№4, 1995/Обзоры и рецензии

Василий Аксенов в американской литературной критике

Творчество Василия Аксенова на протяжении многих лет привлекает внимание американских читателей и литературоведов. Его произведения довольно быстро переводятся на английский язык и многие включены в список обязательной литературы для студентов-славистов американских колледжей; его имя упоминается в американских энциклопедиях и в книгах по истории русской литературы; о художественном мире Аксенова читаются доклады на научных конференциях, пишутся кандидатские и докторские диссертации, выпускаются научные монографические исследования, печатаются статьи в самых престижных американских литературоведческих журналах1.

К пятидесятилетию писателя был задуман сборник посвященных ему литературных эссе «Василий Павлович Аксенов: писатель в поиске самого себя» под редакцией крупнейшего американского слависта Едварда Можейко2, однако книга по ряду технических причин была задержана и вышла только в 1986 году. Сборник разделен на три части: в первую вошли интервью самого Аксенова и об Аксенове, а также – литературная биография Аксенова, написанная Дж. Джонсоном, которая стала сейчас основным пособием для всех, кто интересуется творчеством писателя.

Во вторую часть включены обзорные работы широкого профиля, а третью часть составили статьи более узкого и специфического характера, в основном анализирующие одно отдельное произведение. Во вступлении Можейко говорит, что, работая над книгой, он ставил себе цель очертить как можно больший диапазон тем, чтобы читатель ознакомился с различными стадиями и гранями творчества Аксенова. Антология пестрит именами ведущих ученых-славистов: помимо самого Можейко и упомянутого выше Дж. Джонсона, в ней принимали участие Присцилла Майер, Ефим Эткинд, Пер Далгард, Наталья Горбаневская, Александр Жолковский, Ингер Лауридсен, Нина Колесникоф, Владимир Максимов, Константин Кустанович и многие другие. В статьях рассматриваются все жанры аксеновской прозы, раскрывается духовный мир писателя, оригинальность и новизна его стиля, художественные особенности этого таланта, продолжающего традиции русской классической литературы.

Издательства «Эрмитаж», «Силвер Эйдж», «Либерти» и «Ардис» выпустили почти все произведения Аксенова на русском языке отдельными книгами, а с 1987 года «Ардис» издает многотомное собрание его сочинений. Романы «Ожог», «Остров Крым», «Скажи изюм», повести «Стальная птица», «Золотая наша Железка», «Бумажный пейзаж», пьесы «Аристофаниана с лягушками», «Четыре темперамента», «Цапля», рассказ «Право на остров», мемуары «В поисках грустного беби» в 80-е годы сначала вышли в Америке, откуда затем попали на родину автора к русским читателям.Успех Аксенова объясняется далеко не только остротой его политической сатиры, спецификой американо-советских отношений, сенсацией вокруг первого русского неподцензурного альманаха «Метрополь» и высылкой писателя из Советского Союза в 1980 году. Главным образом произведения Аксенова привлекают к себе новизной и актуальностью идей, живостью образов, стилистическим своеобразием и глубиной морально-философских вопросов.

Уже в конце 60-х Аксенов стал известен в Америке как представитель молодежной прозы, который развил тему «отцов и детей» с позиции молодого поколения хрущевской оттепели. В 1971 году ныне известный ученый Присцилла Майер исследовала в докторской диссертации творчество Аксенова в контексте советской литературы 50-х и 60-х годов и, отметив талант писателя, образно определила форму его ранних рассказов как «соцреализм в современной одежде» 3. Герои первых работ Аксенова чаще всего романтики-одиночки с неопределенным будущим, которое они противопоставили советской бытовой благоустроенности. Филолог-славист Ольга Матич вычленила в их поступках протест против соцреалистической идеологии пуританизма, а также отражение принципов гедонизма и неофициальной народной культуры4.По мнению Греты Слобин, для молодежи того времени вообще характерен отход от коллективистского общества; типичные персонажи Аксенова, Битова, Казакова и Войновича стараются уйти от традиционных социальных обязанностей, не принимают «жертвы» своих родителей, и с западными сверстниками у них больше общего, чем со своими старшими соотечественниками5.

Аксеновские герои-шестидесятники эмоционально и духовно вовлечены в образ жизни, поддерживаемый советской идеологией, но в то же время находят для себя маленькие лазейки (шахматы, джаз, недосягаемая женщина – все, что оказывается жизненно важным в личном плане, свободном от официальных советских реалий), которые вызвали возмущение советской прессы и привлекли внимание русских и западных читателей. В 1981 году Уолтер Колонски в рецензии на «Золотую нашу Железку», помещенной в ведущем американском литературном журнале «Всемирная литература сегодня», отметил, что популярность Аксенова не ослабевала в течение двадцати лет, называя писателя «стилистическим гением», «инженером слова» со своей поразительно яркой манерой6.

После высылки Аксенова из Советского Союза в 1980 году к его работам возрастает интерес в Соединенных Штатах. Два его лучших романа «Ожог» и «Остров Крым», написанные на родине, но вышедшие только в эмиграции, принесли ему большую известность. Все пристальнее изучается американскими и западными учеными художественное мастерство Аксенова. Датский ученый Пер Далгард исследовал романы и повести Аксенова с точки зрения бахтинской теории хронотопа и карнавальности в своей магистерской диссертации «Функция гротеска у Аксенова», которая в 1982 году была переведена на английский язык7. Он доказал, что аксеновская сатира уходит корнями в народную карнавальную традицию (в бахтинском понимании), по форме граничащую с гротескным реализмом. Главной функцией гротеска в произведениях Аксенова Далгард считает сатирическую – она несет в себе дух карнавальности, предназначенной для выражения субъективного взгляда на жизнь и являющейся реакцией против рационального образа мышления. Исходя из бахтинского тезиса, что гротеск следует рассматривать как проявление фольклорного, карнавального взгляда, направленного против истеблишмента, Далгард выявляет вторую функцию гротеска у Аксенова – выражение жизненной концепции автора как представителя молодежного движения. Структуру гротеска Далгард сравнивает с поэтическим текстом и рассматривает аксеновский гротеск на стилистическом уровне, анализируя его элементы: метафору, сравнения, неожиданное появление автора в различных местах и в разных ипостасях, нарушенную хронологию событий, пестроту стиля и т.д., – и объясняет, что гротеск у Аксенова сочетает фантастику и жизнеподобие, авангардизм и реализм. Он также выделяет три главных периода в творчестве русского писателя: 1958 – 1963 – «счастливый», 1963 – 1970 – «сердитый» и 1970 – 1979 – «отчаянный».Эта периодизация была уточнена Константином Кустановичем, который объединил два последних периода в один: 1963 – 1979, а третий обозначил как годы с 1979 до «гласности». Он же развил идею Далгарда о связи гротеска Аксенова с бахтинской теорией карнавальности. В книге «Художник и Тиран. Произведения Василия Аксенова в брежневскую эру» Кустанович подробно рассматривает работы второго периода творчества Аксенова8. Он выводит у Аксенова закономерности в развитии сюжета, в структуре построения образов, в прагматической функции художественных элементов. Кустанович утверждает, что гротескные персонажи Аксенова представляют собой сочетание человеческих и дьявольских характеристик и являются формализованными гротескными образами в бахтинском смысле. Они выполняют символическую функцию в изображении советской жизни. Кустанович указывает на общие черты гротескного мира московских алкоголиков в «Ожоге» с карнавальным миром, обрисованным Бахтиным в книге о Рабле, и приходит к выводу, что в этом мире исчезает граница между социальными классами и политическими группами, когда, например, сталинский генерал в отставке и ялтинский комсомольский секретарь пьют вместе с московским писателем-диссидентом, его другом американцем и двумя проститутками. Так, русские алкоголики составляют мир, противопоставленный официальной культуре, – мир, очень похожий на фольклорный карнавальный, гротескный мир, характерный для средневековья.В 1991-м автор данной статьи в докторской диссертации исследовала религиозные и демонические мотивы в произведениях Аксенова и определила его стиль как интертекстуальный (исходя из бахтинской теории диалогизма) – в его работах широко используются цитаты, намеки, пародийные аллюзии на разнообразные политические и литературные источники9. В прозе Аксенова были выделены уровни, где он спонтанно реализует фольклорные приемы – например, рисует некоторые персонажи как нагромождение несуразных эмблем, создающих дополнительную, побочную связь с архаическим символизмом. При этом художественные методы, которыми пользуется Аксенов, сходны с бриколажем построения фольклорных фигур, С помощью интертекста Аксенов наполняет свои архаичные образы, современным содержанием, связанным с проявлениями советского тоталитаризма. Политическое и социальное зло у Аксенова наделено демоническими чертами, выраженными с помощью традиционного символизма. Их иерархия отражает советскую политическую структуру. Демонизм в произведениях Аксенова не имеет строго религиозного значения – он выявляется в восприятии героем советской действительности как симптом зла, становится психологическим и культурным проявлением отрицательного отношения к подавляющей государственной силе.

  1. Самымизначительнымимагистерскимиидокторскимидиссертациями, посвященнымитворчествуАксенова, являются: P. Meyer, Aksenov and the Soviet Literature of the 1950s and 1960s (Ph. D. dissertation, Prinston University, 1971); P. Dalgard, The Function of the Grotesque in Vasilij Aksenov (revised Master’s thesis, Aarhus University), translated into English by Robert Porter, Arkona, Aarhus, 1982; B. Bolshun, On Certain Peculiarities of V. Aksenov’s Novel «Ozhog» (Ph. D. dissertation, University of Michigan, 1985); K. Kustanovich, The Narrative World of Vasilij Aksenov (Ph. D. dissertation, Columbia University, 1986); N. Efimov, Religious Motifs in Vasiliy Aksenov’s Works (Ph. D. dissertation, Florida State University, 1991).[]
  2. »Vasiliy Pavlovich Aksenov: a Writer in Quest of Himself», E. Mozejko (editor), Columbus, Slavica Publishers, 1986. []
  3. P. Meyer, Aksenov and the Soviet Literature of the 1950s and 1960s, p. 42.[]
  4. O. Matich, Vasilii Aksenov and the Literature of Convergence: «Ostrov Krym» as Self-Criticism. – «Slavic Review», 1988, vol. 47, N 4, p. 642.[]
  5. G. Slobin, Aksenov Beyond «Youth Prose»: Subversion Through Popular Culture. – «Slavic and East European Journal», 1987, vol. 31, N 1, p. 51.[]
  6. W. Kolonsky, Vasily P. Aksenov. Zolotaja nasa zelezka. – «World Literature Today», 1981, vol. 55, N 2, p. 337.[]
  7. P. Dalgard, The Function of the Grotesque in Vasilij Aksenov.[]
  8. K. Kustanovich,The Artist and the Tyrant. Vassily Aksenov’s Works in the Brezhnev Era. – «Slavica Publishers», Columbus, Ohio, 1992.[]
  9. N. Efimov, Religious Motifs in Vasiliy Aksenov’s Works, Florida State University, Tallahassee, 1991.[]

Цитировать

Ефимова, Н. Василий Аксенов в американской литературной критике / Н. Ефимова // Вопросы литературы. - 1995 - №4. - C. 336-348
Копировать