Взыскательность романиста

Автор «Гроздьев гнева» – один из лидеров американской реалистической школы, писатель, популярный во многих странах – от Франции до Японии.

Признание пришло к Стейнбеку не срази. Первые его книги не имели успеха. Тем поразительнее, что недавний «неудачник», завоевав симпатии критиков, совершенно безжалостно судит о своих вещах. И порой даже возводит явную напраслину на книги, которым была суждено долгая жизнь, – «О мышах и людях» и «Квартал Тортилья-Флэт».

Быть может, и сатирический вариант «Гроздьев гнева», уничтоженный автором, не заслуживал того, кто наговорил о нем Стейнбек в публикуемом ниже письме. Но он был убежден, что не сказал в этой книге всей правой. И с беспощадностью к себе счел этот вариант нечестным, поскольку не достиг в нем своего творческого максимума.

В 40-е и 50-е годы Стейнбеку приходится уже обороняться не столько от льстивых, сколько от уничижительных рецензий. Порой ему делались абсурдные упреки: например, когда появилась повесть «Луна зашла» (1942), многие усомнились в антифашистских чувствах писателя. Но эта повесть распространялась подпольно в оккупированных нацистами странах и стала любимым чтением борцов Сопротивления. Конечно, романисту пришлось выслушать и справедливые упреки: после войны он пережил не одни творческие победы, не всегда его позиция была достаточно продуманной и верной.

Отвечая критикам, Стейнбек выражал свое творческое кредо. Он утверждал, что писатель должен меняться, не может идти все время по одной протоптанной тропе, отстаивал право на эксперимент, на поиск, пусть даже результат окажется неудачным. И если, работая над «Гроздьями гнева», он уверял, что сатира – не в его характере, то потом он обратился к жанру фантастической сатиры (повесть «Недолгое царствование Пиппина IV», 1957).

В последние годы Стейнбек дал несколько интервью, в которых нападал на буржуазное самодовольство и преклонение перед комфортом. Он поддержал писателей Запада, не утративших критического духа в годы процветания. Правда, некоторые его оценки принять трудно. Так, он вполне сочувственно отзывается о французском «новом романе» и довольно сурово – о Сэлинджере и Апдайке. Думается, что отрицание буржуазных ценностей у этих американских прозаиков куда серьезнее, чем у их французских коллег. Впрочем, раздраженное суждение о Сэлинджере относится прежде всего к его повести «Зуи»; о романе «Над пропастью во ржи» Стейнбек говорил в Москве скорее сочувственно.

Парадоксальны слова об американском писателе: будто бы ему идет на пользу, что его мало уважают на родине. Стейнбек имел в виду, что писателю вредит официальный почет или положение звезды; он иронизирует и над важничаньем французских литераторов.

Ниже следует подборка высказываний Стейнбека о своем творчестве. Его письма приводятся по статье Льюиса Ганнета «Как работает Джон Стейнбек» (1946) и по монографии Питера Лиски («The wide world of John Steinbeck», 1958). Заключительная часть статьи «Критики, критики, яркий огонек!» и предисловие к однотомнику повестей приводятся по антологии «Стейнбек и его критики» («Steinbeck and his critics», 1957). Интервью взяты из лондонского журнала «Books and bookmen» (X, 1958), газеты «Manchester guardian weekly» (22.X.1958) и парижского еженедельника «Figaro littéraire» (3.XI.1962; 24.VIII. 1963).

ИЗ ПИСЕМ РАЗНЫХ ЛЕТ

БЕНУ АБРАМСОНУ¹

Февраль 1936

Я помню некоторые книги, которые были для меня реальней, чем жизнь. Это «Преступление и наказание» и «Мадам Бовари», описания из «Потерянного рая», вещи Джордж Элиот и «Возвращение на родину» ². Я прочел их, когда был очень молод, и запомнил совсем не как книги, а как то, что со мною случилось.

Я хочу воссоздать мир ребенка, не волшебный мир фей и великанов, а мир реальный, где для детей все ярче, чем для взрослых, и острее на вкус. Хочу описать это странное чувство печали, которое вдруг охватывает ребят, и то, как идут часы после полудня и с каким чувством слушают вечером пение птицы.

СЕСИЛЮ УИКЕРУ³

16.I.1957

Самая первая книга, которая была моей собственной, это «Смерть Артура» Мэлори. Я получил ее, когда мне было девять лет. Она подействовала на меня сильнее, чем все, что я прочел за школьные годы, за исключением, может быть, только Библии в переводе XVII века. Позднее «Смерть Артура» заставила меня довольно усердно изучать англосаксонский, древне- и среднеанглийский язык: подозреваю, что все это глубоко повлияло на мою прозу.

ПАСКАЛЮ КОВИЧИ⁴

15.I.1945

Это странно, но это так: корни абсолютно всех западных преданий можно найти в сказках «1001 ночи».

МЭВИС МАКИНТОШ И ЭЛИЗАБЕТ ОТИС⁵

15.IV.1936

Я не особенно горжусь «Золотой чашей» ⁶. Кроме лирического тона, в ней мало что есть. Пожалуй, было бы лучше не печатать ее вовсе. Но раз уж она вышла, ее не вернешь назад, и переиздания не могут принести вреда.

8.V.1931

Милях в двенадцати от Монтерея, в горах, есть долина под названием Corral de Tierra. Поскольку я пишу о некоторых ее жителях, я переименовал ее в Las Pastures del Cielo (Райские Пастбища). Она издавна славилась как счастливая долина: населяющие ее двадцать семей жили в редкостной гармонии. Лет десять назад на одном ранчо поселилась новая семья. Люди эти были обыкновенные, необразованные, но честные и вполне добрые. Во всей их истории я не могу найти ни одного злобного поступка, да и такого поступка, который не был бы подсказан скромной выгодой или полнейшим альтруизмом. Но эта семья М. всегда приносит беду: все, с кем они сталкиваются, терпят ущерб; где они поселяются, там начинаются распри. В Райских Пастбищах было два убийства, самоубийство, много ссор и несчастий, – и во всем этом можно проследить влияние семьи М. Это точно. Я избрал такой метод. Рукопись состоит из законченных рассказов, в каждом своя завязка, кульминация и развязка. Каждый рассказ – об одной семье или одном жителе. Связывает их только место действия и то, что все герои сталкиваются с семьей М. Я хочу показать, что за этой семьей тянется какое-то зловещее облако. Некоторые рассказы очень кратки, другие длинны – до 15 тысяч слов… Хотелось бы знать, одобряете ли Вы этот план⁷.

18.VII.1931

Кажется, я говорил Вам, что недостатки «Неведомого бога» ⁸ тревожили меня с той минуты, как я отдал Вам рукопись. И Ваше сообщение, что не удалось найти издателя, ничуть меня не огорчило… Я тут же сяду переписывать книгу. Совпадают ли представления о высоком качестве у меня и редакторов, это мы еще увидим. Разумеется, я не собираюсь делать сюжет «популярным»… Спасибо Вам за помощь. Невыгодный я клиент.

РОБЕРТУ БАЛЛУ⁹

1933

Многие обозреватели (вот паршивцы) жалуются, что я предпочитаю писать о ненормальных людях и психопатах. Если бы означенные критики пригляделись к соседям в своем квартале, они бы нашли, что мои герои нормальны и обыкновенны.

МЭВИС МАКИНТОШ И ЭЛИЗАБЕТ ОТИС

4.II.1935

Полагаю, это жестокая книга¹⁰, тем более жестокая, что автор не дает моральных оценок. Женским клубам речь рабочих может показаться чересчур крепкой, но это не важно: все равно ведь женские клубы не поверят, что бывают такие вещи. Я эту речь знаю, и меня тошнит, когда рабочих оскопляют, лишая привычных выражений, – а то еще заставляют говорить безупречно, как в Оксфорде.

Февраль 1935

Я хотел бы, если возможно, оставить речь этих людей как есть. Отнимите у рабочего богохульства, и он будет молчать. Я употребил только те выражения, которыми пользуются обычно. Надеюсь, что не придется их вычеркивать. Если ты хочешь воспроизвести речь этих людей и подчищаешь ее, она окажется деревянной, неестественной и выхолощенной. По-моему, эта речь вульгарна только в латинском смысле слова¹¹.

13.VI.1935

Я слишком старался, черт возьми, написать все честно и как можно лучше, чтобы теперь, ради несчастной популярности, портить книгу. Популярность погубила всех, кого я знаю. И по этой причине тоже мне хотелось бы после «Квартала Тортилья-Флэт» напечатать «В сомнительной схватке». Мифы создаются быстро, и я не хочу, чтобы ко мне прицепили ярлычок юмориста или какой-нибудь другой.

«КВАРТАЛ ТОРТИЛЬЯ-ФЛЭТ» ¹²

МЭВИС МАКИНТОШ И ЭЛИЗАБЕТ ОТИС

1933

Я думаю взяться за короткие рассказы, как только отошлю этот новый роман. Мне всегда кажется: это будут рассказы, и неизменно они разрастаются в романы, – но все равно попробую еще раз. Я вспоминаю занятные происшествия, – относятся они  к тем временам, когда я был лаборантом на сахарном заводе и под наблюдением у меня было около шестидесяти мексиканцев и индейцев яки, взятых из тюрем Северной Мексики.

Вспоминаю бывшего капрала мексиканской кавалерии: у него капитан украл жену, и он муштровал своего мальчонку, чтобы из того вышел генерал: ведь генерал мог бы достать еще лучших женщин… Об одной семье существует целая сага. Сын, влюбленный в одну потаскушку, попробовал удавиться, но его вовремя сняли и устроили ему брак с этой девицей. Потом его отец, 65 лет, влюбился в 14-летнюю девочку и хотел проделать то же самое, но дверной замок защелкнулся и его не сняли… Все это было на самом деле. Я мог бы, наверное, написать несколько рассказов о таких случаях.

Зима 1934

Мне хочется сказать Вам кое-что о «Квартале Тортилья-Флэт», что я о нем думаю… У этой книги очень определенная тема. Мне казалось, это вполне ясно. Я ждал, что в ней заметят план Артуровского цикла и узнают в моих героях Гаваина и Лаунселота, Артура и Галаада. Но даже эпизод с поисками в лесу святого Грааля, кажется, не совсем ясен. Форма этой книги взята у Мэлори: приход Артура и нечто мистическое во владении домом, образование Круглого Стола, приключения рыцарей и, наконец, таинственное преображение Дэнни. Однако мне это как будто не удалось вполне прояснить. А главное намерение было показать малоизвестных и, на мой взгляд, восхитительных людей. Разве этого «цикла историй или этой темы не достаточно? Возможно, но только потому, что я не добился полной ясности. И я должен ее добиться. Как Вы думаете, не ввести ли мне комментатора, который толковал бы каждый эпизод с точки зрения моральной, эстетической, исторической, но в манере самих пайсано? Это могло бы придать книге привлекательность «Римских деяний» ¹³, этих неистовых рассказов, к которым прибавлена монашеская мораль, или Песни Песней в переводе Библии XVII века, с этими восхитительными разъяснениями над текстом, будто на самом деле Суламифь – это Церковь Христова. Конечно, мой комментатор не шел бы так далеко. Но, во всяком случае, если перемежать эпизоды маленькими беседами, станет ясной форма книги, ее трагикомическая тема и здоровая, хотя и необычная, морально-философская система этих людей.

Я не собираюсь проводить полную параллель с рыцарями Круглого Стола, просто хочу показать, что это тоже цикл. Вы ведь помните, что товарищество образуется, процветает и распадается.

 «О МЫШАХ И ЛЮДЯХ» ¹⁴

БЕНУ АБРАМСОНУ

Сентябрь 1936

Это книга о мечтах и желаниях каждого человека на земле.

МЭВИС МАКИНТОШ И ЭЛИЗАБЕТ ОТИС

1.IX.1936

Мне жаль, что тема новой книги не показалась Вам такой широкой, как я ее представлял. Вероятно, мне не удалось прояснить мой замысел и мои символы. Показать микрокосм довольно трудно, и, очевидно, я с этим не справился: Ленни со своей тоской по земле должен воплощать не безумие, а смутную и властную тоску всех людей. Что ж, если этого нет – этого нет.

27.I.1937

Относительно повести «Мыши»: она еще не вышла, а уже сколько о ней написано чепухи. Не уверен, что мне по душе низкопоклонство. Я могу отразить нападки. Хорошо бы, я был бы так же уверен, что могу защититься и от лести.

«ГРОЗДЬЯ ГНЕВА» ¹⁵

МЭВИС МАКИНТОШ И ЭЛИЗАБЕТ ОТИС

Январь 1937

Новая книга идет дьявольски туго, но пишу я с наслаждением.

Работая, я наткнулся на большую корягу. Одному небу известно, сколько времени потребует эта книга. Тема ее до того широка, что пугает меня. И я не собираюсь торопиться. Тут нужна тщательность. Когда выйдет мое «Избранное», я по крайней мере смогу писать, не чувствуя все время угрозы голодной смерти. Может, получится хорошая книга, а может, и нет.

ДРУГУ¹⁶

Кажется, во время работы я не могу ничего читать, кроме самых сухих трактатов. Сейчас это «Средние века» Хэллэма.

ЭЛИЗАБЕТ ОТИС

Начало 1938

Я должен отправиться во внутренние долины. Там 5 тысяч семей умирают с голоду, не просто голодают, а действительно умирают. Правительство старается накормить их и предоставить им медицинскую помощь, но фашистская группа – владельцы коммунальных предприятий, банкиры и плантаторы – саботирует это и вопит, что бюджет должен быть сбалансирован. В одной палатке держат под карантином из-за оспы двадцать человек, и там же две женщины должны рожать на этой неделе. С самого начала я ввязался в это дело и сейчас должен туда поехать и посмотреть собственными глазами, – не смогу ли я как-нибудь дать по башке этим убийцам.

Знаете, чего они боятся? Они думают: позволь таким людям жить в лагерях с надлежащими санитарными удобствами, и они организуются, а организация – это пугало для плантатора и фермера из корпорации. Штаты и округа не дадут им ничего, поскольку они пришельцы. Но ни в одной части Калифорнии не собрать урожай без этих пришельцев… Вы говорите об испанских детях. Смерть детей от голода ‘в наших долинах просто потрясает… Я сделаю все, что смогу… Смешно, до чего незначительны и мелки становятся книги перед лицом таких трагедий.

ЭЛИЗАБЕТ ОТИС И ПАСКАЛЮ КОВИЧИ

Июнь (?) 1938

Дорогие Элизабет и Пэт!

Написать это письмо будет трудно. У меня тяжело на душе. Понимаете, книга закончена, и она плохая, и мне надо от нее избавиться. Печатать ее нельзя¹⁷. Она плохая потому, что нечестная. Конечно, я описал то, что было на самом деле, но не сказал всей правды, которую знаю. Когда берешься за сатиру, приходится сужать картину, и я просто не могу заниматься сатирой. Вот уж я написал три нечестные книги, – нечестные, потому что не добился в них лучшего, на что способен. Одну Вы так и не видели: я сжег ее в тот же день, когда кончил. Потом детективный роман, и эта третья. Я чувствовал довольно сильное давление нужды, когда писал первые две, а на этот раз – давление долга. Я знаю: Вам, может, удалось бы продать 30 тысяч экземпляров. Знаю: очень многие могут сказать, что им нравится эта книга.

1. Друг Стейнбека, владелец книжного магазина. Поддерживал писателя, когда тот еще был безвестным.[↩]
2. Роман Томаса Гарди.[↩]
3. Литературовед, один из составителей антологии «Стейнбек и его критики».[↩]
4. Друг и постоянный редактор Стейнбека с середины 30-х годов.[↩]
5. Литературные агенты писателя. Большая часть его опубликованных писем адресована им.[↩]
6. Первая напечатанная книга Стейнбека (1929): об английском пирате Генри Моргане.[↩]
7. Этот план заметно изменился в ходе работы над «Райскими Пастбищами» (1932). На русский язык переведено два рассказа из цикла – «Молли Морган» и «Акула Вике» («Новый мир», 1963, N 12).[↩]
8. Ранний вариант романа «К, неведомому богу» (1933).[↩]
9. Издатель Стейнбека в начале 30-х годов.[↩]
10. »В сомнительной схватке» (1936) – роман о стачке сельскохозяйственных рабочих в Калифорнии. [↩]
11. То есть обыкновенна, всем известна.[↩]
12. В 1963 году издан русский перевод И. Гуровой (в одном томе с повестью «Жемчужина», переведенной Н. Волжиной).[↩]
13. Сборник церковных поучений XIII века.[↩]
14. Русский перевод В. Хинкиса опубликован в журнале «Москва», 1963, N8.[↩]
15. Русский перевод Н. Волжиной был впервые напечатан в «Интернациональной литературе» (1940, N 1 – 4). С тех пор не раз переиздавался.[↩]
16. Один из друзей прислал Стейнбеку свою книгу.[↩]
17. Было объявлено, что осенью 1938 года выйдет новый роман Стейнбека «L’Affaire Lettuceberg» – «Летисбергское дело». В буквальном переводе Летисберг – гора, на которой растет латук.[↩]