№4, 1969/Обзоры и рецензии

В плену старой, вредной тенденции

Dominique Arban, Lesannte d’apprentissage de Fiodor Dostoïevski, Payot, Parle, 1968, 396 p.

В Париже вышел первый том монографии о Достоевском Доминики Арбан – переводчицы двух томов его писем и автора книг: «Dostoïevski le «coupable» (1953) и «Dosto’ievski par lui-meme» (1963). В новом труде «Годы учения Федора Достоевского» автор поставил себе задачей охватить весь жизненный и творческий путь писателя. В книге рассматривается детство, юность и его литературная деятельность, кончая «Неточкой Незвановой». Д. Арбан подводит Достоевского к событиям, связанным с делом Петрашевского, но намеренно не касается их, предупреждая, что все относящееся к социально-политическим исканиям Достоевского она оставляет до следующего тома. В этом же ее интересует анализ душевного и идейного роста ребенка и юноши под воздействием семейных отношений и обильного чтения. Лишь бегло, в семистраничной главке «Le pays de Fedia» («Страна Феди») в конце рассказа о детстве автор в общих фразах излагает сведения о политическом и общественном строе России и основных исторических событиях первой половины XIX века. Высокая оценка книги Д. Арбан в заметке от издательства, напечатанной на обложке («Как Достоевский стал Достоевским?»), содержит следующую удивившую нас фразу: «Каждый человек образуется своими годами детства, юности, и тем не менее лучшие специалисты по великому русскому писателю посвящали всего, несколько страниц эпохе, имеющей столь большое значение для его жизни». В «Библиографии» использованной литературы, помещенной в конце книги, Д. Арбан назвала около двадцати зарубежных и свыше сорока советских работ по Достоевскому. Конечно, это не так много (недавно вышедший указатель советской литературы по Достоевскому насчитывает свыше 3 тысяч номеров) 1, но несомненно, что важнейшие исследования по первой половине жизни писателя Д. Арбан хорошо изучила. Читая ее работу, мы все время встречаем факты, наблюдения, сопоставления, выводы и оценки, которые нам знакомы по трудам М. Волоцкого, А. Долинина, Л. Гроссмана и многих других советских ученых. Приложив к книге «Библиографию», Д. Арбан не затруднила себя ссылками в тексте на обильно использованный ею известный материал, особенно работы Л. Гроссмана.

Указывая на этот факт, мы не хотим сказать, что весь ее труд сводится к компиляции. Ряд наблюдений принадлежит и автору книги, который в таких случаях тщательно оговаривает свое авторство. Но о них мы скажем далее. Прежде всего надо указать, что как заимствованные у предшественников, так и установленные самой Д. Арбан сведения поставлены на службу единой идее, организующей весь материал.

Еще в 1939 году в книге «В семье и усадьбе Достоевских» я писала о возникшей в 1920-х годах тенденции изображать «детство писателя в темных мрачных красках. В основу кладутся сообщенные Л. Ф. Достоевской отрицательные сведения об отце писателя и ее указания на близость между семьей Достоевского и семьей Карамазовых. Эти указания жадно использовал в своей книге в свете психоанализа немецкий исследователь Нейфельд, книга которого была переведена и издана у нас в 1925 году. По пути Любови Достоевской и Нейфельда пошел в своих исследованиях Л. П. Гроссман, с каждой своей работой все более сгущавший мрачные краски вокруг образа отца Достоевского» 2. О той же тенденции писал А. А. Достоевский, издавая воспоминания своего отца: «Дело дошло до того, что представители психоаналитического метода… придавая огромное значение отрицательным свойствам отца в характере Федора Михайловича, приписывают последнему не только вражду и ненависть к отцу, но даже безотчетное стремление к его убийству» 3.

Направление, от которого давно отошли немногие советские литературоведы, к нему примкнувшие, продолжало и продолжает в разных странах, варьируясь на десятки ладов, завербовывать своих поклонников. К ним принадлежит и Д. Арбан. Вся ее книга нацелена на доказательство того, что Достоевского маниакально преследовала мысль о своей вине в убийстве отца и что все его творчество пронизано сознанием этой вины и является, таким образом, плодом его психической болезни.

Читая книгу Д. Арбан, с искренним сожалением следишь за тем, как исследователь, тонко чувствующий и любящий мальчика Федю, с глубоким вниманием следящий за становлением его мировоззрения и характера, сводит свои наблюдения все к одному и тому же комплексу: ненависть к жестокому и развратному отцу, затаенное желание его смерти и память о страданиях первой «кроткой», то есть матери. Эти ситуации и эмоции Д. Арбан находит во всех читанных писателем в детстве и юности книгах, в каждом из написанных им произведений, в результате чего будущий гениальный писатель предстает прежде всего эпилептиком, одержимым навязчивой идеей. Глубокие связи с общественно-политической жизнью страны, широкая литературная образованность и преемственность, наконец, проникновенный гуманизм, открывавший писателю душевные движения людей, психологически ему далеких, – все это остается вне внимания автора книги. В анализе литературы, под влиянием которой сформировывался Достоевский, Д. Арбан в основном идет вслед за Л. Гроссманом, но иногда вносит и свои наблюдения и «новации». Стремясь увеличить число аналогий между творческими идеями и персонажами будущих романов Достоевского и литературными образцами, автор иногда теряет чувство реального. Приведу, как показательный, только один случай, который встретился нам на стр. 84 – 85. Известно, что семья Достоевских выписывала «Библиотеку для чтения». Д. Арбан нашла в одном из номеров за 1834 год статью о Байроне, в которой упоминалось, как он тяготился своей хромотой и был тем не менее великолепным наездником. ЭтонаводитД. Арбаннаразмышления: «Dans Les Demons, Lisa Verkhovskaia, la jeune fille tres belle dont Stavroguine est epris, est une amazone. Elle est boiteuse» 4. И далее автор философствует о том, что эта «антиномия» у Достоевского – красоты и уродства – всегда казалась ей здесь неоправданной и, только прочтя статью в «Библиотеке для чтения», она поняла, что ее подсказала автору «Бесов» память о Байроне: «Можно думать, что эта прекрасная хромая амазонка родилась от этого хромого красавца». Если бы даже Лиза Тушина в «Бесах» действительно была хромая, то было бы явным произволом проводить подобную аналогию с журнальной статьей 1834 года, которую к тому же неизвестно читал ли мальчик Достоевский. Но ведь в «Бесах» есть другая хромоножка. И только пьяной фантазии Лебядкина обязано появление виршей – «В случае, если б она сломала ногу», – склонность же Достоевского к «антиномиям» нисколько в этом не повинна.

Краткие характеристики каждого из десяти ранних рассказов Достоевского в том или ином виде связаны с центральной идеей книги, в которой заключается ее пафос. В более отвлеченной форме – это противопоставление, хищной, властной натуры и ее кроткой жертвы, в более конкретной – отражение отцеубийства. Не только «Хозяйка» и «Неточка Незванова» дают автору подходящий материал для «психоанализа», но и во всех других он стремится найти все те же ситуации, эмоции. Особенно изумляет толкование «Слабого сердца», которое предлагает Д. Арбан, «первая» увидевшая никем не замеченный до нее второй план повести, якобы вовсе не скрываемый автором. Рассказ о двух друзьях, из которых один, с «слабым сердцем», гибнет, сломленный военно-бюрократической николаевской машиной, а другой прозревает подлинную причину безумия друга, превращен Д. Арбан в мелодраму с пресловутым треугольником: друг «украл у друга его невесту, его надежду» и содействовал всячески его гибели. Уже в веселой возне приятелей, которой начинается рассказ, Д. Арбан видит прообраз терзания слабого сильным. Она многозначительно (курсивом) выделяет место, в котором говорится, что Лизанька оставлена наедине с другом жениха на какое-то время, и, наконец, в наивных словах Лизы, выражающих вершину их счастья и дружбы: «Мы будем втроем как один человек», – усматривает полное подтверждение «треугольника». Отсюда ведутся нити даже к Федору Павловичу Карамазову, воплотившему в себе «сентиментальность и жестокость», которые Д. Арбан обнаружила уже в Аркадии Нефедевиче.

К сожалению, эта попытка по-своему толковать Достоевского не только искажает данное произведение, но свидетельствует о полном непонимании глубоко гуманного и чрезвычайно исторически характерного содержания рассказа, превратившегося почти в пошлый водевиль.

Мы не можем здесь рассматривать все «новации», предлагаемые Д. Арбан. Отметим в заключение, что книга изобилует фактическими ошибками, особенно в хронологической канве, к ней приложенной. Если некоторые из них, как, например, Николай II вместо Николая I, 1846 год (письмо Белинского к Гоголю) вместо 1847 и т. п., можно объяснить опечатками, то помещение под 1844 годом участия Белинского в «Телескопе» и «Молве», а также под тем же годом публикации «Философического письма» Чаадаева вводит в заблуждение французских читателей относительно этапов общественного развития России. Не принадлежит Достоевскому эпиграф к книге, который избрала Д. Арбан, доверясь Л. Гроссману. Еще в 1930 году Б. Томашевский доказал, что статья во «Времени», из которой он взят, не могла быть написана Достоевским. Много ошибок в собственных именах исторических деятелей и литературных персонажей.

Но эти дефекты легко устранимы, и, как можно понять из нашего обзора, не столько они, сколько самый угол зрения автора на свой предмет снижает научное значение книги. А между тем надо отдать справедливость Д. Арбан: тщательно изучив опубликованные фактические материалы и научные труды о первом периоде жизни Достоевского, она дала возможность французскому читателю впервые познакомиться с условиями, в которых протекали его детство и юность. Люди и быт, его окружавшие, воспитание и школа, широкий круг чтения и, наконец, самый образ гениального подростка – все это нашло в Д. Арбан прилежного и чуткого исследователя.

И очень жаль, что, находясь под воздействием уже изжившей себя «психоаналитической» схемы, Д. Арбан стремится в своей работе показать маньяка-эпилептика вместо умнейшего и гуманнейшего писателя.

  1. »Ф. М. Достоевский. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем. 1917 – 1965″, «Книга», М. 1968. Подготовлен коллективом Музея-квартиры Достоевского. []
  2. В. С. Нечаева, В семье и усадьбе Достоевских, Соцэкгиз, М. 1939, стр. 6.[]
  3. »Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского», Л. 1930, стр. 6. []
  4. Перевод:»В «Бесах» Лиза Верховская, молодая, очень красивая девушка, которой увлечен Ставрогин, – амазонка. Она – хромая». Фамилия Лизы у Достоевского тушина.[]

Цитировать

Нечаева, В. В плену старой, вредной тенденции / В. Нечаева // Вопросы литературы. - 1969 - №4. - C. 211-213
Копировать