мы, лингвисты-практики, не понимаем здесь ничего, ни слова.

Единственным исключением был майор Кривощеков. Он сказал мне с изумлением: «Все понимаю! Ну конечно, простые слова: хлеб, война, вода, девушка, один, два, три, четыре. Никто не понимает, а я понимаю». Кривощеков был манси, в только тысяча лет отделяла его от начала похода угорских племен с Урала на Дунай.

Мы не понимали по-венгерски, а венгры не понимали по-русски. Войска нашей армии шли не через Будапешт, – с его многочисленной интеллигенцией, со столетней традицией перевода русской литературы, – а по Южной Трансданубии. Это задунайская Венгрия, большие села и маленькие города с неудобновыговариваемыми именами, например Надьканижа. Где-то не очень далеко – знаменитый город Секешфехервар, название которого казалось солдатам рекордом языколомности. Русского языка не знает никто. Бывшие военнопленные (еще со времени первой мировой войны), даже бывшие красноармейцы, – их было довольно много, – репатриированные в начале 20-х годов, забыли его за четверть века.

А переводчики нужны, необходимы. Два народа, два языка взаимодействуют ежечасно. И вот, покуда в просвещенном Будапеште выходит антология русской поэзии до Клычкова и Мандельштама, в Трансданубии, на дальнем юго-западе страны, висят незабываемые вывески на русском языке. Например: «Заведение социал-демократической партии» – на помещении обкома социал-демократов в Надьканиже. Или даже: «Нужно пощадить. Вишневский». Эта последняя вывеска значит, что комендант города майор Вишневский позволил вывесить нечто вроде охранной грамоты.