№2, 1968/Обзоры и рецензии

«Я есть народ…»

Это говорит герой великого украинского поэта Павло Тычины. И сам Павло Тычина. И Александр Довженко. И Василь Чумак. И Василь Эллан. И Яков Мамонтов. И Иван Вырган. И Григорий Тютюнник. О их творчестве, о современной советской литературе написал свою новую книгу Ю. Барабаш.

С полным правом автор вынес замечательные слова Тычины в заголовок книги, ибо в ней действительно все многообразие размышлений, полемических монологов, поэтических разборов, заметок на полях прочитанных книг воедино соединяется всеохватывающей идеей народности советской литературы.

Исследователь говорит о самом главном в литературе социалистического реализма. О ее идеале, о новом понимании ею мира и человека, о выражении сокровенных дум народа, перестраивающего жизнь на коммунистических основах, о партийности, идейности, художественном новаторстве, беря все эти категории в их эстетическом выражении. Красота прекрасное здесь – сущность этих категорий. «Кто-то невольно вымолвил слово: красота, – цитирует он одну из статей М. Рыльского. – Все как-то вдруг встрепенулись. Мы как будто забыли это слово, забыли, что обязательным качеством романа, поэмы, музыкального произведения, картины, статьи является то, что они, выражая и прославляя передовые идеи своего времени, служа народу, обязаны быть прекрасными. Тотчас начался горячий разговор о красоте. Мы обрадовались, вспомнив известные слова Маркса о том, что человек творит по законам красоты».

Понятие прекрасного в книге Ю. Барабаша многогранно, но совершенно определенно, конкретно. Он воюет против искусства равнодушного, бесцельного, бессмысленного и безмысленного: «В искусстве важно не только, что и как изображается, но и во имя чего изображается».

Композиционно исследование советской литературы строится в книге по «кольцевому» принципу. В первой части автор рассматривает коренные проблемы, основные эстетические принципы советского искусства: отношения искусства и действительности, понимание правды жизни, героя и героического в литературе нового мира, соотношение правды жизни и коммунистического идеала, роль передового мировоззрения, передовой позиции писателя в глубоком художественном воссоздании мира, его преобразовании. Все главы этой части книги насквозь полемичны. Но спорит критик каждый раз не для того, чтобы повергнуть противника к ногам своим, а единственно для того, чтобы «высветлить истину».

Автор талантливой книги о Довженко, его эстетике Ю. Барабаш и в новой своей работе, естественно, много говорит о понимании художественной правды, реализма, романтизма великим украинским писателем и кинорежиссером. Вступая в спор с теми, кто противопоставляет романтизм в нашей литературе ее реализму, он, как мне кажется, даже несколько прямолинейно утверждает, что наступило время полным голосом сказать о реализме Довженко.

Разумеется, в романтизме не следует видеть антипод реализму советской литературы. Конечно же, в кино-повести «Украина в огне», так же, как, впрочем, и в «Щорсе», торжествует реализм. Но, подчеркивая это, вряд ли нужно «спрямлять» путь таких писателей, как тот же Довженко или Яновский в украинской, Багрицкий – в русской, Г. Табидзе – в грузинской литературах, и не замечать в их творчестве произведений, в которых торжествовал романтизм, романтизм новый по своему качеству.

Вместе с тем все, что говорит Ю. Барабаш в дополнение к своей предыдущей книге об эстетических взглядах Довженко, чрезвычайно интересно. Это касается прежде всего проблемы героя. Отбрасывая «идеального героя» как «мертворожденное дитя схематизма и нормативности в эстетике», Ю. Барабаш едко высмеивает и попытки навязать советской литературе другие схемы, вроде «героя с червоточинкой» или «позитивного персонажа». Наш герой должен быть именно героем, человеком великих идеалов, – говорит он и обращает внимание читателя на то, как сам народ понимает героя, убедительно показывая связь между этим пониманием и коренными принципами эстетики Довженко. Исследователь настаивает на праве искусства игнорировать «пятаки медных правд», если они мешают выявлению «чистого золота правды», настаивает на праве искусства прибегать к преувеличениям, к ярким краскам при изображении светлого, здорового, человечного, при изображении радости труда.

В главе, посвященной творчеству Довженко 1941 – 1956 годов, конкретизируются основные эстетические принципы советского искусства, показывается, к какому глубокому я многогранному художественному изображению действительности они приводят подлинных художников. «Двое смотрят вниз. Один видит лужу, другой звезды. Что кому», – приводит Ю. Барабаш знаменитые слова Довженко и со всей убедительностью доказывает: именно потому, что Довженко, всматриваясь в глубины нашей жизни военного периода, не забывал о звездах, он сумел в рассказе «Ночь перед боем», в киноповести «Украина в огне» уже в ту пору сказать трудную правду о первых месяцах войны, показать необыкновенный подвиг обыкновенных советских людей во всем его драматическом величии. И в данном случае нельзя не согласиться, что романтический Довженко оказался более суровым реалистом, чем некоторые писатели, похваляющиеся своим реализмом только потому, что в их книгах «все как в жизни», «псе как в настоящем окопе». Гиперболизм же, фантастические ситуации и т. п. оказываются удачными приемами выявления «неимоверных протуберанцев человеческой души», формой выражения героической природы народного характера, его величия и масштабности.

В связи с этим, возвращаясь к теоретическому осмыслению таких понятий, как «правда», «человечность», «идеал», а искусстве нового мира, Ю. Барабаш приводит много интересных размышлений Л. Довженко, в методологическом отношении глубоко родственных тому, что составляет основу эстетики М. Горького. Приходится пожалеть, что исследователь не делает такого сопоставления.

Если в первой части книги теоретически осмысляются основные завоевания советской литературы, ее эстетические принципы, то вторая часть возвращает нас к самым истокам советского искусства, показывает, иеной каких духовных исканий эти принципы обретались, как они крепли и побеждали в творчестве отдельных художников. Естественно, Ю. Барабаш в данном случае сосредоточивается на писателях наиболее близкой ему украинской литературы. Как правило, он обращается к творчеству художников трудной судьбы, иногда идет по целине. Я имею в виду, в частности, статьи, посвященные таким зачинателям украинской советской поэзии, как Василь Чумак и Василь Эллан (Блакитный), вокруг имен которых целые десятилетия царил «заговор молчания».

Не закрывая глаза на сложность творчества этих революционных поэтов, исследователь подходит к ним исторически, не снижая в то же время эстетических критериев при анализе их поэзии, и сам пишет о них поэтически, воссоздавая острую идейную борьбу, поиски и споры, и кипение молодых сил, и суровую романтику, пролетарского Харькова трудных 20-х годов…

Можно было бы подробно говорить об удачном анализе двух одноименных стихотворений «К труду» В. Чумака, его же циклов «Прочь, сомненья» и «Из утренних настроений», о глубоком раскрытии в процессе этого анализа идейно-эстетического кредо, выраженного самим поэтом в крылатой фразе: «Революция как источник! Революция как творческий объект!»

Ю. Барабаш не умолчал ии о «просвитянских», ни об эсеровских, ни о боротьбистских примесях в творчестве Блакитного. Путь поэта, каким его показывает исследователь, действительно не прямой. Но это путь честного художника и бесстрашно мыслящего революционера, неуклонно пробивающегося к правде, человека, который, пройдя сквозь все терния духовных исканий, твердо вошел в ряды коммунистов я стал одним из видных организаторов, руководителей, непосредственных созидателей социалистической культуры на Украине.

Недостаток места не позволяет говорить здесь об анализе поэзии и всей системы эстетических взглядов Блакитного. Скажу лишь о заключительной части посвященной ему работы. В ней рассказывается о неутомимой борьбе поэта против буржуазного украинского национализма. Блакитный умел обнаружить его под любыми одеждами и бить насмерть. Он учился подлинному, патриотизму и интернационализму у, Ленина и, в сущности, одним из первых ввел ленинскую тему в украинскую литературу.

Ленинизм стал для Блакитного надежным компасом во всей его деятельности организатора социалистической культуры. Вот почему еще в 1919 году он выступил против флибустьеров от искусства, которые похвалялись «дать какое-то абсолютно новое, абсолютно не похожее на все предыдущее, чисто пролетарское искусство». Он же, создавая писательское объединение «Гарт», подчеркивал: «…Степень нашего уважения к той или иной группе, к тому, иди иному художнику определяется объективной оценкою его творчества и близостью к нашим позициям, с учетом того, что элементы, которые ближе всего подошли к пролетариату... могут и должны втягиваться в наши коллективы, чтоб, пройдя последнюю закалку, окончательно войти в ряды активных бойцов за коммунизм».

Василь Эллан, так же как Василь Чумак, умер «молодым, слишком молодым». В одном из его писем матери есть такие слова: «Чего бы я не хотел – это, чтоб вы хоть в какой-либо мере меня идеализировали. Таких как я – поверьте – тысячи. Когда это нужно – мы можем быть холодными, как камень, и можем гореть, как огонь. Но мы – живые люди. Живем, ищем, учимся, ошибаемся, исправляем ошибки, умеем шлепать и по грязи, и по крови, умеем любить все живое – а больше всего тех, за чью долю (только не одного какого избранного или своего, родного, – а всех) мы, сцепив зубы, бились, бьемся и умрем сражаясь…» Вот таким и встает Василь Блакитный из-под пера Ю. Барабаша.

Хорошо написан и портрет Якова Мамонтова. Хотя горячее чувство авторской заинтересованности, мне кажется, иногда подводит исследователя, и он начинает «приподымать» произведения, в общем-то, не выдержавшие испытания временем. Но это же чувство помогает Ю. Барабашу в очерке «Иван Вырган» выйти победителем из спора с многочисленными критиками и представить нам объективный портрет одного из талантливейших поэтов, глубокого знатока самовитого украинского слова.

Книга завершается содержательным анализом романа «Водоворот», принадлежащего перу безвременно умершего Григория Тютюнника. Это произведение – выдающееся явление во всей украинской литературе последнего десятилетия. Ю. Барабаш всесторонне характеризует роман, который мог бы разрастись в эпопею, тонко нащупывает и обнажает нити, крепко связывающие его, с одной стороны, со всем лучшим, что было завоевано реалистической школой классического украинского романа Марко Вовчок, Нечуя-Левицкого, Панаса Мирного, с другой – с достижениями социалистического реализма. Такой подход позволяет Ю. Барабашу именно здесь как бы стянуть воедино лейтмотивы всей своей книги. Перед нами предельно конкретизированно выступают основные проблемы, не раз поднимавшиеся до того в исследовании. Соединяя, сливая их, Ю. Барабаш развивает идею синтеза лучших достижений всей украинской советской литературы как основы для ее дальнейшего развития, подъема на новую высоту. Как и во всех других разделах, тут Ю. Барабаш тоже полемичен. Косвенную полемику он ведет и со мною. Оставляя за собой право ответить на нее в другой раз, отмечу, что анализ романа «Водоворот» убедительно выявляет главные идеи этой интересной книги.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 1968

Цитировать

Овчаренко, А. «Я есть народ…» / А. Овчаренко // Вопросы литературы. - 1968 - №2. - C. 200-203
Копировать