Странное издание

О. Литовский, Глазами современника. Заметки прошлых лет, «Советский писатель», М. 1963, 347 стр.

В книге «Глазами современника» собраны статьи и рецензии О. Литовского – одного из пионеров советской театральной критики, – печатавшиеся на протяжении трех десятилетий и в большинстве своем представляющие быстрые отклики на театральные события. Есть в книге рецензии, заметки, которые и сейчас витаешь с интересом. Это и давние споры о путях самодеятельного театра, и некоторые первые отзывы о спектаклях, ставших ныне уже легендарными.

И все же трудно отделаться от недоуменных вопросов, которые то и дело возникают при чтении сборника О. Литовского. Кому адресован он? Широкой читательской аудитории, интересующейся прошлым нашего театра, драматургии, как это можно судить по десятитысячному тиражу книги? Но зачем же переиздавать то, что не выдержало проверки временем и свидетельствует лишь о печальных заблуждениях очевидца?

Одна из статей О. Литовского, написанная в 1929 году и посвященная трамовскому движению, заканчивается таким утверждением: «ТРАМ делает только свои первые шаги. Но мы уже можем сказать, что это – истоки нового театра, что ТРАМ – вернейший путь к подлинно массовому театру…» За сим следует постскриптум (1962): «ТРАМ не стал таким театром…» (курсив наш. – В. А.; стр. 141). Во многих других статьях таких самокритичных признаний, к сожалению, нет.

Вот, например, статья о «Днях Турбиных» в МХАТе, где критик всерьез утверждает, что эта «слезливая драма из жизни одной бедной, но благородной офицерской семьи… одновременно таит в себе враждебную тенденциозность», что пьеса М. Булгакова – «объективно белая агитка» и ее «запоздалое сменовеховство… звучит как горестный, печальный гимн белому движению» (стр. 226 – 227), как «розы на ее (белогвардейщины. – В. А.) памятник» (стр. 227). Не найдя соответствующего постскриптума, читатель, не разбирающийся в тонкостях истории и незнакомый с драмой, может подумать, что такая оценка соответствует истине, а не свидетельствует лишь о левацких загибах и художественной близорукости. Читать такое в 1964 году о «Днях Турбиных» так же странно, как встречать утверждения, что в пьесе Л. Леонова «Скутаревский»»отличные образы. Но их трудно играть, ибо почти нет ролей» (стр. 125), что Степан в погодинской «Поэме о топоре»»несет в себе черты… народнического романтизма» (стр. 89), «Оптимистическая трагедия» страдает «абстрактностью событий», ибо «в пьесе вообще революционный отряд, вообще белые, борющиеся в какой-то вообще местности» (стр. 59), а «Пугачевщина» Тренева в Художественном театре свидетельствовала лишь о том, что театр «трагически не может выйти из заколдованного круга десятилетиями созданных традиций» (стр. 215).

Не оправдалось и предсказание О. Литовского, что единственно правильным путем для советской комедиографии является «путь создания комедии преимущественно положительных образов» (стр. 99).

Никто ныне не собирается попрекать критика этими давними оценками. Но зачем же вновь предлагать их читателю? Речь идет не только о не подтвержденных временем оценках отдельных явлений искусства 20 – 30-х годов. Невозможно согласиться с общей картиной развития советской драматургии, какой она предстает на страницах рецензируемого сборника, с самим принципом подхода автора к истории советской драмы. «История ее, – утверждает О. Литовский, – начинается со «Шторма» Билль-Белоцерковского…» (стр. 36), а «Хлеб» Киршона и «Поэма о топоре» Погодина «были первыми ласточками драматургии с более или менее развернутыми, полнокровными образами…» (курсив здесь и далее наш. – В. А.; стр. 52). Если в первом случае «за бортом» остаются «Мистерия-буфф» и весь агиттеатр первых лет Октября, Луначарский, Серафимович, Неверов, то во втором – из сферы драмы с «более или менее развернутыми… образами» исключаются и сам «Шторм», а иже с ним «Любовь Яровая», «Бронепоезд 14 – 69», «Разлом» и т. д. И дело не в случайных оговорках и противоречиях. Дело в неверном понимании самого хода исторического развития советской драмы, в явной недооценке целых этапов ее. Отнеся начало нашей драмы в лучшем случае к концу 20-х годов, О. Литовский затем, по-своему логично, утверждает, что, скажем, «Улица радости» Зархи (напомним, что она появилась на сцене в 1932 году) «была первой пьесой, где политика, мировоззрение были окрашены большим чувством и темпераментом» (стр. 52), отказывая тем самым то ли в мировоззрении, то ли в темпераменте и чувстве десяткам превосходных, ставших ныне классическими, произведений драматургии.

При таком подходе к истории, вернее, при таком смещении истории посредственная, не оставившая никаких следов «Ужовка» Шимкевича становится «первой (опять первой? – В. А.) пьесой на советской сцене, показавшей новую деревню» (стр. 79). «Другая значительная полоса в истории развития советской драматургии, – продолжает О. Литовский, – начинается пьесой Киршона и Успенского «Константин Терехин». Назовем эту полосу реалистически-психологической. (Вот, оказывается, кто был основоположником реализма и психологизма! – В. А.) К ней относятся и… пьесы Афиногенова «Чудак» и «Страх». Сюда же попадают и Леонов и Всеволод Иванов» (стр. 38).

Столь же спорным является и взгляд О. Литовского на прошлое русского театра. В большой статье «Щепкинские традиции» автор, сравнивая Щепкина с Мартыновым, пишет, что «Мартынову было доступно то, что до конца дней своих не было понято Щепкиным, Мартынов понял значение драматургии критического реализма» (стр. 175), Как при этом ухитрялся Щепкин играть, да как будто неплохо, Фамусова, городничего, Кочкарева и Подколесина, Любима Торцова – остается загадкой. Любопытно в этой связи отметить, что в оригинале своей статьи «В поисках героя» О. Литовский писал, что сценический реализм свойствен «русскому театру начиная с Мартынова» («Советский театр», 1932, N 12), отлучая, таким образом, Щепкина не только от критического реализма, но и реализма вообще.

Но, может быть, мы в своем придирчивом анализе ошиблись адресом? Может быть, книга обращена не к массовой аудитории, а к будущим историкам будущей истории советской театральной критики (ведь напишут же ее когда-нибудь?)? На это как будто намекает сам автор в своем обращении к читателям. «…Для меня, – сообщает он, – не составляло бы слишком большого труда «подвести» все печатаемые в сборнике статьи и рецензии под нынешнего Литовского – литератора, умудренного политическим и художественным опытом, излечившегося от разных увлечений. Я не делаю этого сознательно потому, что не только содержание моих театральных статей и рецензий, но и самая манера их написания, понимание предмета дают ощущение эпохи. Так и было» (стр. 22). Что ж, сказано ясно, хотя и несколько претенциозно. Не случайно и книга названа «Глазами современника». Не случайно и ее подзаголовок – «Заметки прошлых лет».Но ведь не совсем «так было»? Автор все-таки делает пропуски, вводит добавления, вносит не только стилевую, но и смысловую правку. Вот несколько взятых совершенно наугад примеров.

«ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННИКА» Иные считают:

Островский – прошлое, и не только прошлое. Островский – музей, его типы чиновничьей, помещичьей и купеческой Руси навсегда канули в Лету (стр. 219).

ПЕРВОИСТОЧНИК Островский – прошлое, и не только прошлое. Островский-музей, его типы чиновничьей, помещичьей и купеческой Руси – достояние паноптикума, парад масок («Комсомольская правда», 7 февраля 1926 года).

«Горячее сердце» в МХАТе – это шаг по пути нового сценического толкования Островского, но шаг все-таки нерешительный, половинчатый. Отсюда некоторое смешение стилей: с одной стороны – яркий шарж, броская карикатура… (стр. 220).

«Бронепоезд 14 – 69» в МХАТе «поставлен в обычной для театра реалистической манере…»(стр. 239).

«Горячее сердце» в МХАТе – это шаг по пути нового сценического толкования Островского, но шаг нерешительный, половинчатый. Отсюда досадное смешение стилей: с одной стороны – яркий шарж, уродливая карикатура… (там же).

Спектакль поставлен в обычной для театра натуралистической манере… («Современный театр», 1927, N13).

Следовательно, и будущих историков будущей истории новый сборник не освободит от необходимости самим полистать страницы старых газет и журналов.

В чем же тогда смысл подобного издания?

г. Харьков