Трактир, кабак, таверна. Три русских перевода «In taberna quando sumus…»

Из всех переводчиков творчества вагантов на русский язык самыми известными, без сомнения, являются Л. Гинзбург и М. Гаспаров. Сборники голиардских стихотворений вышли в их переводах с разницей в пять лет — «Лирика вагантов» (Гинзбург) в 1970-м и «Поэзия вагантов» (Гаспаров) в 1975 году.

Переводы Гинзбурга были опубликованы в издательстве «Художественная литература» и сразу полюбились советскому читателю благодаря своему легкому стилю и непринужденному языку, а также манере заменять темные для читателя места и средневековые реалии на что-то более близкое и понятное. Так, в предисловии к своим переводам Гинзбург писал, что выступает «не только в роли реставратора, но и своеобразным посредником между эпохами» [Лирика… 1970: 8]. Переводы Гаспарова, вышедшие в издательстве «Наука», нашли преимущественный отклик в академической среде благодаря большей близости к оригинальному тексту, сохранению формальных поэтических характеристик подлинника, а также комментариям и объемной монографической статье.

В отличие от Гинзбурга, который не знал латыни и переводил тексты вагантов по немецким изданиям, Гаспаров, филолог-классик, максимально приблизил свои переводы к оригинальным латинским песням. Однако необходимо помнить, что и Гинзбург, и Гаспаров, как и все переводчики, интерпретируют текст, с которым работают. Чтобы продемонстрировать читателю разницу их переводческих стратегий, мы рассмотрим два перевода стихотворения «In taberna quando sumus…»¹ (CB196) из сборника «Carmina Burana» и сравним их с оригинальной песней, а в конце предложим собственный вариант перевода этого текста.

Песня «In taberna quando sumus…» фактически представляет собой священную пародию, «parodia sacra», для которой характерна замена каждого элемента «официальной» (в терминологии М. Бахтина) культуры ее «пародийным дублетом» [Бахтин 1990: 20]. Так, «в нашем тексте таверна — это церковь пьяниц, где всем вместо Господа заправляют деньги. В таверне, вместо того чтобы усердно трудиться, развратничают, кидают жребий, подобно римским солдатам, пьют, при этом литургическое вино заменяется профанным, а место Христа занимает Вакх. В таверне выпивают за людей вместо того, чтобы молиться за них, причем ясно и четко выделяют 13 тостов. Список пьющих разнороден, пьют все «без разбора» («sine lege»), ведь в таверне, в отличие от церкви, иерархии не существует, а тех, кто посмеет ругать этих веселых пьяниц, ждет та же кара, что и врагов царя Давида» [Долгорукова, Бабенко 2021: 208]. Нам предстоит проанализировать, как два переводчика справились с передачей этого пародийного пласта текста и какой трансформации подверглась средневековая песня.

Оригинальное латинское стихотворение написано восьмисложником, тяготеющим к четырехстопному хорею, который и выбирают оба переводчика для своей работы. Гаспаров также сохраняет использование только женской клаузулы (лишь изредка вводя дактилическую, которая иногда встречается и в латинской песне) и деление на семь строф, близко следуя структуре оригинального текста. Гинзбург же придерживается ее лишь частично, а также вводит невозможную в латинской лирике мужскую клаузулу.

Обратим также внимание на синонимический ряд, используемый ими для обозначения главного предмета стихотворения, — у Гинзбурга вообще нет слова «таверна», вместо этого он называет место, о котором говорится в тексте, то «кабаком», то «трактиром». Гаспаров же, хотя и использует слово «таверна», все же чаще заменяет его «кабаком». Хотя в Средние века не было четкого терминологического разделения между таверной или кабаком, в которых можно было только выпить и поесть, и трактиром, где можно было еще и остановиться на ночь [Cowell 1993: 5], в застольных песнях «Carmina Burana» никогда не говорится о таверне как о постоялом дворе, так что использовать слово «трактир» в данном случае, возможно, не совсем корректно. Гинзбург также называет таверны «пивными», что в корне неверно, так как пивные — это заведения, где подается пиво (в тексте Гинзбурга также упоминается сам этот напиток и звучит тост за пивоваров), тогда как в текстах вагантов речь почти всегда идет о вине, что часто связано с пародией на обряд причастия (разбавленному церковному вину евхаристии противопоставляется профанное неразбавленное вино таверны).

Для начала приведем переводы первой строфы песни:

In taberna quando sumus, / non curamus quid sit humus; / sed ad ludum properamus, / cui semper insudamus. / Quid agatur in taberna, / ubi nummus est pincerna, / hoc est opus ut quaeratur. / Sed quid loquar, audiatur.

Можно заметить, что и Гинзбург, и Гаспаров сглаживают оригинальный смысл второй строки, где речь идет о том, что в таверне все забывают о неизбежной смерти («humus» значит «прах»). У Гаспарова вместо праха находим «кручину», у Гинзбурга — «скуку, злобу и нужду». Таким образом, классический мотив «memento mori» исчезает вместе с темой смерти (праха). Вместо того чтобы думать о неминуемой кончине, обитатели таверны спешат принять участие в игре. Гаспаров сохраняет оригинальный мотив игры, однако «ludus» он переводит как «зернь», вид игры в специальные кости, который был распространен в России в XVI–XVII веках [Энциклопедический… 1894: 576] и не имеет отношения к западному Средневековью. Не упоминают оба переводчика также и о поте, который в оригинальном тексте может отсылать к книге Бытия, — Адам работал в поте лица (Быт. 3:19), тогда как в таверне люди потеют, играя в азартные игры.

Перевод следующей строфы выглядит так:

Quidam ludunt, quidam bibunt, / quidam indiscrete vivunt. / Sed in ludo qui morantur, / ex his quidam denudantur, / quidam ibi vestiuntur, / quidam saccis induuntur. / Ibi nullus timet mortem, / sed pro Baccho mittunt sortem.

Второй куплет песни повествует о типичных занятиях посетителя таверны, среди которых неизменно фигурируют азартные игры. Если предположить, что строки Гинзбурга об отсутствии в таверне «лихоимцев и пролаз» не пропитаны иронией, то переводчик здесь искажает одно из общих мест голиардской поэзии: игра всегда связана с обманом. Так, например, в стихотворении CB207 из «Carmina Burana» читаем: «Спутники игры — ложь, ссоры, нагота, / недоверие, воровство, нищета, ущерб имуществу» (здесь и далее перевод наш. — Н. Д., К. Б.). В песне CB195 есть такие строки: «В таверне / вечное жульничество / всегда во время игры». В этом же тексте говорится, что все выигрыши в таверне основываются на обмане (строфа 2b), и здесь же приводится пример мошенничества в игре — выигрывать удаeтся «с помощью быстрых и утяжеленных костей».

Гинзбург убирает строку о страхе смерти и ставках на вино, у Гаспарова же она сохраняется, однако абстрактное слово «жребий» он заменяет названием конкретной игры (зернь), снимая таким образом ассоциацию с евангельским текстом, возникающую благодаря словосочетанию «метать жребий», которое мы находим в оригинальном стихотворении [Долгорукова, Бабенко 2021].

Оба переводчика игнорируют и строку о нескромном образе жизни (под которым имеется в виду развратное поведение), разрушая тем самым тройку «пьянство — азартные игры — разврат», характерную для вагантской поэзии, о чем писал в том числе и сам Гаспаров [Поэзия… 1975: 495]. Далее следуют знаменитые тринадцать тостов, которые в оригинальном тексте, являясь аллюзией на Римский миссал (католическая богослужебная книга) [Walsh 1976: 67], выполняют функцию молитв, а в переводах выглядят следующим образом:

Primo pro nummata vini; / ex hac bibunt libertini. / Semel bibunt pro captivis, / post haec bibunt ter pro vivis, / quater pro Christianis cunctis, / quinquies pro fidelibus defunctis, / sexies pro sororibus vanis, / septies pro militibus silvanis,

Octies pro fratribus perversis, / novies pro monachis dispersis, / decies pro navigantibus, / undecies pro discordantibus, / duodecies pro paenitentibus, / tredecies pro iter agentibus.

1. Все тексты «Carmina Burana» цитируются по настоящему изданию, см.: [Carmina… 2018].[↩]