Тридцать лет работы
Вл. Орлов, Пути и судьбы. Литературные очерки, «Советский писатель», М. – Л. 1963, 668 стр.
За последние годы вышло в свет большое число сборников избранных статей наших литературоведов и критиков. Многие из них не вызвали откликов в печати. Книги критиков остаются без критики. Между тем каждая такая книга – творческий самоотчет автора перед читателем, серьезная проверка, выдержала ли работа критика испытание временем.
Отбирая статьи для недавно вышедшей книги «Пути и судьбы», В. Орлов был строг и взыскателен. В сборник включено только девять статей из множества опубликованных за тридцать лет, с 1929 по 1969 год. Но и те, которые вошли в книгу, по утверждению автора, «пересмотрены и в ряде случаев обновлены». Действительно, сборник «Пути и судьбы» отнюдь не переиздание уже напечатанных статей, но дальнейшее развитие и продолжение работы автора над постоянными его темами.
Этими темами, которым В. Орлов неизменно верен, являются поэзия первых десятилетий XIX века и поэзия первых десятилетий XX века, преимущественно Блок и литературная борьба вокруг его творчества. Соответственно на две части делится и книга избранных статей.
Имена, привлекающие постоянное внимание автора, – Катенин, Денис Давыдов, Языков – соединены не случайно. Если присоединить к ними Грибоедова, которому освящена В. Орловым отдельная книга, то перед нами предстанет как бы особое литературное направление.
Это направление выступало против принципов элегического романтизма Жуковского и его последователей, за народность и национальную самобытность лирической поэзии. В творчестве каждого из названных поэтов эта борьба за народность приобретает свои особые формы. Она сказывается в стремлении к самобытности, характерной для творчества Катенина, в частности в его активной борьбе за простонародную лексику в поэзии (в этом смысле особенно интересна полемика вокруг двух переводов «Леноры» Бюргера, сделанных Жуковским и Катениным). В патриотической лирике Денис Давыдов, как отмечает исследователь, порывает с традициями батальной поэзии XVIII века, героической эпопеи и военно-патриотической оды, обнаруживая преемственную связь с «домашней», интимной лирикой. В лирике Языкова, по утверждению В. Орлова, эта борьба сказывается в целом ряде стилевых особенностей и в выборе национально-исторической тематики, который сам Языков считал отнюдь не случайным, но принципиальным.
Автор подробно характеризует общественные и политические мотивы, роднящие между собой поэтов, которым посвящены отдельные его статьи. То, что мы называем общим словом «декабризм», было очень сложным явлением, отнюдь не ограниченным только кругом лиц, принявших непосредственное участие в восстании 14 декабря. Его почвой был «целый ряд общественных и литературных настроений, течений, «веяний»; различные формы оппозиционности по отношению к внешней и внутренней политике Александра I, к аракчеевщине, мистическому мракобесию, казенщине, палочной муштре. В. Орлов внимательно присматривается к особенностям этих различных форм оппозиции – и к тому явлению, которое Денис Давыдов назвал гусарщиной и которое всецело связано с его именем и с его творчеством, и к культивированию традиций «вольных студенческих корпораций», которое часто способствовало «выявлению более серьезных свободолюбивых и политически оппозиционных настроений». Примеров такого перерастания студенческой «вольности» в политическую «оппозиционность» автор справедливо считает творчество молодого Языкова периода до декабрьского восстания.
Оппозиционность поэтов, которым посвящены статьи В. Орлова, имеет разные оттенки, но по своим общественно-политическим настроениям и по своим эстетическим позициям все эти поэты, как я уже отметил, в родстве. Работы В. Орлова обогащают наше представление о поэзии эпохи, когда складывалось, росло и крепло движение декабристов. Но именно в этой связи мы вправе предъявить автору книги упрек. Следовало бы завершить цикл статей о поэзии и поэтах первой четверти XIX века общей итоговой статьей, характеризующей возникновение и развитие преддекабристской и декабристской поэзии от Дениса Давыдова до Рылеева, тем более что в нашем литературоведении такого общего обзора нет.
Творчество каждого из поэтов, о которых идет речь в книге В. Орлова, рассматривается в нескольких аспектах. Исследователи интересует не только то, что называют «творческим путем», но и характеристика произведений поэта как явлений истории общественной мысли, а самая деятельность поэта и его биография (литературная и общественная) – как факт истории определенной эпохи. Вот почему автор привлекает чрезвычайно широкие, часто новые и неопубликованные материалы для воссоздания подлинного исторического облика писателя, которому посвящена статья.
Нужно ли говорить, что в области гуманитарных знаний одна дисциплина не отделена непроходимой границей от другой. История литературы в близком родстве и с языкознанием, и с историей общественной мысли, и, наконец, просто с историей. Широта интересов, включающих и специальные историко-литературные задачи, и область историй духовной культуры в широком смысле этого слова, и проблемы истории, – один из характерных признаков работ В. Орлова. Стремление к исторической конкретности и точности в высшей степени свойственно им. И, может быть, одна из наиболее ярких в этом смысле работ – большая статья «Николай Полевой и его «Московский телеграф». Это не просто литературоведческая работа или работа по истории критики, хотя она и содержит подробный анализ критических статей Полевого, его эстетический позиции, его роли в литературной борьбе эпохи. Пристальное внимание автора обращено главным образом на самый журнал, как крупное явление в истории русской общественной мысли.
Исследователь цитирует слова Белинского о Денисе Давыдове: «…чтоб понять Давыдова как поэта, надо сперва понять его… как оригинальную личность, как чудный характер, словом, как всего человека». Эта формулировка «понять как всего человека» является для автора книги своеобразным и методическим и методологическим требованием. Отсюда его интерес к подробностям биографии. Изучение поэта «как всего человека» в единстве его творческого пути и его личности, его исторического дела и его судьбы дает чрезвычайно плодотворные результаты.
Книга В. Орлова не случайно называется «Пути и судьбы». Это название очень точно характеризует самый жанр его исследовательской работы. Стремление анализировать литературный факт, творчество и биографию поэта с самых различных сторон, в многообразных связях с литературой и культурой эпохи – черта, двойственная В. Орлову почти во всех его работах. К сожалению, этого нет в статье о Полонском, и потому она наименее интересна. Все внимание автора, в отличие от других работ, сосредоточено только на анализе поэзии Полонского. Статья не вызывает возражений в плане литературоведческом, но она написана в другом жанре, нежели остальные очерки, включенные в сборник.
В. Орлов раскрывает «внутреннюю форму», идею, смысл биографии писателя; он отбирает только значимые факты, в которых эта идея выступает с наибольшей яркостью, он подчеркивает драматические и трагические эпизоды биографии (см. хотя бы финалы статей о Катенине и о Полевом).
Индивидуальность исследователя наиболее ярко и полно выражена в трех статьях о Блоке. Если к этим статьям присоединить вышедшую в 1963 году книжку «Поэма Александра Блока «Двенадцать», перед нами раскроется весь смысл работ В. Орлова о Блоке и их значение в исследовании и популяризации творчества великого поэта.
В статье «Вечный бой» В. Орлов справедливо указывает, что путь поэта к революции начался задолго до Октября. Необходимость, историческая закономерность этого пути обусловлены были и личностью Блока, и его характером, и его гением. Путь этот вел через труднейшие преграды, переоценки, преодоления, катастрофы. И статья, названная «Вечный бой», конкретно и точно характеризует именно этот сложный характер эволюции Блока. Автор категорически отказывается от той системы равнодушной констатации противоречий, которая характерна для некоторых работ о художниках, творивших на рубеже двух эпох.
Но этот путь преодолений, переоценок, катастроф выразился не только в творчестве Блока, в равной мере сказался он в отношениях с друзьями, с родными, с женой. Горький сказал о Блоке – «волею божией поэт и человек бесстрашной искренности». Эта «бесстрашная искренность» и с друзьями, и с родными, и с самим собой была причиной резких разрывов сперва с С. Соловьевым и Андреем Белым, потом с Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Вячеславом Ивановым, Георгием Чулковым, а после Октября и публикации поэмы «Двенадцать», кажется, почти со всем кругом буржуазной интеллигенции, со всей литературной средой. Об этом подробно рассказано в книжке В. Орлова о поэме «Двенадцать». Чем больше чувствовал Блок живую жизнь народа, чем ярче ощущал он движение истории, приближение революции, тем чаще и резче становились его разрывы с друзьями, тем дальше отходил он от литературной среды.
В. Орлов отнюдь не ограничивается той тощей истиной, что в отношениях Блока с друзьями и во всей истории его отношений с женой сказался «дух времени», «стиль эпохи» и т. д. Всякая биография отмечена признаками определенного времени. Но дело, разумеется, не только в этом. Исследователь убедительно доказывает, что разрыв Блока с собственным прошлым, декадентством, мистикой, со всем бредом его юношеской религиозности сказывался и в разрывах с друзьями, и в семейной трагедии. Декадентство исказило, изуродовало его отношения с женой. Для Блока, каким его рисует В. Орлов, не было границы между личной жизнью и литературой. Факты биографии имеют тот же смысл, что и факты непосредственно творческие, биография находится в тесном и неразрывном единстве с поэзией. Обычно в изложении истории семейных трагедий и сердечных увлечений историки литературы оказываются в невыгодном положении людей, вынужденных нескромно вмешиваться в чужие секреты и тайны. Статья «История одной любви», построенная полностью на материале частично опубликованной, а частично еще неизвестной читателю переписки Блока с женой, – едва ли не первая в нашем литературоведении статья, в которой семейная трагедия поэта, рассказанная исследователем, теряет нескромный характер разоблачения чужих тайн и становится ярким свидетельством жизни его души и его творческих кризисов. Пытаясь «понять всего человека», В. Орлов рассматривает личные переживания и личные отношения Блока, так же как и всех других поэтов, которым посвящена его книга, в свете тех идей, которые раскрываются во всей истории их творчества.