Возвращаясь к ненапечатанному

О творчестве Дьёрдя Лукача (1885 – 1971) в мировой науке существует обширнейшая литература, подчас разноречивая по оценкам и выводам, но в то же время достаточно однозначная в признании места венгерского философа, идеолога и литературного критика в кругу наиболее выдающихся мыслителей нашего времени.

В известном смысле не обходили вниманием деятельность Лукача и у нас в стране, где он прожил с начала 30-х до середины 40-х годов, приобретя немало соратников и оппонентов. Во всяком случае, из литературных и философских энциклопедий можно было узнать и о роли Лукача в развитии марксистской мысли XX века, и об отдельных, с должным пиететом упоминаемых, «ошибках» и «заблуждениях» большого ученого. В литературоведческих монографиях и диссертациях, как правило, упоминались его заслуги в разработке важнейших проблем эстетики, в отстаивании мирового художественного наследия. И вместе с тем с ритуальным однообразием отвергались некоторые приписываемые ему концепции и суждения, вроде так называемой теории «большого реализма», пресловутой «партизанской» трактовки партийности, высказывались упреки то в эстетической узости, то в эстетическом и философском ревизионизме. Составить же сколь-нибудь ясное представление о взглядах венгерского теоретика было весьма затруднительно по той тривиальной причине, что за сорок послевоенных лет, вплоть до 1985 года, в Советском Союзе не увидела свет ни одна из многочисленных и имевших широкий международный резонанс новых работ марксиста Лукача¹.

Зная работы и выступления Лукача, особенно те, что относятся к последнему пятнадцатилетию его жизни, нетрудно понять, почему они долгое время не входили у нас в списки дозволенных. Сам факт, что первоначально многие из них выходили на Западе (как известно, Лукач писал преимущественно на немецком), очевидно, не мог не настораживать разного рода идеологических начальников. Еще более, надо думать, настораживало то обстоятельство, что, заняв в 1956 году четкую политическую позицию по отношению к народному восстанию в Венгрии и войдя в правительство Имре Надя, Лукач впоследствии не отрекся от казненного премьер-министра и в конечном счете не изменил своей оценки событий, которые именно он и охарактеризовал первым как народное восстание против режима сталинистской диктатуры.

Понятно, что среди множества разногласий между венгерским философом и официальным марксизмом-ленинизмом одним из главных вопросов, по которому Лукач считал своим долгом высказываться с предельной ясностью, был вопрос о значении XX съезда КПСС, о необходимости разрыва преемственности с практикой и теорией всего предшествовавшего периода. Рискуя вызвать против себя обвинения в «ревизионизме» (которые действительно воспоследовали, вылившись на исходе 50-х годов в международную идеологическую кампанию), Лукач одним из первых указал на необходимость возрождения марксизма через открытую и радикальную критику методов и теоретических взглядов Сталина и его наследников, включая, естественно, и критику примитивных догм, что укоренились за десятилетия культа личности в сфере искусства и литературы.

Немало недоразумений, как уже говорилось, бытует по сей день в связи с некоторыми литературно-теоретическими воззрениями Дьёрдя Лукача. Так, одно из распространенных мнений предполагает в нем чуть ли не апологета традиционных, жизнеподобных форм реализма, критика, якобы возводившего в незыблемую норму стиль отдельных немногих классиков XIX века. Правда, есть и другие мнения, например известного польского теоретика Г. Маркевича, видевшего в Лукаче, и не без оснований, «решительного противника идеи «жизненного правдоподобия» как необходимой составной части реализма или тем более его критерия» ².

1. Лишь в год столетия Д. Лукача началась публикация на русском языке его фундаментального труда по эстетике, впервые вышедшего в свет еще в 1963 году. См.: Д. Лукач, Своеобразие эстетического. Перевод с немецкого, т. 1 – 4, М., 1985 – 1987.[↩]
2. Г. Маркевич, Основные проблемы науки о литературе, М., 1980, с. 268.[↩]