«Второе зрение» Скотта Фицджеральда

Вдумчивые американские писатели и критики в последнее время чаще прежнего с симпатией говорят о литературе 20-х и 30-х годов нашего века. Нельзя сказать, что нападки на социальный роман, а также драму и поэзию тех лет внезапно исчезли. В высказываниях реакционных кругов об американской реалистической литературе межвоенного двадцатилетия никак не меньше, а, вероятно, даже больше желчи и злобы. Ведь речь обычно идет,о произведениях, проникнутых нескрываемым недовольством буржуазными порядками. Но в современных условиях, когда, по выражению Э. Колдуэлла, «американский роман многое утратил», достижения писателей более раннего времени выступают с особенной рельефностью.

20 – 30-е годы – пора замечательного взлета в литературе США. Американский роман, поэзия, драматургия и, надо добавить, критика поднялись тогда на такую высоту, которой они, пожалуй, никогда раньше не достигали. Это заметил еще М. Горький. В письме, относящемся к лету 1927 года, он сказал: «А вот американцы – радуют. Им давно пора заразиться «критическим отношением к действительности», и это им весьма удается».

Между тем американская литература этого периода еще в должной мере не изучена. Многое предстоит оценить по достоинству, преодолевая влияние буржуазных исследователей, исполненных предвзятости (в особенности если речь идет о романистах и поэтах, которые восприняли идеи социализма). В творчестве ряда писателей, несправедливо оттесненных в ряды «второсортных» и «третьесортных», до сих пор не выявлены черты истинного новаторства, а они там есть. Необходимо ликвидировать и явные «белые пятна» в истории новейшей американской литературы.

Тот же Колдуэлл во время недавнего пребывания в Москве говорил об американской прозе 20 – 30-х годов как о «золотом веке». Но он сослался при этом только на творчество Т. Драйзера, Ш. Андерсона, Э. Хемингуэя и У. Фолкнера. Это действительно большие мастера. С конца первой мировой войны и до 1941 года в США было опубликовано много произведений и других выдающихся писателей, таких, как сам Колдуэлл, как Дж. Рид, С. Льюис, Э. Синклер, Р. Ларднер, Т. Вулф, С. Фицджеральд, Дж. Стейнбек, А. Мальц. Не забыто творчество и Л. Стеффенса, Дж. Конроя, У. Фрэнка, Л. Хьюза, М. Голда, Н. Олгрена, У. Кейтер, Дж. О’Хара, Э. Глэсгоу, Э. Уортон, Дж. Марканда. Как ни печально сложилась в дальнейшем идейная и творческая судьба Дж. Дос Пассоса, Р. Райта, Дж. Фэррела или Дж. Хербст, нужно сказать, что и они тогда создали ряд заметных произведений.

Один из крупных, но вместе с тем малоизученных советским литературоведением американских романистов, все творчество которого приходится как раз на 20 – 30-е годы, – Френсис Скотт Фицджеральд (1896 – 1940).

На протяжении долгого времени Фицджеральду вообще «не везло» в критике. В 20-х годах он пользовался было в США шумной, но сомнительной славой как автор произведений несколько сенсационного характера. В следующем десятилетии известность писателя почти сошла на нет. Даже в начале 50-х годов, когда этого прозаика уже не было в живых, автор одной из первых американских монографий о нем писал: «…трудно с полной ясностью представить себе Фицджеральда серьезным писателем».

Но вот прошло еще десятилетие, и в очередной большой работе о Фицджеральде, опубликованной в США, он охарактеризован как один из трех (наряду с Хемингуэем и Фолкнером) «наиболее интересных и ценных американских прозаиков XX века».

Как же отнестись к этим противоречивым суждениям? Неужто большой интерес к писателю, возникший ныне на его родине (книги Фицджеральда, которые в конце его жизни, как он с тоскою отмечал, совсем не переиздавались, теперь стали относительно доступны читателям; опубликован ряд исследований о нем; собраны его письма я т. д.), следует рассматривать лишь как преходящую моду? Каково место Фицджеральда в литературе США того периода, который Колдуэлл назвал «золотым веком»? ¹

В раннюю журнальную публикацию своего знаменитого рассказа «Снега Килиманджаро» (1936), проникнутого острой ненавистью к «поганым деньгам», Хемингуэй довольно неожиданно ввел имя своего друга и коллеги по профессии Фицджеральда.

«Он вспомнил беднягу Скотта Фицджеральда, – говорит Хемингуэй о своем герое, – и его восторженное благоговение перед ними (богачами. – М. М.), и как он написал однажды рассказ, который начинался так: «Богатые не похожи на нас с вами». И кто-то сказал Фицджеральду: «Правильно, у них денег больше». Но Фицджеральд не понял шутки. Он считал их особой расой, окутанной дымкой таинственности, и когда он убедился, что они совсем не такие, это согнуло его больше, чем что-либо другое». (Включая «Снега Килиманджаро» в очередной сборник рассказов, Хемингуэй заменил имя Фицджеральда вымышленным.)

Таково суждение Хемингуэя о Фицджеральде в «Снегах Килиманджаро». И смысл его нельзя понять вне связи с вопросом о двойственности писателя, о которой упоминают многие американские литературоведы.

Известный критик Малколм Каули в статье, так и озаглавленной: «Фицджеральд – двойственный человек», подметил, что этот прозаик обладал способностью одновременно быть «и наблюдателем и участником». Живя жизнью людей своего круга, круга состоятельных американцев, он умел в то же время критически воспринимать собственные поступки.

Проблема двойственности занимала и самого Фицджеральда. Он как-то написал: «Свидетельством первоклассного ума является способность держать в сознании в одно и то же время две противоречащие друг другу идеи, не теряя все же способности функционировать».

Американские литературоведы, как правило, охотно соглашаются с Фицджеральдом, что такая способность весьма необходима писателю, но вкладывают в его слова разный смысл.

Весьма характерна позиция такого «специалиста» по вопросам мировоззрения писателей, как историк литературы Даниел Аарон. Мы имеем в виду довольно ретроградного автора книги «Писатели слева», опубликованной в США в 1961 году и посвященной главным образом некоторым явлениям американской литературы 30-х годов. Одно из важнейших обвинений, выдвинутых Д. Аароном против передовых художников слова «бурного десятилетия», заключается как раз в том, что они-де не следовали формуле, предписанной Фицджеральдом. По словам Д. Аарона, левые американские писатели «обеднили» свое творчество, ибо «не были способны (или им запрещали это делать) входить в мир своих противников, сохраняя то, что Ф. Скотт Фицджеральд называл «двойным зрением», способностью «держать в сознании две противоречащие друг другу идеи…».

Призыв «держать в сознании две противоречащие друг другу идеи» у Д. Аарона по существу оборачивается пожеланием, чтобы художник слова принимал (а не только понимал) антагонистические воззрения. В конечном счете критик стоит за некую идейную двойственность как условие, без которого якобы художник не может «свободно» творить.

На некоторых этапах жизни Фицджеральду действительно была присуща несомненная двойственность. Порою, в особенности в самые молодые годы, в писателе давало себя знать и даже господствовало то, что, опираясь на его собственные слова, можно назвать «первым зрением». Как подметил Хемингуэй, Фицджеральд иногда впрямь склонен был «благоговеть» перед богатством и его владетелями, готов был весьма некритически воспринимать собственнические идеалы. Но тогда его творчество обнаруживало не столько силу, сколько слабость. Самые же сильные свои произведения писатель создавал на иной идейной основе, создавал тогда, когда в нем брало верх, побеждало «второе зрение», в основе которого – резко критическое восприятие буржуазного мира.

Все американские литературоведы сходятся в мнении, что Скотт Фицджеральд – выходец из семьи неудачливого мелкого предпринимателя – с юности тянулся к мирку, освещенному «светом» богатства. Это связывают с тем, что, мол, дед писателя был человеком с капиталами и оставил своему потомку в наследство… жажду денег.

Дело, однако, не в этом. В начале нашего столетия, когда формировался духовный облик будущего писателя, миллионы и миллионы его соотечественников жили в убеждении, что главная цель в жизни каждого человека – разбогатеть и что только деньги – путь к счастью.. Общие условия жизни в стране, в которой воинствующе утверждал себя дух беззастенчивого индивидуализма, толкали юного Скотта в сторону вполне буржуазного мировосприятия.

В течение нескольких лет, которые Фицджеральд провел в стенах аристократического Принстонского университета (попасть туда помогло оставленное дедом наследство), он, на первый взгляд, был озабочен почти исключительно проблемой проникновения в наиболее фешенебельные студенческие клубы и объединения. Но, видимо, вдумчивого студента с добрым сердцем, интересовавшегося литературой, уже в ту пору начинало коробить кое-что в окружавшей среде. Ведь в веселом мирке принстонцев, как и в «большом мире», царил жестокий божок конкуренции и снобизма.

Сам Фицджеральд многократно и настойчиво подсказывал читателям мысль, что впервые он остро ощутил фальшь и аморальность общества, частью которого себя считал, лишь после того,, как изведал большое чувство… Оказалось, что он не может связать свою жизнь с любимой – только потому, что беден.

Стоит вкратце остановиться на любовных переживаниях писателя в молодости, ибо он касается их снова и снова – разумеется, в более или менее трансформированном виде – во многих своих произведениях.

Еще будучи студентом, Фицджеральд полюбил некую Джиневру Кинг, которая отвечала ему взаимностью. Однако Джиневра, по выражению одного биографа, «принадлежала к денежной аристократии Чикаго» и поэтому была для будущего писателя «недосягаема». Разрыв Джиневры с безденежным Скоттом (довольно детально запечатленный в романе «По эту сторону рая») был воспринят им трагически.

Прошло некоторое время, и Фицджеральд полюбил другую девушку – Зельду Сэйр, Истории с Джиневрой, казалось, суждено было повториться. Зельда с ее жаждой бездумной, легкой и, конечно, вполне обеспеченной жизни тоже сильно сомневалась в том, является ли Фицджеральд подходящей для нее партией. Сам писатель сказал позднее: «Зельда боялась связать со мной свою судьбу до того, как я стал зарабатывать деньги…» Случилось, однако, так, что он в самом деле «стал зарабатывать деньги». Первый же роман Фицджеральда был принят крупным издательством и привлек внимание многих читателей. И Зельда стала женой молодого и удачливого романиста.

Книга «По эту сторону рая» (1920), которой Фицджеральд дебютировал, – произведение незрелое, сравнительно слабое в художественном отношении. Главы романа, в которых рассказывается о жизни Эмори Блейна – студента, а затем начинающего литератора – до постигшей его любовной катастрофы, дают некоторое представление о том, как складывались дни учащихся в Принстонском университете. Здесь попадаются любопытные зарисовки, интересные жанровые картинки. И все же тут трудно обнаружить серьезную идею, подлинную страсть и уж подавно – впечатляющие образы: Фицджеральд выступает в роли несколько наивного летописца, которому представляются важными даже не очень существенные детали быта студентов.

Правда, глава Принстонского университета, ознакомившись с романом, был встревожен тем, что это учебное заведение предстало перед читателями книги чем-то вроде «загородного клуба, где царит дух расчетливости и снобизма». Но едва ли были основания усматривать в данном обстоятельстве выражение выношенных Фицджеральдом мыслей. Чувствуется, что автор романа, как и его герой – Блейн, любит свой Принстон таким, как он есть, высоко ценит возможности, открывающиеся перед юными джентльменами, когда их принимают в самые изысканные студенческие клубы, и почти не ставит под сомнение нравственные нормы современного общества. Можно сказать, что в начальных главах господствует «первое зрение».

Создается впечатление, что мотив погубленной деньгами любви, который всплывает в дальнейшем в романе «По эту сторону рая», явился неожиданностью не только для Блейна, но и для Фицджеральда. Как бы то ни было, мотив этот придал роману новую окраску. В заключительных разделах книги куда больше живого и искреннего чувства, начинает ощущаться острая мысль. Читатель впервые, пожалуй, по-настоящему взволнован. Мы начинаем видеть в Блейне живого человека, охваченного понятной нам, оправданной и сильной душевной болью. Как ни ограниченны были в конечном счете эстетические возможности очень юного автора, история того, как возлюбленная Эмори Розалинда возвращает ему обручальное кольцо только потому, что он беден, не может оставить читателя равнодушным.

Достоинство романа заключается и в том, что Фицджеральд уловил связь между переживаниями героя, потрясенного изменой Розалинды, и историческими событиями, которые происходили тогда в мире. Ведь как раз в те годы, когда Блейн переживал свою трагедию, даже самые далекие от социальной проблематики американцы стали задумываться над важнейшими вопросами общественного значения. Только что в далекой России прогремели залпы «Авроры», а в самой Америке резко обострились классовые противоречия.

И в финальных сценах книги Эмори Блейн делает попытку взглянуть на свою собственную драму в свете больших социальных проблем современности. Он даже начинает задумываться над значением Октябрьской революции.

Нет, он не «ударился в большевизм», как опасался один из персонажей книги – католический священник. Фицджеральд не создает образ социалиста (это сделал незадолго до того Эптон Синклер в своем «Джимми Хиггинсе»). Его Эмори Блейн, пожалуй, один из самых ранних образов людей «потерянного поколения» в литературе США (хотя термин этот еще не был изобретен, а разочарование героя в действительности не было связано, как у Хемингуэя или Дос Пассоса, с опытом первой мировой войны).

В самом конце романа «По эту сторону рая» есть эпизод, рисующий беседу обнищавшего Блейна (он возвращается пешком в Принстон, где жизнь была как будто простой и ясной) с крупным капиталистом, который, заскучав в дороге, решил подвезти в своей машине случайного пешехода.

Эмори выражает возмущение тем, что «капитал» подавляет интеллигенцию, и говорит, что, обеднев, стал думать о социализме. Представления героя о сущности социалистического учения довольно узки. Но все же он называет русскую революцию «подлинно великим экспериментом, который стоит осуществить», и продолжает: «Я не знаю покоя. Все мое поколение не знает покоя. Мне надоела система, позволяющая богачу захватить самую прекрасную девушку, если ему того хочется, и вынуждающая безденежного художника продавать свой талант пуговичному фабриканту».

У Блейна даже мелькает мысль о возможности революции в США. Впрочем, автор трезво оценивает своего героя. Фицджеральд вводит такой обмен репликами между антагонистами. Богач говорит: «Но ведь вы не верите во все эти пышные социалистические слова, которые произносите?» И Эмори отвечает: «Не знаю. До того как я начал беседовать с вами, я всерьез о таком и не думал. Я не верил в это даже наполовину».

Книга завершается весьма нелестной характеристикой «нового поколения» американцев. Даже в большей степени, чем люди старшего возраста, они «боятся бедности и преклоняются перед успехом». Это поколение, которое, достигнув зрелости, узнало, что «все боги умерли, все сражения остались позади, всякая вера в человека подорвана».

Как это характерно для людей «потерянного поколения»! А ведь роман Хемингуэя «И восходит солнце», которому были предпосланы слова Гертруды Стайн: «Все вы – потерянное поколение», – появился лишь шестью годами позднее.

Нам представляется, что в романе «По эту сторону рая» ясно сказалась «двойственность» Фицджеральда.

Однажды – это было много позже, – писатель попытался охарактеризовать свое мировоззрение. Он сказал, что всегда будет «хранить в душе неизменные недоверие и враждебность к классу праздных людей», но что это «не убежденность революционера, а затаенная ненависть крестьянина». И дальше Фицджеральд раскрывает подоплеку своего враждебного отношения к богатым бездельникам в следующих словах: он-де «не перестанет думать о том, что однажды при посредстве своего рода «права сеньора» один из них смог бы захватить в свои лапы его любимую девушку».

«Я почти уверен в том, что женюсь, как только будет опубликована моя книга», – предсказывал Фицджеральд в письме к своему редактору в начале 1920 года. И действительно, свадьбу с Зельдой писатель сыграл, когда печаталось второе издание его романа. Да, теперь это был «удачливый литератор». Он не только был автором столь популярного произведения, как «По эту сторону рая», но и активно сотрудничал в журналах, которые, требуя не правдивых художественных произведений, а пустого чтива, платили за него весьма щедро. Самым известным из этих журналов был «Сатердей ивнинг пост», во главе которого стоял «знаменитый» Лоример, искалечивший творчество не одного американского писателя. Заработки Фицджеральда росли.

В том же году, когда вышел в свет первый роман Фицджеральда, и другой американский писатель выступил с книгой, привлекшей огромное внимание. Это был Синклер Льюис, роман которого «Главная улица» стал первым его серьезным произведением, прочитанным миллионами. Льюис тоже на протяжении ряда лет был поставщиком чтива для «Сатердей ивнинг пост». Но когда вышла в свет «Главная улица» и начата была работа над следующим романом – «Бэббит», Льюис порвал с Лоримером.

Не так сложилась судьба Фицджеральда. Через два года после появления «По эту сторону рая» он писал одному корреспонденту, что еще «составит себе состояние» при содействии «господа бога и Лоримера». Определенную роль сыграла в этом Зельда. О том, что это действительно так, свидетельствует с потрясающей, даже жестокой прямотой одно письмо Фицджеральда дочери. Он жил, сказал писатель незадолго до смерти, «большой мечтой», но затем женился на Зельде, женился, несмотря на то, что она «была избалована и не подходила» ему. «Я оказался раздвоенным человеком, – продолжает писатель, – она хотела, чтобы я работал слишком много для нее и недостаточно много для мечты моей».

В дальнейшем творческая жизнь Фицджеральда’ пошла по двум направлениям. Он сочинял и заведомо развлекательные, «дешевые», по собственному его определению, но приносившие много денег рассказы и создавал серьезные книги.

История совместной жизни супругов Фицджеральдов, в 20-е годы – это не просто история веселой жизни молодых людей, жаждущих радостей и склонных к легкомыслию. Это в какой-то мере и история упадка представителей послевоенного поколения богатых американцев. «Увеселения», нередко явно сомнительные, мешали писателю работать, подтачивали его дарование, усугубляли оказавшуюся губительной привычку к алкоголю. Об этом с болью рассказано в недавно опубликованных воспоминаниях Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой».

1. Советский читатель до сих пор Скотта Фицджеральда почти не знает. На русском языке опубликованы лишь два-три рассказа писателя, сейчас выходит один из его романов – «Великий Гэтсби» (в переводе Е. Калашниковой).[↩]