№7, 1981/Обзоры и рецензии

Возвращаясь к теме

И. Эвентов, Три поэта. Этюды и очерки. В. Маяковский. Д. Бедный. С. Есенин, «Советский писатель», Л. 1980, 424 стр.

Новая книга И. Эвентова «Три поэта» – о трех мастерах, разных, непохожих друг на друга, работавших параллельно и разделивших между собой не только души читателей, но и времена, – живя в настоящем, один из них «через горы времени» с космических высот заглянул в грядущее, другой провел по мостам революции тяжелые боевые эшелоны поэтических традиций, третий так и остался вечным любимцем тех далеких дней, отдав им всего себя без остатка. Владимир Маяковский, Демьян Бедный, Сергей Есенин…

И. Эвентов – один из старейших ленинградских литературоведов. Я не случайно написал «один из старейших», дело не просто в возрастных данных – речь идет об ином: И. Эвентов был свидетелем, очевидцем, даже порой участником некоторых эпизодов, упомянутых в его книге. Ракурс видения И. Эвентова, и это особенно важно, – ракурс историка литературы, пишущего книгу о событиях, которые стали историей, и одновременно ракурс современника, замечающего за стихотворной строкой, за выступлением на дискуссии, за газетной строкой то, что потом уходит, исчезает из поля зрения читателей иных поколений.

Творчеством В. Маяковского И. Эвентов занимается давно. Новая его книга – добавление к сделанному им же самим и другими исследователями.

Прежде всего – раздел «Маяковский в 1905 году». Можно с полным правом сказать, что работа И. Эвентова, безусловно, вносит новое по сравнению со сделанным и В. Перцовым, автором известной монографии «В. Маяковский. Жизнь и творчество», и очень многими другими. Знание рабочей поэзии, фольклора, политических документов времени помогло автору спаять, соединить факты биографии юного Маяковского и биографии страны. Отражение событий 1905 года в творчестве поэта – благородная тема, и здесь исследователю, безусловно, удалось показать живую связь поэта с революционным движением.

Прочно опирается на малоизвестные материалы архивов и газет 20-х годов очерк И. Эвентова «Сатира поэта». Весьма непростым вопросом открывается его раздел «Позиция в споре»: «Нужна ли нам сатира?..»»По-иному звучал этот вопрос в первые годы и даже в первые пятилетия после Октября, т. е. в период расцвета творчества Маяковского. Несмотря на появление в 1920 году статьи А. В. Луначарского «Будем смеяться!», призывавшей организовать «братство веселых красных скоморохов, цех истинно народных балагуров», в который должны включиться «и наши партийные публицисты… и наши партийные поэты», несмотря на неоднократные напоминания В. И. Ленина о роли печати в критике наших недостатков, на специальные указания по этому вопросу партийных инстанций, – в газетах и на литературных собраниях настойчиво звучали голоса о том, что при диктатуре пролетариата сатира не нужна. Такие голоса раздавались и во время дискуссии о фельетоне в 1923 году, и на диспуте о сатире в Политехническом музее в самом начале 1930 года, – пишет И. Эвентов, напоминая: – На этом диспуте, где председательствовал М. Кольцов и выступали В. Маяковский, Г. Рыклин, Е. Зозуля, другие писатели, общее внимание привлекло к себе заявление искусствоведа В. И. Блюма о том, что при советском строе сатира существовать не может, ибо «ей придется поражать свое государство и свою общественность» (стр. 39 – 40).

Увы, спор этот не ушел в прошлое… И И. Эвентов во многом помогает нам в продолжении борьбы за сатиру!

В разделе, посвященном Маяковскому и поэтам-ленинградцам, многие факты, сообщаемые автором книги, малоизвестны или вообще неизвестны. Очень удачен раздел о Виссарионе Саянове, есть интересные материалы в главе о Николае Тихонове и др. Реконструкции – отношений Маяковского с ленинградскими писателями посвящены многие страницы книги.

Маяковский занял огромное место и в творческой и в человеческой биографии А. Прокофьева. Для Прокофьева он был не только огромным поэтом, а Поэтом Революции, Человеком из Будущего… И уж конечно, авторы работ о Прокофьеве не могут пройти мимо высказывания Маяковского (ответ на вопрос И. Эвентова, заданный ему при последнем приезде в Ленинград в 1930 году) о Прокофьеве. «Поэт незаурядный, – сказал он о Прокофьеве. – Такого сразу заметишь… Но, мне кажется, я уже заметил давно. Не припомню только, где раньше читал эти стихи…» (стр. 203- 204).

Но порой точка зрения историка литературы смещается, а память современника изменяет автору. Не понимаю, почему И. Эвентов в работе «Слово, поднимающее гром» считает возможным упрощать отношения Маяковского и Ахматовой: «…Оба поэта питали друг к другу глубочайший интерес и даже симпатии» (стр. 173). Разумеется, Маяковский, участвовавший в литературной борьбе начала века, не мог не знать стихи Ахматовой. Но обратимся к собраниям сочинений поэта. Ведь почти все его высказывания о ней полемические!

Есть и другие спорные моменты.

Я очень ценю исследования И. Эвентова в области рабочей поэзии. Но думаю, что строки Маяковского (подпись к плакату РОСТА): «Пан Пилсудский горделиво прямо в Кремль вчера спешил. Что не ржешь, мой конь ретивый, что ты шею опустил?» – отнюдь не представляют собой перефразировку «сатирической песенки 1905 года, в которой высмеяны бесславные царские полководцы» (стр. 22). Ведь третья и четвертая строки – измененная цитата из пушкинского стихотворения «Конь» («Песни западных славян»).

Интересна глава о Маяковском и кинематографе; тема эта не новая, ей посвящено несколько книг. Но И. Эвентов во многом расширил наши представления о Маяковском-кинематографисте, показывая, что в орбиту влияния великого поэта вошли десятки мастеров, создававших новое искусство, – С. Эйзенштейн, С. Юткевич, Дзига Вертов, Г. Козинцев, В. Пудовкин, Э. Шуб, Л. Кулешов, Н. Шенгелая и многие другие.

Есть в разделе и огрехи.

И. Эвентов пишет, что Маяковский мог видеть Чарли Чаплина в «Золотой лихорадке», «Парижанке» и других лентах (стр. 142). Увы, видеть Чарли Чаплина в «Парижанке» Маяковский не мог – в этом фильме великий актер лишь мелькнул в облике усатого носильщика на вокзале, совсем не похожий на обычный облик «товарища Шарло».

Раздел о Демьяне Бедном назван «Архаист или открыватель?», но посвящен многим проблемам, связанным с творчеством этого поэта. О традиционности и специфике басен Демьяна Бедного автор говорит четко и точно: «Отлично зная народный язык и понимая требования жанра, он добивался в своих баснях краткости экспозиции, остроты характеристик, выразительности диалога, и каждая басня превращалась, как и у Крылова, в реалистическую сценку, полную жизненности и мудрого смысла; в то же время она являла собой произведение художественной публицистики, близкое к памфлету, иногда даже к стихотворной агитке. На грани этих жанров и создавал свою басню Демьян» (стр. 230). Это справедливо. Связи с поэзией И. Крылова, с поэзией Н. Некрасова прослеживаются автором на многих примерах.

Совершенно правильно пишет И. Эвентов о том, что в нашей литературе Демьян Бедный одним из первых оценил эстетическое значение документа, силу его воздействия на читателя в сочетании с художественным образом и с поэтическим комментарием (стр. 231).

Уместны страницы собственных воспоминаний И. Эвентова о его встрече с Демьяном Бедным в 1939 году. Разговор зашел о Маяковском.

«- Я без сожаления, – сказал Демьян, – вспоминаю, что часто спорил с Маяковским и ругался с ним. Время было такое… Многие спорщики были горласты, и я им не уступал. Авторитетов мы не щадили. Очень часто за большими фигурами шли люди помельче, и удар приходился сразу по всем. За Маяковским я видел футуристов и лефов, видел поэтических крикунов, от которых надо было оберечь нашу литературу…

Наступила пауза, во время которой я решился вымолвить, что в периодике двадцатых годов встречал нападки Демьяна на Маяковского, но, к сожалению, не нашел ни одного факта его положительного отношения к так называемому Главлефу. Все, чем мы располагаем в этом деле, сказал я, это строки, написанные уже после смерти поэта…» (стр. 249 – 250).

И. Эвентов приводит и высказывания Демьяна Бедного о Маяковском (из записей, хранящихся в архиве ИМЛИ): «Мы с Маяковским так работали, что временами казалось: вас только двое.

Из-за подражания походке и голосу Маяковского сколько вывихнутых и сломанных ног, сколько сорванных голосов!

Пастернаковская взволнованная заикающаяся речь. Ее на русский язык надо перевести, а что еще прочтешь, неизвестно…

Маяковский был реакцией против старой слащавости. Ему претила их мелодика. Отсюда отказ от мелодии…» (стр. 250 – 251).

Но и эти слова Демьяна Бедного, приведенные в беседе с исследователем, и упомянутые записи (и, добавим, его полные искреннего горя отклики на смерть Маяковского) все-таки не дают права на однозначное решение вопроса об отношениях Демьяна Бедного и Маяковского, которые на разных этапах были разными.

Достаточно сложными были отношения Демьяна Бедного и Пастернака; И. Эвентов приводит высказывания и того и другого. Достойны внимания слова Б. Пастернака (сказанные в годы Отечественной войны): «Наверно, я удивлю вас, если скажу, что предпочитаю Демьяна Бедного большинству советских поэтов. Он не только историческая фигура революции в ее драматические периоды, эпоху фронтов и военного коммунизма, он для меня Ганс Сакс нашего народного движения. Он без остатка растворяется в естественности своего призвания…» (стр. 253).

Есть у И. Эвентова положения, с которыми трудно согласиться. Так, на наш взгляд, неверно утверждение о том, что Демьян Бедный-де не разделял тех схоластических взглядов на искусство, какие пропагандировал РАПП: установки на «диалектико-материалистический творческий метод», лозунга «одемьянивания», девиза «Союзник или враг». «Демьян Бедный, конечно, понимал, что борьба литературных течений была неизбежным явлением своего времени, что дело вовсе не в том, какая группировка победит, какая «перекричит» (состоя в РАППе, он нисколько не стремился к тому, чтобы РАПП «победил»), а в тех эстетических ценностях, которые должны создаваться в ходе жизни, в ходе литературной борьбы» (стр. 226).

Это не так! М. Пригодий в книге «Октябрь и советская литература» (Киев, 1977), справедливо говоря о большой роли Демьяна Бедного в нашей литературе, писал и о том, что нередко у него проявлялись «и пролеткультовско-напостовские тенденции». И приводит отрывок из его речи: «Пролетарские писатели у нас имеются. Пусть не первого ранга. Пока – не беда. Пусть три сопливеньких, но свои…»»Правда» дала отповедь Демьяну Бедному. М. Пригодий пишет: «В теперешних условиях, подчеркивала «Правда», пролетарская гордость, которая выражается в формуле: «Три сопливеньких, но свои», а всех остальных подводящая под «белогвардейцев», удивительно напоминает комчванство, против которого так беспощадно выступал тов. Ленин» (стр. 195).

Разумеется, это отдельные спорные детали в интересной, крупной работе о Демьяне Бедном.

Третий поэт – Сергей Есенин. Ему посвящен очерк «С. Есенин в 1917 году» (поэт в оценке деятелей партии и Советского государства; М. Горький и поэт) и две главы. «Человек и природа в лирике С. Есенина» и «Тема любви в поэзии Есенина».

Не повторяя известного, И. Эвентов дает немало новых фактов творческой биографии поэта. Он расширил для читателя «круг знакомств» Сергея Есенина, показал неоднозначность его окружения, людей, близких ему.

Конечно, давно прошло время, когда окружение Есенина в исследованиях было ограничено или крестьянскими поэтами (Н. Клюев, С. Клычков, П. Орешин и др.), или имажинистами (А. Мариенгоф, В. Шершеневич и др.). Но, пожалуй, лишь автор рецензируемой книги сумел показать подлинное, далекое от представлений рапповской критики общение поэта с крупнейшими советскими писателями и деятелями Советского государства и партии.

И. Эвентов пишет о том, что С. Есенин еще в дооктябрьское время встречался с М. Горьким, А. Блоком, В. Маяковским, А. Толстым, С. Городецким, В. Шишковым и др. Революция сблизила его со многими выдающимися представителями творческой интеллигенции, в их числе были Д. Фурманов, Вс. Иванов, К. Станиславский, В. Мейерхольд, В. Качалов, С. Коненков, Г. Якулов, Т. Табидзе, П. Яшвили, Л. Леонов, Л. Сейфуллина, Н. Тихонов, И. Бабель, В. Рождественский, М. Кольцов и др.

И. Эвентов подчеркивает: «Непростительно мало внимания биографы поэта уделяют и тому, какую роль в его литературной судьбе сыграли партийные работники – редакторы, издатели, публицисты, а именно: И. Ионов, П. Чагин, И. Майский, А. Воронский, Н. Накоряков» (стр. 279). И наконец, напоминает, что книги поэта были в личной библиотеке В. И. Ленина; немало места отведено и образу вождя в поэзии С. Есенина.

Значительны материалы о поездке С. Есенина к «всесоюзному старосте» М. И. Калинину в его родную деревню, многочисленные встречи с А. В. Луначарским, его общение с С. М. Кировым в Баку и др. Особый раздел книги посвящен отношению М. Горького к поэту…

В книге «Три поэта» и заново звучат широко известные ранее материалы, и оживают детали, вносящие новое в портреты поэтов революции.

Книга И. Эвентова в известном смысле подводит итог его многолетней работе в области изучения поэзии 20-х годов. Итог, достойный уважения.

Ленинград

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №7, 1981

Цитировать

Молдавский, Д. Возвращаясь к теме / Д. Молдавский // Вопросы литературы. - 1981 - №7. - C. 249-254
Копировать