Вся полнота жизни

Часто ошибочно считали – бывает, и сейчас считают, – что с Востоком связана только философия Толстого и поэтому, прежде всего – слабые стороны его нравственно-этической проповеди. Великий мыслитель, и правда, искал в исламе, как и в других религиях, «идею добра», смотрел на ислам как на древнее учение о нравственности. Он с пристрастным интересом относился к духовному наследию народов Азии. Еще будучи студентом, он изучал восточные языки, затем увлекался фольклором, эпосом Востока, помогал Фету «гафизить», с интересом читал такие образцы древневосточной классики, как «Гулистан» и «Кабус-намэ». В противоположность современной ему буржуазной цивилизации, которую он отвергал, вековая мудрость Востока, воплотившая тысячелетние представления о добре и справедливости, сильно влекла художника. В ней он искал ответы на мучившие его вопросы морали. Многие даже решили, будто русский мыслитель полностью воспринял концепции суфизма, гандизма и пр. И этим усиленно пользовались идеологи буржуазного национализма, стремившиеся всячески оградить замкнутые восточные нации от передовой русской культуры.

По мнению Толстого, народы востока, не испорченные буржуазной цивилизацией, сохранили свои истинно нравственные начала. Отсюда его отчаянные призывы остерегаться «цивилизации» колонизаторов. Его переписка с выдающимися деятелями культуры Востока, его известные «Письмо к индусу» и «Письмо к китайцу» показывают, что художника и в самом деле постоянно занимали чаяния восточных народов. От исконно народных идеалов, общих, в сущности, для всех наций, идет его высокий моральный пафос, его мысли о нравственном совершенствовании человека. Наряду с призывами к смирению, с утопической проповедью непротивления (которые часто действительно совпадают с учением суфизма), у Толстого во всю мощь звучали призывы к уничтожению колониализма, милитаризма, всякого рода деспотизма, как к условию для любовного и свободного единения людей. Это был величайший бунтарь в мировой литературе, и не следует, как говорил Стефан Цвейг, поддаваться обману его кротости.

Большую важность для Востока представляла защита Толстым народов от колониального порабощения. Вождь индийского народа Махатма Ганди считал Толстого своим духовным учителем и, в сущности, создателем идеи объединения народов Индии для борьбы с колонизаторами путем несотрудничества с ними, отказа от службы в их войсках, от уплаты им налогов и т. д.

Но призывы Толстого, как известно, сопровождались утопической проповедью «всеобщей любви». И когда «русское движение 1905 года окончательно разбудило Азию» ¹, эти проповеди стали сильно тревожить активную мыслящую часть людей на Востоке. В потоке посланий в Ясную Поляну было письмо (1909 год) андижанского адвоката Убай-дуллы Ходжаева, который просил Льва Николаевича объяснить: как он теперь, когда большие силы сталкиваются друг с другом в непримиримой борьбе, относится к идее непротивления и всеобщей любви, остается ли все это в силе?

Великий художник любезно отвечает своему далекому узбекскому читателю. В этом, еще малоизвестном, ответе, напечатанном тогда в провинциальной газете «Туркестанский голос» (1916, N 136), уже не ощущается прежней категоричности Толстого в утверждении своего учения. Теперь, как пишет он своему андижанскому корреспонденту, идея непротивления и всеобщей любви между людьми нужна как прекрасный идеал, к которому люди должны стремиться## См.: Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 79, стр.

1. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр. 146.[↩]