№5, 1976/Обзоры и рецензии

Трибуна русистов Украины

«Вопросы русской литературы», вып. 1 – 25, «Вища школа», Львов, 1966 – 1975. Ссылки на это издание даются в тексте.

1

У этого издания свое лицо и своя постоянная читательская аудитория. Правда, тираж «республиканского межведомственного научного сборника»»Вопросы русской литературы», издаваемого Черновицким государственным университетом, если судить по общесоюзным масштабам, более чем скромен – как правило, он не превышает двух тысяч экземпляров. Тем не менее издание это доказало свою жизнеспособность: созданное десять лет тому назад по инициативе литературоведов Украины, на земле Ивана Франко и Ольги Кобылянской, оно заняло свое место в советской русистике.

Двадцать пять книг «ВРЛ» – своего рода зеркало, в котором, прежде всего, отражается научная деятельность многоликого и многоголосого отряда филологов-русистов на Украине. Издание свидетельствует о том, что здесь на кафедрах русской литературы государственных университетов и педагогических институтов успешно трудятся серьезные ученые. Лучшие историко-теоретические исследования, осуществленные за последнее десятилетие на этих кафедрах и обнародованные в «ВРЛ», радуют богатством наблюдений, широтой кругозора, концептуальностью.

В этой связи, думается, стоит подчеркнуть, что пора отказаться от укоренившихся в сознании определенной части наших коллег представлений, будто продолжает существовать резкая качественная грань между так называемым «столичным», скажем московским или киевским, и «периферийным» литературоведением. Такие устаревшие представления еще бытуют, но они не соответствуют нынешнему реальному положению вещей в науке о литературе. Книги львовского ученого А. Чичерина, например, убеждают в том, что методологический уровень литературно-теоретических и историко-литературных разысканий менее всего зависит от места, где живет ученый.

Все это не может не радовать. Однако рудименты «провинциализма» изживаются с трудом. Заметны они и в «ВРЛ».

В чем сказывается «провинциализм» в науке о литературе? На наш взгляд, прежде всего в приверженности к устаревшим схемам и штампам, в некритическом преклонении перед авторитетами, настоящими и, довольно часто, мнимыми. В нежелании, а скорее всего в боязни свернуть с проторенных путей. Вместе с тем тот же «провинциализм», как это ни звучит парадоксально, нередко проявляется в боязни прослыть консерватором. Отсюда, вероятно, жонглирование новомодной терминологией, торопливое копирование «наиновейших» образцов.

Речь идет о недостатках, в большей или меньшей мере присущих изданиям, выходящим под самыми различными, в том числе, случается, и высокими академическими, марками – в Москве, Ленинграде, в Киеве или Минске. Другими словами, литературоведческая «глубинка» сегодня понятие, не обязательно связанное с географией.

В журнальном обзоре мы, естественно, лишены возможности дать полную картину всего того, что сделано составителями, редакторами и авторами «ВРЛ» за первое десятилетие существования издания. Но, вероятно, в этом нет и необходимости. Попытаемся определить основные тенденции его развития и сосредоточим внимание главным образом на наиболее характерных публикациях по истории русской классической и советской литературы.

«ВРЛ» охотно предоставляют свои страницы не только литературоведам-русистам Украины. Здесь выступают со статьями и рецензиями литературоведы Москвы, Ленинграда, Свердловска, Горького. Редколлегия поддерживает деловые отношения с центральными академическими институтами литературы, с учеными из других союзных республик; журнал обозревает работы, вышедшие в свет за пределами Украины. Так, только в последнем, 25-м выпуске «ВРЛ» читатели находят отклики на второй рижский сборник «Вопросов сюжетосложения», на монографию латышских авторов Л. Левитана и Л. Цилевич «Сюжет и идея» и книгу Л. Сидякова «Художественная проза А. С. Пушкина». Ранее «ВРЛ» опубликовали содержательные отзывы на работы М. Алексеева «Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг…». Проблемы его изучения», Д. Лихачева «Поэтика древнерусской литературы», М. Храпченко «Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы», К. Ломунова «Эстетика Льва Толстого». Рецензировался и библиографический указатель «Творческая история произведений русских и советских писателей». Заодно отметим постоянный интерес «ВРЛ» к зарубежным славистическим изданиям. В 24-м выпуске, например, высоко оценивается труд норвежца Хетсо Гейра «Евгений Баратынский. Жизнь и творчество»; А. Пулинец знакомит читателей с книгой болгарского филолога Вас. Колевского «В. И. Ленин и художественная литература».

И все-таки эти связи носят пока еще эпизодический и односторонний характер. Отклики на публикации «ВРЛ» в центральной нашей литературной печати крайне редки. Между тем они, на наш взгляд, заслуживают серьезного внимания. Редакторы, издатели и авторы черновицких сборников нуждаются в трезвом, деловом разговоре, в объективной оценке сделанного ими. Кроме того, критический обзор «Вопросов русской литературы», думается, представляет интерес и для русистов, работающих в других союзных республиках. Анализ достоинств и недостатков черновицкого издания, тенденций его развития дает достаточно пищи для размышлений о путях развития нашего литературоведения в целом, русистики – в первую очередь.

2

Сначала несколько слов о том» каким было задумано это издание, и каким сложилось на протяжении прошедших десяти лет. Признаться, настораживала стереотипная аннотация, открывавшая 1-й выпуск, смущало несколько расплывчатое представление редакции об адресате нового издания. Можно ли было, например, всерьез принять заявление, что сборники специальных научных работ, выполненных сотрудниками соответствующих институтских или университетских кафедр, предназначаются «для широкого круга читателей»?

К счастью, «ВРЛ» не поддались соблазну мнимой популярности, «массовости», доступности. Как правило, авторы и издатели не забывают о специальном характере черновицкие сборников. Разумеется, здесь находят немало полезного для себя и любознательные студенты филологических факультетов, и аспирантская молодежь, и учителя средней школы, и хорошо подготовленный рядовой читатель. Однако публикации, как правило, адресуются в первую очередь и главным образом специалистам, историкам и теоретикам литературы, преподавателям высшей школы. Но никто не может упрекнуть «ВРЛ» в элитарности. Их достоинство в строгой научности. И напротив, стоит редколлегии забыть о высокой квалификации своей читательской аудитории (а это с ней, увы, случается), как она терпит поражение. Сказанное касается, прежде всего, приуроченных к той или иной знаменательной дате юбилейных статей.

Юбилейная литература – тема, заслуживающая особого разговора. Большие юбилеи играют заметную роль в нашей общественно-политической и научно-литературной жизни.

Хорошее впечатление производит последний, 25-й выпуск «ВРЛ», в значительной своей части посвященный 30-летию Победы и Великой Отечественной войне. К этой теме черновицкие сборники обращались и ранее. Так, еще в 4-м выпуске было опубликовано исследование о национальном и интернациональном в русской повести периода Великой Отечественной войны, в 13-м выпуске – о русских литературных мемуарах этой героической поры. «Трагический конфликт в современной повести о войне» – тема статьи М. Матвейчука в 24-м сборнике.

Публикации по теме «Великая Отечественная война в советской литературе» в последнем выпуске отличаются, разумеется, друг от друга и по охвату материала, и по глубине его осмысления. Но в целом они заслуживают положительной оценки.

И. Вишневский в статье «Идея единения славянских народов в борьбе с фашизмом в советской публицистике военных лет» затрагивает важный круг вопросов, для рассмотрения которых он привлекает творчество русских, украинских, польских литераторов. Интересны статьи В. Петровского о поэзии Ильи Сельвинского и О. Преснякова о слове и сюжете в драме Константина Симонова «Русские люди». П. Лещенко в своем исследовании демонстрирует немало новых фактов «из истории русско-украинского литературного единения в годы Великой Отечественной войны», (Отметим попутно, что тема взаимосвязей русской и украинской, современной и дооктябрьской, литератур – одна из центральных в «ВРЛ».)

Менее удачны, на наш взгляд, сообщения Н. Козлова о творческом методе автора «Молодой гвардии» и Ю. Коновальчука – «Природа и типология конфликтов в современной военной повести». О стиле первой публикации можно, например, судить хотя бы по следующему пассажу: «Фадеев обогатил психологическую портретную живопись в советской литературе. Рисунок портрета у него отличается эстетическим содержанием, обуславливаемым не столько внешней красотой, сколько психологической насыщенностью. Внешность героя в «Молодой гвардии» – это своеобразная проекция на его характер. Конечно, писателю важно как можно точнее описать лицо, фигуру, походку особенно потому, что речь идет о реальных людях, но не менее важно передать то впечатление, которое производит герой. Впечатление – это уже качественный момент, позволяющий художнику, не отходя от пластического изображения, передать свое эстетическое отношение, т. е. рисунок пропитать лиризмом, пробуждающим у читателя эмоции прекрасного или безобразного, любви или ненависти» (вып. 25, стр. 16). Я полагаю, что нет смысла комментировать этот текст.

Нелегко уловить мысль Ю. Коновальчука, который, говоря о природе и «типологии конфликтов» в современной военной повести, на неполных семи страницах текста ухитряется перечислить более полусотни художественных произведений. Автор оперирует понятиями «главный конфликт», «микроконфликты», «художественный конфликт», «военно-тактический конфликт», «психобиологический» конфликт, «конфликты нравственно-психологического порядка» (стр. 37, 39, 41), в сущности, не раскрывая их реального содержания. Сам термин «конфликт» на трех страницах (37 – 39) упоминается тридцать шесть раз!..

Тем не менее, юбилейный раздел 25-го выпуска «ВРЛ» в целом представляется нам удачей, свидетельствующей о научном росте этого издания. Ранее подобные удачи были редкостью. Так, в 4-м выпуске (1967), посвященном в значительной части теме «Ленин и литература», напечатана содержательная, обращенная к современности статья В. Воробьева «В. И. Ленин о национальном и интернациональном в художественном творчестве». К сожалению, этих положительных качеств недостает другой обширной «юбилейной» статье того же автора в 7-м выпуске (1968), приуроченном к 100-летию со дня рождения Горького. Статья «Гениальный художник о партийности литературы» воспринимается осведомленным читателем как поверхностный комментарий общеизвестных – за редкими исключениями – положений и фактов. Недостаточную требовательность предъявила редакция и к стилю изложения. «Из года в год, – пишет в. Воробьев, – растет и крепнет горячая любовь народных масс всего мира к гениальному художнику слова… Такова славная участь колоссальных талантов, создавших нетленные художественные ценности на счастье и радость трудового народа многих и многих веков» (стр. 3); «Вместе с ведущими писателями страны, идя во главе их, Горький поднимал советскую литературу на более высокую ступень…» (стр. 10).

Хотя рецидивы «юбилейщины» временами еще встречаются на страницах «ВРЛ», последние сборники в целом отличаются деловитостью. Голая «публицистичность», присущая иным материалам конца 60-х годов, уступает место анализу, опирающемуся на систему аргументов.

В «ВРЛ» широко ставятся проблемы традиций и новаторства, творческого наследования и развития советской литературой классического опыта, в первую очередь – опыта корифеев критического реализма. В этом направлении сделано немало.

Помимо ценных горьковедческих публикаций, регулярно появляющихся в черновицких сборниках, можно было бы назвать статьи и сообщения об А. Фадееве, А. Толстом, К. Паустовском, Б. Лавреневе, А. Веселом, Ю. Олеше, Э. Багрицком. По-новому анализирует художественную структуру эпопеи «Севастопольская страда» М. Назарок (вып. 19). Запомнилась работа Е. Ситниковой об этической концепции романа А. Малышкина «Люди из захолустья». Статья В. Масик вводит читателя в творческую лабораторию Михаила Исаковского.

Этот перечень можно было бы продолжить. Но гораздо важнее обратить внимание на то, что нередко авторы «ВРЛ» идут, так сказать, по целине. Например, А. Слюсарь выступил с интересным сообщением об эстетическом идеале «Кузницы» и его художественном воплощении (вып. 20), Т. Лариков опубликовал новые материалы о Литературном объединении Красной Армии и Флота (ЛОКАФ), рассказал о связях Горького с этой литературной организацией (вып. 13). Авторы «ВРЛ» порой выступают инициаторами в разработке тем, которые по разным причинам до последнего времени оставались вне поля зрения исследователей или были недостаточно глубоко изучены. В этой связи следует назвать работу Н. Николаева «Из истории русских литературных мемуаров первых лет Октября (1917 -1920 гг.)». Украинские русисты проявляют интерес не только к истории советской литературы, но и к современному литературному процессу. Так, на страницах «ВРЛ» напечатаны серьезные статьи о творчестве В. Тендрякова, В. Астафьева и других писателей наших дней.

Широта тематического диапазона – отличительное качество почти каждого выпуска черновицкого издания. Особенно это касается разделов, посвященных литературе классической. Однако прежде чем мы перейдем к обзору этой, несомненно, самой фундаментальной части «ВРЛ», коснемся нескольких общих вопросов.

3

Читая выпуск за выпуском «ВРЛ», обнаруживаешь два типичных для этого издания недостатка. Первый – беглость изложения. Он присущ даже некоторым оригинальным по замыслу статьям, за которыми стоят годы упорного разыскательского труда. Могут возразить: на одиннадцати страницах не больно развернешься. Сборники выходят не часто, три раза в год, их объем ограничен десятью печатными листами, и каждая страница, можно сказать, на вес золота. Недаром редколлегия из номера в номер напоминает своим авторам, что статьи не должны превышать пол-листа. Но парадокс заключается в том, что и эти пол-листа авторы «ВРЛ» не всегда используют экономно. Разные по замыслу и содержанию статьи пишутся как бы по единой схеме, шаблону. Они подчас смахивают на авторефераты кандидатских диссертаций, авторы которых озабочены больше всего демонстрацией исчерпывающего знания историографии и литературы вопроса. Внушительная часть каждой публикации отводится пересказу того, что было написано по этому поводу предшественниками. Приводятся добросовестно составленные, тщательно аннотируемые библиографические описания. Оцениваются различные точки зрения на предмет данного исследования, комментируются тогда-то и там-то заявленные идеи. И лишь под конец тезисно излагается собственное понимание вопроса, разумеется, если оно существует. Нередко случается, что для обоснования – хотя бы и тезисного – своей позиции места не остается, и автор ограничивается обещанием сделать это в другой раз…

Если мы и утрируем, то самую малость.

Описательность – бич нашего литературоведения. О чем бы мы ни писали, мы начинаем, если воспользоваться терминологией строителей, с «нулевого цикла». Отсюда бесконечные повторения пройденного, топтание на месте. Этот грех присущ и большим монографиям, но особенно заметен в скромных по объему публикациях на страницах тематических сборников, «ученых записок» И т. Л.

Что и говорить, добросовестность всегда подкупает. Безусловного уважения заслуживают, в частности, авторы «ВРЛ», которые все «документируют». Сноски и ссылки на месте, все цитаты взяты из первых рук. Никто не посягает на чужое. Но, демонстрируя широкую начитанность, авторы «ЕРЛ» нередко потчуют читателя пересказом читанного. А ведь многим из них, судя по всему, есть что сказать.

Сошлемся для примера на статью киевлянина А. Щербины «Заметки о некоторых особенностях художественного мышления» (вып. 9) в разделе «Теория литературы. Поэтика». Проблема очень актуальная. Вслед за авторами сборника «Строительство коммунизма я общественные науки» (М. 1962) А. Щербина утверждает, что прежде чем моделировать те или иные элементы и уровни мыслительной деятельности, нужно познать ее глубинные закономерности, нужно преодолеть аморфность, приблизительность или искаженность основных понятий. Он прав, говоря, что современного литературоведа не может не интересовать и другая сторона процесса познания, процесса взаимопроникновения научного и художественного творчества, в частности вопрос: как современный научно-технический прогресс влияет на характер художественного мышления писателя? В заключение речь идет о практически бесконечных возможностях соединения слов, в силу самой своей неисчерпаемости не могущих не сказываться на движении художественной мысли, на ее гибкости и глубине.

Статья А. Щербины поначалу вызывает интерес, привлекает постановкой проблемы. Не так уж часты в наших изданиях работы, в которых литературоведение «стыкуется» с социальной психологией и другими гуманитарными науками. Но чуть ли не со второй страницы автор начинает «буксовать». К его собственной мысли пробираешься с трудом через густой частокол цитат и ссылок на авторитеты разного масштаба и калибра.

В калейдоскопе имен и цитат теряется основная нить суждений автора. И установить, что, собственно, нового в понимание особенностей художественного мышления вносит сам А. Щербина, почти невозможно.

Тот же недостаток наблюдается, повторим это, и в других интересно задуманных теоретико-литературных работах, в извлечениях публикуемых «ВРЛ». Например, В. Попов обратился к теме: Горький о художественной фантазии. Тема, несомненно, интересная, но автор ограничился самой общей, тезисной постановкой вопроса. Как водится, процитирован и бегло прокомментирован ряд разрозненных, вырванных из контекста высказываний о художественной фантазии писателей (Л. Леонова и К. Федина), даны ссылки на сочинения болгарского академика Тодора Павлова, приводятся суждения литературного критика В. Назаренко.

Если же оставить В. Попова один на один с собственной «концепцией», то она, в сущности, сводится к несколько витиевато сформулированному утверждению: «Говоря о художественной правде, следует помнить, что Горький не ограничивал ее значение объективным содержанием, заключенным в самом образе. Он считал, что окончательный вид она обретает тогда, когда совершается процесс восприятия художественного произведения…» (вып. 7, стр. 17). А дальше – опять короткие и длинные очереди цитат. Остается общим местом важный заключительный тезис сообщения: горьковские размышления о роли и значении творческой фантазии представляют цельную эстетическую концепцию, их пафос в отстаивании творческой активности искусства, «в подчеркивании значения субъективных факторов творчества при полном учете объективных его основ и истоков» (стр. 19).

Заявить о том, что суждения Горького о художественной фантазии «помогают глубже понять и осмыслить идейные принципы и эстетические основы нашего искусства» (там же), – недостаточно. В научном исследовании ценятся не декларации, даже самые широковещательные, не намерение, а живое движение мысли и реальный итог анализа.

Отмеченный недостаток в «ВРЛ» понемногу преодолевается, но с трудом. Сошлемся на пример, взятый из 24-го выпуска. Если, скажем, сообщение Р. Поддубной «Кружок Бекетовых в идейных исканиях Ф. М. Достоевского», информационное по замыслу, производит благоприятное впечатление своей цельностью и завершенностью, то этого, к сожалению, не скажешь о соседствующей с ним статье М. Гомон «Народовольцы в художественном сознании Ф. М. Достоевского».

В статье поставлена одна из важнейших для понимания позднего Достоевского проблем, которая в разное время и с разных сторон многократно обсуждалась в отечественном и зарубежном литературоведении. М. Гомон досконально знает литературу вопроса. В статье даны ссылки на всевозможные источники – от «Дневника» А. Суворина и до последней монографии о «Народной воле». Отчетливо выражена критическая позиция автора по отношению к рецидивам вульгаризаторского понимания творчества великого русского писателя, в том числе к статье А. Мазуркевича «Вопросы методологической подготовки учителя к обзорному изучению творчества Ф. М. Достоевского», единодушно осужденной нашей общественностью. Плодотворны рассуждения исследователя о «художественном эксперименте», который подчас приводил создателя «Преступления и наказания», «Идиота» и «Подростка», а также «Братьев Карамазовых»»к самым неожиданным результатам и выводам» (стр. 13). Но и в этой статье вопрос о бунтарских идеях Достоевского, «глубинной подосновой которых, – по словам М. Гомон, – без сомнения, была атмосфера народовольческой борьбы» (там же), только поставлен. А он сложен и заслуживает основательной аргументации.

И здесь малая «территория», предоставленная автору, использована не экономно: переизбыток ссылок на авторитеты, как и в других идентичных случаях, затрудняет восприятие идеи исследователя.

В недавнем, 25-м выпуске (1975) в ряду публикаций о фельетонах Герцена 1840-х годов, о композиции «Истории одного города» Щедрина, о «ситуации-намеке» в «Войне и мире» Толстого и других серьезных работ, напечатанных в разделе «Поэтика и стилистика», появилась статья О. Осмоловского «О портретном методе Достоевского-романиста».

Эта тема заслуживает пристального внимания. Действительно, как «один из самых специфичных приемов в поэтике Достоевского», портрет «неизменно привлекал к себе внимание исследователей» (стр. 74). Верно и то, что «пластическое своеобразие портретного образа, его связь с психологической манерой и философией писателя – не освещенные литературоведами вопросы» (стр. 75). Анализ этих сторон «портретного метода Достоевского» и составляет, по словам О. Осмоловского, задачу его статьи.

Есть в этой работе свежие наблюдения. Но они теряются среди утверждений тривиальных («Портретный образ является незаменимым звеном в создании целостного представления о герое» – стр. 76), мнимо глубокомысленных («В основе портрета героев Достоевского – принцип диссонанса, придающий ему цельность и композиционное единство» – там же). С одной стороны, автор утверждает, что Достоевский «сознательно ослабляет пластико-живописную обрисовку внешности Раскольникова, Мышкина, Ивана Карамазова, чтобы усилить их выразительность как носителей определенной идеи», с другой – он оспаривает мнение тех исследователей, которые, говоря то же самое, отрицают «пластические достоинства портретного рисунка Достоевского» (стр. 78). «Достоевский создал оригинальный метод портретирования героев, значительно обогатил его философские и психологические возможности» (стр. 79) – этот тезис О. Осмоловскому следовало бы подкрепить анализом соответствующего материала, почерпнутого из романов Достоевского. Пока же перед нами только «заявка» на тему.

Недостаток аналитичности сказывается на качестве разнохарактерных публикаций «ВРЛ».

Вот еще один пример – статья Д. Степанюка «Об отношении М. Горького к антирелигиозной теме в литературе» (вып. 24). Материал использован автором богатейший, в том числе и архивный. Приводятся интересные факты, иные из них со знанием дела толкуются. Однако (опять эта сакраментальная оговорка!) «узкие рамки настоящей статьи» позволяют автору обходить молчанием «серьезные ошибки Горького, допущенные им в годы увлечения богостроительством» (стр. 31), и ни слова о том, в чем, собственно, эти ошибки выражались. За исключением дельных замечаний, касающихся постановки пьесы «Егор Булычов и другие», в статье отсутствует даже намек на анализ горьковских образов, непосредственно связанных с темой исследования. Обойдена и «Жизнь Клима Самгина» – итоговое произведение великого мастера, многое проясняющее и в природе его атеизма.

Но не будем увеличивать число примеров. Их может быть больше или меньше. Наши критические замечания касаются не столько отдельных публикаций, сколько самой структуры «ВРЛ». В ней, по-видимому, что-то надо менять. Редколлегия, конечно, поступает разумно, отказываясь от многолистных, тяжеловесных и водянистых публикаций, характерных для иных «ученых записок». По своей структуре «ВРЛ» – такова явная тенденция особенно последних выпусков – все больше приближаются к типу литературно-критического журнала. Об этом свидетельствует и рубрикация сборника: «Классическая литература XIX – XX вв.», «Советская литература», «Поэтика и стилистика», «Межнациональные взаимосвязи русской литературы», «История и теория литературной критики», «Публикации и сообщения», «Дискуссионная трибуна», «Обзоры, рецензии, библиография», «Хроника» и т. д. Все это привлекательно. Следует поддержать стремление редколлегии расширять тематические границы сборников (особенно ценно постоянное внимание к проблемам русско-украинских литературных взаимоотношений), рассматривать коренные вопросы литературной теории, откликаться на новейшие явления научной жизни страны, насыщать каждый выпуск информацией.

Но, откровенно говоря, широта эта подчас достигается за счет глубины. Существуют «ножницы» между заявленной в названии публикации проблемой и ее реальным решением. И еще. Нужна не только требовательность, но и большая гибкость, маневренность при отборе материала и при определении места, которое ему предоставляется в «ВРЛ». «Уравниловка» здесь вряд ли оправданна. Так, восемь страниц отведено оригинальному, хотя и дискуссионному, исследованию В. Малинковского «Парадоксы Льва Толстого об искусстве». И всего только шесть страниц – его же интересной по замыслу работе об эстетическом идеале Льва Толстого в «Войне и мире», в которой ставятся актуальные, крупного масштаба проблемы теории и истории литературы.

В таких случаях, думается, редколлегия зря скупится на место. Причем временами она бывает более снисходительной к авторам работ описательных, вторичных, проявляет излишнюю щедрость и уступчивость. И вообще, на наш взгляд, «стратегия» и «тактика» редколлегии «ВРЛ», в состав которой входят опытные ученые – вузовские преподаватели, должны быть выражены более отчетливо. Не всегда можно угадать, почему отдано предпочтение именно данной статье или публикации.

Разумеется, поскольку содержание «ВРЛ» в основном определяется работами, которые выполняются на соответствующих кафедрах республики и печатаются по рекомендациям последних, планировать трудно. Да и «самотека» не избежать. И все-таки надо добиться того, чтобы «редакционная линия» просматривалась четче, чтобы меньше появлялось необязательных, проходных материалов.

«ВРЛ» призваны не только регистрировать, но и направлять научно-исследовательский процесс в республике, определять перспективы развития русистики на Украине.

4

Интерес к русской классической литературе, к художественному наследию прошлого в черновицких сборниках глубок и постоянен. Этот интерес гармонично сочетается с вниманием к современному литературному движению. О некоторых материалах, связанных с актуальными задачами сегодняшнего развития «искусства живописания словом», мы уже говорили выше.

Проблема традиций, творческой преемственности в литературе социалистического реализма исследуется украинскими русистами многосторонне. Успех им сопутствует в тех случаях, когда этот круг вопросов изучается обстоятельно и неторопливо. Такова работа харьковского литературоведа В. Мосенцева о раннем этапе в истории марксистской литературной критики в России. По-новому им прочитан ряд ярких ее страниц. Сошлемся на публикации, посвященные теоретико-литературным воззрениям и историко-литературным концепциям Луначарского, Ольминского, Воровского, исследованию связей русской классической литературы и народно-освободительного движения в России XIX – XX веков.

Связь прошлого с настоящим прослеживается в работе М. Зельдовича «Добролюбов – критик поэзии. Вопросы методологии» (вып. 17). Автор убедительно показал, что методологические завоевания Добролюбова – критика поэзии, во многом новаторские по своему характеру, знаменуют в широкой исторической перспективе, прежде всего, формирование и постепенное осознание творческих принципов критики именно в той области, где эти принципы вырабатывались и осваивались всего труднее. Методология литературного анализа и поныне составляет творческий потенциал статей Добролюбова о поэтах и поэзии, и «нет оснований утверждать, что потенциал этот уже исчерпан современной нам критикой» (стр. 21).

Тема преемственности разрабатывается Г. Пономаревым в статье «Традиции Л. Н. Толстого в творчестве А. Фадеева (на материале романа «Разгром»)». Этой темы в разное время касались А. Бушмин и В. Озеров, Л. Киселева и А. Микешин, Л. Смирнов и Н. Арденс. Жаль, что добрую половину своей публикации Г. Пономарев, несомненно, одаренный исследователь, отводит, как обычно это делают авторы «ВРЛ», обоснованию темы и оценке вклада предшественников. Высказав неудовлетворенность тем, что при научном рассмотрении проблемы преемственности в литературе мы нередко ограничиваемся «высказыванием наиболее общих соображений», Г. Пономарев стремится вникнуть «в самый процесс многостороннего постижения Фадеевым творческого наследия великого писателя» (вып. 22, стр. 101). Ему удается сказать – и сказать по-своему, хотя и крайне лаконично, – об ассоциативной стилевой близости фадеевского романа к творчеству Толстого, о родственной Толстому структуре психологического анализа в «Разгроме», о самой функции этого анализа.

Постоянный интерес «ВРЛ» проявляют к творческой истории шедевров русской реалистической литературы XIX века. Назовем хотя бы статью Г. Брезницкой о работе Лермонтова над текстом романа «Герой нашего времени» (вып. 20). На Украине русисты интенсивно ведут исследования, раскрывающие жанровое своеобразие классических произведений русской и советской литературы. Несколько работ о принципах и критериях типологии жанров напечатал в «ВРЛ» А. Васильковский. Не со всеми конкретными суждениями автора можно согласиться. Но он упорно продвигается вперед в одном из наименее исследованных марксистско-ленинским литературоведением направлений, и его поиски заслуживают внимания. Так, в статье «О жанровых типах поэм Н. А. Некрасова» (вып. 18) далеко не все бесспорно, но ряд традиционных решений пересматривается автором, на наш взгляд, вполне убедительно.

Как и было обещано еще в первом выпуске «ВРЛ», черновицкие сборники постоянно обращаются к истокам многонационального единства советской художественной культуры.

Большое место почти в каждом выпуске отводится публикациям, раскрывающим роль русской классической литературы в духовной жизни братского украинского народа. В этой области остается все меньше «белых пятен». Интересны, на наш взгляд, публикации, касающиеся восприятия идей и образов русской классической литературы в Западной Украине и Закарпатье, длительное время бывших насильственно оторванными от других славянских регионов. Яркие примеры воздействия русской литературы на передовую часть буковинской и галицкой интеллигенции приводит Ю. Колесник в статье «Борьба вокруг оценки Льва Толстого на Буковине в начале XX в.» (вып. 9). В сообщении «Лев Толстой и Закарпатье» (вып. 11) П. Линтур говорит об исторической закономерности обращения деятелей национально-освободительного движения к творчеству Толстого и других русских классиков-реалистов. На конкретных примерах раскрывается острейшая идеологическая борьба вокруг творчества великого писателя. Характерно, что именно творчеству Л. Толстого в двадцати пяти выпусках «ВРЛ» уделено наибольшее внимание. Помимо названных статей В. Малинковского, по-новому трактующих узловые проблемы этики и эстетики автора «Войны и мира», здесь были напечатаны сообщения Л. Волошиной и О. Преснякова о стилистике Л. Толстого, С. Пынзару о его произведениях в молдавских переводах, фрагменты из работы рано умершей талантливой исследовательницы Л. Лебедевой «Л. Н. Толстой о творческом процессе» (вып. 15).

Хорошо налажена в «ВРЛ» информационная служба. Почти в каждом выпуске мы находим содержательную (хотя подчас и несколько запоздалую) хронику-рассказ о событиях в научной жизни не только республики, но и всей страны, о важнейших конференциях и совещаниях. Регулярно печатаются отчеты о работе кафедр русской литературы. Рецензируются не только монографии и сборники литературоведческих трудов, но и учебные пособия, издания по методике преподавания литературы в высшей школе, учебники. Жаль только, что в отдельных случаях эти рецензии описательны и по преимуществу комплиментарны. Таков, например, отзыв Т. Поляниной об истории русской литературы второй половины XIX века, подготовленной в свое время кафедрой Тамбовского пединститута под редакцией Н. Кравцова. Отдельные критические замечания в этой рецензии тонут в потоке славословия. Между тем даже мельком и с оговорками отмеченные рецензентом недостатки давали повод для нелицеприятного разговора о качестве преподавания отечественной литературы в высшей школе, о типе учебного пособия, о соответствии уровня преподавания уровню современной науки о литературе. Такой разговор давно назрел. «ВРЛ» могли бы здесь выступить инициатором.

* * *

Мы коснулись лишь некоторых аспектов «Вопросов русской литературы». Ничего не было сказано, например, об архивных публикациях – материалах, связанных, в частности, с творчеством Державина (вып. 22, 23 и 25), или ранее неизвестных письмах Н. Страхова к Достоевскому (вып. 20). Можно было бы подробнее остановиться на библиографическом отделе издания. Но важнее отметить другое. Первые двадцать пять выпусков – цифра солидная. Пройден важный рубеж. На пути к нему были успехи, были и поражения. Поиски продолжаются. Можно не сомневаться в том, что «Вопросы русской литературы» еще больше упрочат свои позиции в ряду других авторитетных советских литературоведческих изданий.

Цитировать

Гуральник, У. Трибуна русистов Украины / У. Гуральник // Вопросы литературы. - 1976 - №5. - C. 240-254
Копировать