Точность – вежливость критика

Дмитрий Бугаев, Талант и труд. Литературная критика, «Мастацкая література», Минск, 1979, 352 стр. (на белорусском языке).

Это только на первый взгляд может показаться, что критик целиком свободен в своих оценках литературных явлений: мол, сколько критиков, столько и суждений об одном и том же произведении. Нет, выбирая из неисчерпаемого содержания литературы то, что ближе всего его душе, он стремится к объективности и точности, хотя, естественно, истина достигается в результате усилий многих и многих: каждый видит свое, со своей стороны, и лишь все вместе способны охватить объект познания многогранно.

Именно стремление к объективности и точности прежде всего обращает на себя внимание, когда читаешь сборник статей Дмитрия Бугаева. Книга – итоговая, она включает лучшие работы критика, написанные более чем на двадцать лет научной и критической деятельности. К сожалению, процесс старения особенно беспощаден к критическим трудам: многое из написанного даже пять – десять лет тому назад сегодня можно читать разве что с точки зрения исторической, если не архивной. Нельзя сказать, что процесс этот вовсе не коснулся работ Д. Бугаева, но по крайней мере сборник позволяет утверждать, что он затронул их в наименьшей степени.

Содержание книги достаточно многогранно отражает творческий диапазон автора. Д. Бугаев одинаково уверенно чувствует себя и в роли историка белорусской литературы, и в роли критика. Поэзия, проза, драматургия, литературоведение, критика, собственно вся литература – эта широта особенно заметна на фоне нынешнего чрезмерно дифференцированного разделения труда, когда критик прозы чувствует себя некомпетентным в поэзии, а критик поэзии теряется, коли разговор идет о художественной прозе.

Приметно и жанровое разнообразие: в сборнике находим монографическое исследование, творческий портрет, проблемные, обзорные, наконец, юбилейные статьи, рецензии. И тем не менее сборник воспринимается как нечто цельное. И цементирующим началом является здесь личность автора. Даже сама интонация его речи, которая активно вовлекает читателя в процесс познания истины. И основательность анализа, и полемический запал, и изящество формы изложения, и остроумие – все включает в себя эта интонация. Можно назвать лишь несколько мест, где она исчезает за нейтрально-регистраторским тоном человека, знающего заранее, что он только напоминает общеизвестное: и здесь стиль критической речи отражает содержание.

Видимо, не случайно то, что издательство «Мастацкая література» сопровождает книги такого типа, как сборник Д. Бугаева, фотографией автора: современная белорусская критика достигла своей творческой зрелости и воспринимается уже не как критика вообще, а как критика Рыгора Березкина, Алеся Адамовича, Виктора Коваленко, Дмитрия Бугаева, Серафима Андреюка, Владимира Гниломедова, Алеся Яскевича… Ту же мысль можно высказать и так: мы знаем, что сказал о том или ином произведении конкретный критик, и не знаем, что сказала критика вообще, потому что такая безапелляционно-оценочная критика нынче не имеет веса.

Д. Бугаев пишет о том, о чем пишут многие. Своеобразие его взгляда на литературу, если читать статьи, помещенные в сборнике, в контексте статей других критиков о В. Дубовке, К. Крапиве, П. Панченко, Я. Коласе, П. Головаче, М. Лобане, В. Быкове, И. Науменко, М. Аврамчике, А. Вертинском, Е. Янишиц (именно в таком порядке помещены статьи в сборнике), обнаруживается в целостном подходе к творчеству писателя, в социально-эстетической зоркости, в фактической вооруженности, в установке на научность и точность, в полемической остроте. Проводя свою мысль, автор привлекает широкий материал, ссылается на факты биографии «писателя, на его собственные высказывания и суждения критиков, на восприятие его творчества в разные периоды литературного развития у себя, в республике, и за ее пределами.

Однако самое важное у Д. Бугаева – внимательное прочтение произведений. Здесь у критика проявляется одно очень ценное качество: он предстает перед нами прежде всего чутким читателем и верит больше всего своему первому восприятию, а не мнению других. Отдаваясь власти непосредственных эмоций и впечатлений, он замечает много нового, не увиденного предшественниками, и постепенно уточняет общую критическую картину творчества писателя, а значит, и картину самого литературного процесса.

Критика Д. Бугаева чужда всякой предвзятости. Он доверяет писателю, его художественным замыслам, «сверхцели» его творчества, и перед ним открывается многое. Поправки, которые вносит он в оценки творчества В. Дубовки, К. Крапивы, П. Панченко, Я. Коласа, П. Головача и других белорусских писателей, очень существенны и, как правило, неопровержимы, потому что исследователь приводит целую систему доводов и массу фактов; его полемика не только обоснованна, но часто остроумна.

О том, как важно правильно расставить акценты, когда речь идет о том или ином литературном явлении, о том, как это влияет на общую картину литературного процесса, свидетельствует, например, статья «Социальная проницательность художника», посвященная анализу повести Я. Коласа «На просторах жизни». Повесть эта, несомненно, значительное художественное явление, однако в масштабах всего творчества классика белорусской литературы она занимает весьма скромное место. Она не выделяется такой оригинальностью самого жанра, как рассказы «Сказки жизни». Нет в ней и той удивительно емкой многогранности созданных характеров, масштабности синтезирующей мысли, которые поражают в поэмах «Новая земля» и «Сымон – музыкант», в трилогии «На росстанях» – национальных шедеврах белорусов. Возможно, поэтому повесть длительное время считалась просто образцом хорошей беллетристики.

Д. Бугаев, вслед за И. Науменко и другими исследователями, опровергает существующее мнение. Опираясь на анализ текста произведения, напечатанного в полном варианте в двенадцатитомном Собрании сочинений Я. Коласа, он доказывает значительность повести как одного из первых крупных произведений автора, написанных на материале советской действительности. В ней с особой силой обнаружились социальная проницательность писателя, его умение глубоко исследовать самые существенные, коренные жизненные проблемы, его социальная зоркость и мудрость. Утверждающий пафос произведения, художественно осуществленный в судьбе положительных героев, особенно убедителен на фоне острой критики отрицательных явлений в среде нашей молодежи 20-х годов, явлений, которые мешали ей успешно осваивать широкое поле общественной деятельности и плодотворно участвовать в строительстве нового социального строя. Этот ракурс коласовского произведения почти не привлекал внимания исследователей, и прежде всего потому, что под влиянием вульгаризаторской критики 30-х годов автор был вынужден пойти на существенное сокращение некоторых глав уже опубликованного текста. Д. Бугаев показывает, что социальный критицизм Я. Коласа позволял ему еще в зародыше рассмотреть некоторые опасные тенденции в общественной жизни тех лет и оставаться трезвым реалистом в общем взгляде на мир и людей.

Д. Бугаев строго придерживается конкретно-исторического подхода к явлениям родной литературы и выступает не только против чрезмерного критицизма в отношении к произведениям прошлых исторических периодов, но и против ненужного захваливания книг, не выдержавших испытания временем. Он знает: наша литература, утверждая реалистическую эстетику, и в отношении к самой себе ожидает реалистического подхода и трезвости, правдивости оценок Вольный или невольный перекос в оценках рано или поздно обнаружится, но он задерживает стремительное движение литературы к новым художественным открытиям. Единственно плодотворной в литературном деле является правда, высказанная открыто и без обиняков, – черта, увы, не столь уж обязательная для нашей часто однообразной, описательной, безличностной критики, которая слишком редко говорит во весь голос, редко обнаруживает возмущение и гаев там, где этого требует предмет исследования, предпочитая суммарные оценки и страшась ответственности.

Каждый писатель живет в своем времени, и нельзя требовать от него невозможного. Эта мысль отчетливо звучит в том пафосе, с которым Д. Бугаев отстаивает свой взгляд на то или иное явление литературной жизни. Суммарность в категоричность как прием доказательства не имеют силы, когда речь идет о таком индивидуальном деле, как литературное творчество. Необходим четко дифференцированный подход. Тогда критик выступает не в роли прокурора или адвоката, а в роли исследователя, понимающего значение эксперимента в литературе, творческого поиска и оценивающего произведение не по тому, как к нему относятся другие, а по иным принципам: в нем его эстетическая новизна, что оно надежно закрепляет в художественном развитии, насколько расширяет саму сферу эстетического. Эта особенность исследовательского подхода автора обнаруживается особенно четко в статье «Талант и труд», посвященной творчеству В. Дубовки.

Лучшие произведения Дубовки – поэта, активно работавшего в 20-е годы, когда он был молодняковцем не только формально, как член одноименного литературного объединения, но и по самому характеру поэтического мироощущения, волнуют как самим пафосом, верой автора в победу коммунистических идеалов, так и своими художественными достоинствами, умением поэта горячо и убежденно высказывать свои мысли и чувства. Привлекает высокая культура поэтического мышления В. Дубовки, художественные находки которого надежно закрепились в арсенале белорусской поэзии, увеличили емкость белорусского поэтического слова, его способность к выражению многих конкретных и абстрактных понятий, расширили саму сферу поэтического в литературе. Несмотря на явные крайности и просчеты творческого поиска, несмотря на то, что осталась во многом экспериментальной попытка В. Дубовки создать новый жанр, который он назвал «комбайном» и который должен был выявить всю сложность авторского отношения к миру, несмотря на то, что не вошли в широкий обиход его «стихи с замечаниями» или нарочитый разрыв слова на части, из которых одна оставалась в конце строки для рифмы, а вторая переносилась в другую строку, творчество белорусского поэта остается ярким явлением молодой советской литературы, рожденной Октябрем. Конкретно-историческое исследование этого творчества Д. Бугаевым позволяет отнестись с полным пониманием и уважением к поискам В. Дубовки и его экспериментам, чрезвычайно показательным для литературы 20-х годов.

Д. Бугаев отрицает литературную сенсацию как способ утверждения писателя в истории литературы. Ему свойственна научная добросовестность, высокий профессионализм, полнота аргументации. В то же время его подход к художественному творчеству отличается острым чувством современности. Более того, читая его неожиданные лирические отступления и обращения к нашим дням, когда он говорит об истории, и к истории, когда он ведет речь о современности, видишь, что именно в этих поворотах исследовательской мысли особенно ярко обнаруживается его позиция. Д. Бугаев принадлежит к когорте литературоведов и критиков, сформировавшихся на волне того общественного подъема, которым означена наша жизнь последние четверть столетия. Именно поэтому он так проницательно замечает то, что не заметили его предшественники: критическую линию повести «На просторах жизни» Я. Коласа, творческую плодотворность поэтического эксперимента В. Дубовки, особенности лирического и сатирического таланта П. Панченко, гуманистическое и остросовременное звучание драматургии К. Крапивы, динамизм (а точнее, драматизм) внутреннего мира «Городка Устронь» М. Лобана, художественную содержательность лирического таланта И. Науменко.

Масштабность критического мышления Д. Бугаева обнаруживается и в том, что, говоря даже об одном произведении или об одной книге, он, по сути, говорит о всем творчестве писателя и выявляет достаточно точно и впечатляюще его творческую индивидуальность. По крайней мере все время ощущаешь, что о каждом из писателей критик может рассказать гораздо больше, чем он успел сказать в своей статье, и что у него немало неиспользованных запасов.

Содержание сборника «Талант и труд» гораздо шире разговора о поучительных уроках творчества многих белорусских писателей. В нем можно найти и чрезвычайно впечатляющие уроки самой критики, которая учит плодотворному подходу к явлениям литературы. Талант и труд необходимы не только создателю художественных произведений, но и критику, исследователю литературы. Можно сказать, что в творчестве Д. Бугаева они живут в полном согласии.

г. Минск