Stuart Sillars. Shakespeare and the Victorians

Stuart S i l l a r s. Shakespeare and the Victorians. N. Y.: Oxford U. P., 2013. 216 p.

Трехсотлетний юбилей со дня рождения Шекспира в 1864 году: собрания его сочинений лежат на каждом книжном прилавке, тексты заучивают в новых общедоступных школах, играют на всех сценах, биографы разыскивают и публикуют документы, а в торжественной речи не процитировано ни строчки… Свидетельство викторианской глухоты к поэзии?

Стюарт Силларс (профессор английской литературы, перебравшийся из Кембриджа в Бергенский университет в Норвегии) исходит из идеи о том, что центром викторианского сознания, как и отправной точкой для разговора о нем, следует считать именно Шекспира. «Если можно изучать Шекспира без викторианцев, то невозможно изучать викторианцев без знаний о том, как они читали, присваивали и использовали Шекспира» (с. 18).

Вместо предисловия — первая глава с говорящим названием «Шекспир-викторианец». Трехсотлетний юбилей — отправная точка для критического разговора об эпохе. Неудачная театральная программа, излишняя забота о банкетах, сувениры — кажется, в этом «бардопоклонстве» очень не хватало только того, кого провозгласили национальным образцом. Когда Силларс говорит, что юбилей мы должны считать увеличительным стеклом для изучения периода, и подчеркивает, что викторианцы видели в драматурге «короля современной философии», лучшего англичанина, эталон человека, мышление словно характеризуется им же продуцируемыми клише. Но дальше становится понятно, что за риторикой — плодотворная деятельность большого масштаба.

В книге собраны все более-менее замечательные факты из английской художественной и интеллектуальной истории XIX века, касающиеся Шекспира. Каждая глава охватывает одну или несколько близких областей. Как Шекспира изучали, издавали и редактировали, как ставили и перекраивали для сцены, как его сюжеты, герои, тон и стихотворный размер отразились в романе и поэзии — в основном главы затрагивают традиционные для филологии вопросы. Но монография интересна тем, что выходит за границы этого круга. Силларс пишет о развитии издательской техники и первых факсимильных изданиях кварто и фолио, о фотографии и манере фотографирования актеров в образах шекспировских героев, о законах, регламентирующих деятельность театров, о железной дороге в Стрэтфорд и открытии Национальной Портретной галереи, первым подарком которой стал Шандосский портрет, имевший репутацию (увы, не подтвердившуюся) единственного прижизненного. И хотя вся общая история дается вскользь и по необходимости, горизонт оказывается далеко отодвинут. Следы присутствия Шекспира в этом пространстве не нужно искать — трудно назвать сторону жизни, где его нет.

Этот тезис Силларс доказывает, основное внимание уделяя подробным описаниям различных произведений викторианцев, поскольку, по его мнению, именно здесь считывается ментальный код эпохи. Перечисляя издания, он подсчитывает иллюстрации и страницы с комментариями; рассказывая о спектаклях, интерпретирует каждую шекспировскую роль в репертуаре известных актеров. Мало видеть в Шекспире импульс; цель — понять, как викторианцы его улавливали: чем были для них «шекспировский дух», шекспировский характер, шекспировский взгляд на историю. Каждый очередной образ Шекспира в критике, музыке или живописи — это или проекция осваивающего сознания, или шаг к истинному постижению, но чаще — и то и другое в особых пропорциях.

К концу века образ Шекспира-человека в викторианском сознании трансформируется в образ Шекспира-драматурга и даже Шекспира-поэта (что в начале эпохи англичан за редким исключением вовсе не интересовало). Текст начинает интересовать больше, чем личность. Силларсу, разумеется, такая позиция более близка, ведь век он осмысляет через способность приблизиться к шекспировским произведениям. Особенно выделяется глава, посвященная часто ускользающим от внимания шекспироведа музыке и изобразительному искусству, где их развивающимся формам и способам языка дается оценка с точки зрения литературы. Так, увертюра учится передавать сплетение драматических линий, а термин «проблемная пьеса» за сорок лет до критика Ф. Боаса ясно слышится в полотне «Клавдио и Изабелла» У. Ханта (Силларс специализируется на связи литературы и визуальных искусств).

Хотя книга вышла в серии «Oxford Shakespeare Topics», а значит, задача — шекспировская историография, запоминается она прежде всего внимательным отношением к викторианцам, за эпохой которых закрепилось не столь приятное слово «быт». Силларс только упоминает о нем — как и о другой устойчивой характеристике — моральной строгости на границе с ханжеством. Существование обеих черт подразумевается, но они не организуют мир. Для автора образ времени — в духовной деятельности: в человеческой и национальной идентичности как предмете размышлений и в эстетической мысли как способе высказывания. То, что в Шекспире XIX века отразилось стремление к самосовершенствованию, образованию, истории, развлечениям, комфорту и национальному процветанию, — очевидно, важнее того, что без него все эти черты викторианского портрета были бы полностью другими.

Е. ШЕВЧЕНКО