«Все, что я сделал, все это ваше»
Н. Калитин, Слово и время, «Советский писатель», М. 1967, 400 стр.
Среди многочисленных исследователей творчества Маяковского хорошо известно имя Н. Калитина, опубликовавшего ряд работ о поэте1, И вот новая книга, к сожалению, последняя, – она появилась уже после смерти автора. В новую работу вошли и главы на прежних исследований: разбор поэм «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!», рассказ о сценической истории «Клопа» и «Бани», но главный интерес критика – поэтическое новаторство Маяковского и его традиции в современной поэзии.
В первых главах автор книги сосредоточивает внимание на раскрытии художественного богатства поэм «Облако в штанах», «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!», на уяснении многообразных новаторских особенностей их поэтики.
В ходе анализа «Облака в штанах» исследователь устанавливает, что особый трагедийный характер социального и личного конфликта определил основные особенности формы произведения. Глубина и сложность внутреннего мира героя этой монотрагедии обусловили ее композиционную сложность, многоплановость изображения, изменение поэтических ракурсов, масштабов образных сопоставлений и ассоциаций, характера словесных деталей.
Выясняя своеобразие поэтического словаря «Облака в штанах», художественные функция тропов, особенности интонационной, ритмической и звуковой организации стихотворной речи, Н. Калитин прослеживает, как выделяют слово в стихе ритм и рифма, какую идейно-эмоциональную окраску придает ему интонация, как само звучащее и образно-емкое слово рождает ритм и интонацию, «находит» рифму, движет развитие образного ряда.
Анализируя поэму, литературовед раскрывает те новаторские приемы, средства и формы, которые не только характеризовали поэтику раннего Маяковского, но и выявляли уже важнейшие особенности его поэтического стиля в пору творческой зрелости. Однако новаторские завоевания автора «Облака в штанах» Н. Калитин не считает окончательными: в послереволюционные годы перед Маяковским вставали все новые задачи в области поэтической формы, новое идейно-эмоциональное содержание его творчества требовало иной расстановки изобразительных «сил».
Это новое в поэтике зрелого Маяковского наиболее полно выразили всем своим образным, интонационным и языковым строем поэмы «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!», рассмотрению которых посвящены отдельные главы книги.
Внимательный филологический анализ позволяет Н. Калитину обнаружить «свое», новое, свежее в этих произведениях, уже досконально, казалось бы, исследованных В. Перцовым и А. Метченко, З. Паперным и А. Абрамовым, В. Дувакиным, И. Машбиц-Веровым, Ф. Пицкель и другими литературоведами.
Автор книги, в частности, особо подчеркивает решающую роль лирического начала в композиционном и образном строе обеих поэм Маяковского и в связи с этим большое место уделяет характеристике их лирического героя: «…Хотя, в отличие от ранних поэм, лирический герой «Хорошо!» и поэмы о Ленине не движет действия и участие его в событиях, о которых идет речь в том и другом произведении, минимально, любое из этих событий мы воспринимаем его глазами, сквозь призму его оценок и впечатлений».
И если внешнее движение поэмы о Ленине характеризуется принципом хронологической последовательности, то внутреннее развитие ее образов определяется не столько хронологией, сколько логикой движения поэтической мысли и живого чувства поэта.
Часть за частью, эпизод за эпизодом, строфа за строфой прослеживает Н. Калитин, как складываются в поэме многомерные, лирически освещенные образы – времени, движущейся истории, революционного народа, Ленина. Он рассматривает, какую роль выполняют в ней переключение повествования из одного поэтического плана в другой и перебивка ракурсов изображения, исследует характер и художественное назначение конкретных зарисовок и лирических обобщений, выясняет функции разнородных образных деталей, многообразную работу слова и ритма стиха, которые формируют интонацию, выражают движение поэтического чувства и мысли.
В главе о поэме «Хорошо!» очень конкретно, а потому и убедительно раскрывается необычайная динамичность как ее содержания, так и формы: «Ритмы и образы поэмы, лексика и интонационный строй ее – все пронизано движением или «рождает» движение, и эта динамичность, внутренняя целеустремленность и связывает воедино многочисленные картины и эпизоды поэмы».
Исследователь выясняет, что в Октябрьской поэме Маяковским были достигнуты максимальная емкость слова, предельная выразительность каждого тропа, проявилось замечательное искусство лексического отбора, умение поэта заставить «сиять заново» привычные, «стертые» слова.
Говоря о поэмах Маяковского, автор книги стремится не только показать оригинальность их поэтической формы, но и выявить ее неизменную содержательность, большую действенность и подлинную современность.
Именно эта неувядающая современность поэтики Маяковского и обусловливает ее живое воздействие на многих поэтов наших дней. Верность традициям Маяковского, справедливо замечает литературовед, «отнюдь не означает необходимости разделять и принципы его поэтики… Но так революционна и современна поэтическая форма Маяковского, так тесно связано его формальное новаторство с новым содержанием нашей поэзии, ято мало кто из поэтов, даже очень далеких от Маяковского по темпераменту, поэтической манере, интонации, не испытал в чем-то или когда-то его влияния».
Н. Калитин проводит мысль о том, что с годами воздействие поэтики Маяковского на советскую поэзию не ослабевает, становясь особенно сильным в последнее десятилетие. Однако усиление этого воздействия он связывает прежде всего с тем, что «обобщенный образ лирического героя», характерный для поэзии 30 – 40-х годов, все больше уступает место предельно индивидуализированному образу. Думается, что в этой мысли далеко не все верно. Достаточно вспомнить хотя бы «Середину века» В. Луговского или «Человека» Э. Межелайтиса, чтобы убедиться: создание «обобщенного образа лирического героя» не противостоит опыту Маяковского, а нередко исходит из этого опыта.
Известно, что вопрос о традициях Маяковского вызывал в свое время горячие споры. В ходе этих споров выявились и два противоположных по сути представления: с одной стороны – ограничение понятия «школа Маяковского» творчеством нескольких поэтов, а с другой – расширение этого понятия до масштабов чуть ли не всей современной советской поэзии. Обе эти точки зрения, как видим, весьма категоричны, и ни одну из них нельзя принять. Связи современной поэзии с творчеством Маяковского и не прямолинейны и не общи, – они сложны и многообразны и тем более прочны и глубоки, чем меньше места занимают в них подражательные элементы, непосредственные заимствования. Близость того или иного поэта к Маяковскому определяется далеко не одним внешним сходством фактуры стиха. И это хорошо понимает Н. Калитин.
Обращаясь к произведениям Л. Мартынова и Я. Смелякова, А. Межирова и Д. Самойлова, Б. Винокурова и Э. Межелайтиса, Е. Исаева, В. Цыбина и Б. Ахмадулиной, литературовед стремится показать, как «входит» Маяковский в творчество даже тех поэтов, что далеки от него по стилю и манере, пытается обнаружить перекличку их стихов с мотивами и интонациями, образами и ритмами автора «Хорошо!». Но если это удается Н. Калитину в ходе разбора довоенного мартыновского «Лукоморья» или стихотворения А. Межирова военных лет «Вес верст», то стихи других поэтов кажутся случайно выбранными и потому далеко не всегда убеждают в близости их авторов к поэтике Маяковского.
Н. Калитин справедливо замечает, что «для многих поэтов сегодняшнего дня поэтика Маяковского стала отправной точкой их творчества», и обосновывает эту мысль, обращаясь к поэзии А. Вознесенского, Е. Евтушенко, Р. Рождественского, В. Сосноры.
Хотя трудно утверждать с категоричностью автора книги, «что почтя все основные темы Маяковского нашли продолжение и развитие в стихах его ученика» – А. Вознесенского, тем не менее нельзя не согласиться, что в лучших своих произведениях, в частности в ряде стихов американского и парижского циклов, в поэме «Лонжюмо», он отправляется от образов и оценок Маяковского или приходит к ним, ведомый логикой образного мышления. Менее всего эти притяжения и отталкивания означают, разумеется, «ученичество» А. Вознесенского – его манера порождена оригинальностью собственного мышления.
В своем исследовании традиций поэтики Маяковского Н. Калитин, повторяю, исходит далеко не из одного внешнего рисунка стиха. Потому-то, говоря о поэзии Е. Евтушенко, он не считает его завоеванием те стихотворения первых сборников, где поэт откровенно и не очень умело подражал Маяковскому. Лишь по мере того как Е. Евтушенко находил себя, свою тему, свой голос, он оказывался все ближе к Маяковскому.
Серьезно говорить о традициях Маяковского, о творческом освоении принципов его поэтики позволяет исследователю поэма Е. Евтушенко «Братская ГЭС», хотя Н. Калитин не замалчивает поверхностности и иллюстративной описательности отдельных ее глав, непродуманности иных образов. Следование в этом произведении Маяковскому литературовед видит и в повышенной активности лирического героя, и в развертывании сквозных образных рядов, и в смелости и драматичности метафор и сравнений, и в новаторских особенностях рифмы.
И неудачи Е. Евтушенко автор книги объясняет в значительной мере его отходом от традиций Маяковского – «от самого основного требования своего учителя, в творчестве которого личная и общественная тема были слиты нераздельно. У Евтушенко, увы, водораздел между этими темами существовал постоянно».
На этой же плодотворной методологической основе исследует Н. Калитин связи с художественными открытиями Маяковского поэзии Р. Рождественского, чьи стихи по своей фактуре, пожалуй, наиболее близки мастеру. Литературовед сосредоточивает внимание на тех произведениях поэта, в которые Маяковский вошел не «извне», а «изнутри». Таковы, например, лучшие страницы «Письма в тридцатый век», где «не ритм формирует интонацию и оттеняет слово, а мысль и чувство рождают и ритм, и интонацию, и образ». И тем взыскательнее относится Н. Калитин к таким стихам Р. Рождественского, в которые поэтика Маяковского входит большей частью внешне и где поэтому сугубо внешними, эмоционально не «поддержанными», не несущими большой смысловой и экспрессивной нагрузки оказываются многие элементы поэтической формы.
Рассматривая поэзию В. Сосноры, автор книги справедливо отмечает, что и по тематике, и по фактуре стиха она не напоминает как будто Маяковского. И вместе с тем многие стихотворения молодого поэта близки Маяковскому, и близки не одной гражданской страстностью утверждения и остротой обличения, а и самой манерой утверждения, самим стилем обличения, своей поэтикой.
Н. Калитин прослеживает, в частности, насколько плодотворно сказывается верность В. Сосноры поэтике Маяковского и в его отношении к звучащему слову, и в расширении возможностей рифмы. Для молодого поэта, как и для многих его современников, «новая», ассонансная рифма становится средством, которое прежде всего помогает выделить главное в стихе, оттенить слово, несущее основную смысловую и образную нагрузку. И нельзя не согласиться с автором книги, что путь, которым идут современные поэты в утверждении новых принципов рифмовки, не только интересен, во в плодотворен и перспективен.
Жаль только, что Н. Калитин, говоря о молодых поэтах, недостаточно полно раскрывает их индивидуальный почерк, хотя декларирует верную мысль об оригинальности каждого из них.
Можно найти малоубедительные места и на других страницах книги, можно спорить с ее автором по отдельным вопросам, связанным с анализом и поэм Маяковского, и произведений поэтов-современников, не соглашаться с рядом его замечаний и суждений. Но не вызывает сомнений актуальность, серьезность и добросовестность исследования Н. Калитина, которого отличает – теперь уже c горечью надо сказать: отличало – не столь уж частое умение видеть содержательность всех элементов поэтической формы и вести их тщательный анализ в органическом единстве, соотнося звучащее стихотворное слово со временем.
г. Ровно
- Н. Калитин, Вместе с Маяковским («Баня» а «Клоп» В. Маяковского в Московском театре сатиры). В кн.: «Спектакли этих лет. 1953 – 1956 гг.». Сб. статей, «Искусство», М. 1957, стр. 105 – 142; Н. Калитин, Слово и мысль. О магическом мастерстве В. Маяковского, «Советский писатель», М. 1959, 214 стр.; Н. Калитин, Поэт-новатор (О мастерстве Маяковского), «Знание», М. 1960, 48 стр.; Н. Калитин, «Голосует сердце…». О поэме В. Маяковского «Владимир Ильич Левин», «Художественная литература», М. 1965, 151 стр.[↩]