Т. Т. Давыдова. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция

Т. Давыдова – автор двух монографий о творчестве Замятина¹. Новая работа посвящена одному из наименее освещенных в научной литературе явлений – неореализму, о котором в пору его зарождения, в 1900 – 1930-е годы, было известно гораздо больше, чем к концу века. Именно тогда появились первые формулировки. Замятин сам в цикле лекций о современной русской литературе и о технике прозы определил место неореалистов в истории русской литературы (они приняли «в наследство черты как прежних реалистов, так и черты символистов») и назвал основные черты метода: юмор, ирония, изображение мира и людей с «преувеличенностью, уродливостью, фантастикой», антиурбанизм, обогащение литературного языка «чисто народными выражениями и оборотами, местными словами», сказовое повествование². Несколько позже, в заметках «О синтетизме» (1922), Замятин предпочтет говорить уже не о неореализме, а о синтетизме. Критики 1920 – 1930-х годов А. Воронский и Г. Якубовский, много писавшие о неореализме, смотрели на него иначе, подразумевая под ним реализм нового типа.

Работа Т. Давыдовой тем и интересна, что в ней впервые в нашей науке предложен подход к проблеме путем анализа многочисленных произведений Е. Замятина, А. Ремизова, И. Шмелева, А. Чапыгина, В. Шишкова, М. Пришвина, С. Сергеева-Ценского, Б. Зайцева, А. Платонова, М. Булгакова и некоторых других писатели. Отнесен к неореалистам и М. Горький. Автор учебного пособия таким образом включает в неореалистическое течение почти всех ведущих художников первой трети XX столетия. Столь расширительное понимание неореалистического метода неизбежно провоцирует полемику, способствующую, однако, дальнейшей разработке истории и теории неореализма, черты которого возможно обнаружить уже в прозе Гоголя, Лескова или… Чехова.

Лучшие страницы учебного пособия связаны с конкретным анализом художественных текстов, что особенно ценно для изучающих литературу студентов. Интересно прочитаны «Уездное», «Мы» и «Блоха» Замятина, «Крестовые сестры» Ремизова, «Чевенгур» Платонова, драматургия и «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Кащеева цепь» Пришвина.

Так, повесть «Уездное» (1912) рассмотрена на фоне древнерусской житийной традиции и притчи о блудном сыне, которые служат основой сюжета, «представляющего собой символическую историю человеческой греховности» (с. 95).

Анализируя роман-антиутопию «Мы» (1921), главное произведение Замятина, автор книги оказывается на высоте – и в основательном исследовании идейно-культурных мотивов, евангельских и ницшеанских, и в постижении законов замятинского стиля, не просто «антиутопического», но и романного. Исследовательница показывает, что на языке замятинской художественной философии яркий образ фантастического Единого Государства с его организованным однообразием – область «райского», то есть аполлонического, энтропийного начала, которому в романе предпочтено иное – дионисийское, или энергийное, революционное, несущее в себе высокую жертвенность, вечную волю к жизни, то есть к развитию, движению в «завтра». «Синтетизм» стиля романа описан аналитически. Использование научных элементов речи, «неорганически-органическая образность», метафоры-символы и метафоры-оксюмороны, авторские окказионализмы – все это подводит к мотивированному выводу о том, что «синтез» и в теории, и в практике автора романа «Мы»»означает максимальную концентрацию средств языкового выражения» (с. 211). Научную ценность представляет и рассмотрение «мифотворчества» Замятина, соотнесенное со сходными поисками А. Толстого, Пришвина, Платонова и Булгакова.

Интересный аналог замятинского «рая» Т. Давыдова усматривает в «Мастере и Маргарите», где адские силы изображены неканонично: «Если для христиан и Гете дьявол есть зло, то для Булгакова дьявол – фигура более сложная, напоминающая замятинских Мефи» (с. 284). В трагическом искании истины, показанном Булгаковым в его романе, нет антиутопического мотива поиска рая, приводящего в ад, но булгаковские комедии «Блаженство» и «Иван Васильевич» Т. Давыдова трактует именно как антиутопии.

Специалиста в области русской литературы XX века остановит утверждение Т. Давыдовой: «В зависимости от особенностей картины мира – метафизической или внеметафизической – внутри неореализма выделяются два подтечения: религиозное и атеистическое» (с. 28). К «атеистическому» подтечению исследовательница относит творчество Е. Замятина. Однако при всем критическом отношении писателя к институту церкви, религиозная атрибутика его творчества богата и разнообразна, ее надо не просто констатировать, а серьезно исследовать!

В целом же новая книги о неореализме написана при ясном понимании автором сложности не только художественного явления, но и его трактовок, лишена прописных, истин, приглашает к продуктивной полемике и именно поэтому с интересом будет прочитана и студентами, и специалистами в области истории русской литературы.

Л. ПОЛЯКОВА

г. Тамбов

1. См.: Давыдова Т. Т. Евгений Замятин. М.: Знание, 1991; Ее же. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М.: Изд-во МГУП, 2000.[↩]
2. Замятин Е. Современная русская литература. Вступительная лекция // Литературная учеба. 1988. N 5. С. 132 – 135.[↩]