Вечный пример

Ленин! Сегодня я с особым волнением думаю о нем, особенно пристально всматриваюсь в его черты на кинокадрах и фотоснимках.

Каждый художник, если он хоть один раз за свою жизнь обращался к образу Ленина, в преддверии 100-летия со дня рождения великого вождя Революции, естественно, обдумывает свое творческое «сродство» с ленинской темой.

В моей комнате висит увеличенная фотография Ильича – он беседует с английским писателем Гербертом Уэллсом, приехавшим в Россию в 1920 году, чтобы собственными глазами увидеть события, «которые потрясли мир». Владимир Ильич, слегка наклонив голову, что-то убедительно говорит гостю. Характерный жест, зоркий взгляд, полуулыбка, как знак доверия к собеседнику.

Я очень люблю это фото именно за содержащееся в нем доверие к человеку, оно передает душевную сущность Ильича, энергию его мысли. Это фото помогает мне в работе, напоминая, что с Лениным связан большой поворот и в моей жизни…

Наша семья была демократична по духу. И все же мои родители не шли дальше взглядов либеральной интеллигенции. Поэтому даже громовые залпы восставшего броненосца «Потемкин» прозвучали и для меня лишь эхом в дачной тиши солнечного дня. Отдаленность от событий внешней жизни имела свои последствия, и очень нелегкие: после первых сборников с характерными названиями: «Печальное вино», «Горькая услада», «Бренные слова» – я… перестала писать. Вернувшись из Франции, где прожила два года перед первой мировой войной, я долго не могла найти себя: грозовой ветер событий как бы смел все легковесное, чем я жила, о чем мыслила прежде. Со мной происходило то, что со многими, проявилось какое-то душевное неустройство того слоя интеллигенции, к которому принадлежала и я.

События Октябрьской революции были грозным напоминанием, что роль стороннего наблюдателя невозможна в новой жизни России. Наступившие времена требовали отчетливых решений: как дальше жить? О чем и для кого писать? Время «горьких услад» и «бренных слов» кончилось. Им на смену шли другие темы и другой читатель, Я поняла, что мне нужна живая правда жизни…

В 1922 году из Одессы я окончательно переселилась в Москву. Да, к новому укладу, к новым требованиям жизни, даже к новой литературе привыкать было нелегко.

Январь 1924 года.

…Зимние сумерки в Мамоновском переулке. В приоткрытую форточку вливается морозный воздух; на Тверской позванивают трамваи, доносится скрип извозчичьих полозьев. Внезапно, все ближе и ближе, голос быстро бегущего по переулку газетчика: «Скончался Владимир Ильич Ленин!»…

В первый и последний раз я увидела Ленина – уже в гробу, в Доме Союзов. С этого времени новая тема вошла в мои стихи – тема Ленина…

Вернусь на несколько лет назад, к парижскому периоду моей жизни. Я думаю о том, что, может быть, она сложилась бы иначе, если бы мне довелось увидеть в Париже Владимира Ильича. А это могло произойти. Немного сдвинуть сроки (каких-нибудь три месяца), и я могла бы увидеть Ленина, услышать его голос.

«Осенью 1912 г., когда мы были уже в Кракове…» – пишет в своих воспоминаниях Надежда Константиновна Крупская. В 1912 году Ленин и Крупская покинули Париж… А мне так хочется думать, что именно этой осенью, попав в Париж, я могла бы (пусть мимолетно) увидеть Владимира Ильича, Ведь мог же он, думается мне, заглянуть (хотя бы мимоходом) на одну из тех вечеринок, которые устраивали наши политические эмигранты и где я впервые встретила Луначарского.

Имя Ленина я услышала впервые от своего двоюродного брата, большевика Леонида Рузера, бежавшего из сибирской ссылки во Францию в 1910 году.

В одной из послереволюционных записок Владимира Ильича среди прочих имен я обнаружила и фамилию Рузера. И в тот же миг память развернула передо мной длинный свиток годов. Я увидела себя в тесной, не очень светлой парижской квартирке Рузеров, на кухоньке, где проходили непышные трапезы. Помню, в комнате над диваном на полочке были расставлены миниатюрные копии знаменитых химер собора Нотр-Дам. Жилище, вероятно, очень близкое по типу квартире Ленина на улице Мари-Роз. Парижские комнаты Ленина были еще скромнее рузеровских. В них не было даже химер: Владимир Ильич не жаловал их ни в каком виде…

…В январской ночи мы двинулись издалека к Дому Союзов, где лежал Ленин. Облако сотен тысяч дыханий окутывало медленный людской поток. Воздух, скованный стужей, был неподвижен. Высоко в небе в тройном кольце сияния, как это бывает только при самых сильных морозах, плыла луна.

Ленин в гробу производил впечатление спящего. Казалось, он уснул среди венков и звуки похоронного марша вот-вот разбудят его. Лицо было ярко освещено, особенно лоб, словно какая-то светлая мысль не покидала уснувшего. При свете прожекторов все яснее становилось восковое лицо. На груди орден Красного Знамени. У гроба стояла Крупская.

Шорох и шарканье бесчисленных ног наполняли Колонный зал.