Странная статья как жанр

В февральском номере «Нового мира» за 1994 год мне показалась любопытной статья А. Архангельского «Огнь бо есть», где поставлена проблема чрезвычайно существенная: соотношение «словесности» и «церковности».Критик приглашает «коллег по «литературознатскому» цеху посмотреть… на устойчивые историко- литературные схемы» именно «сквозь призму» ¹ такого соотношения. Однако неясен сам принцип сравнения этих важнейших понятий, без чего диалог коллег не может состояться. Ведь критиком совершенно не уточняется собственное словоупотребление. Размышлений по поводу «общего знаменателя», только и позволяющего сопоставлять культурные феномены, в данной статье как раз и нет. Между тем «словесность» является необходимым составляющим «церковности» (однако не художественная, не «изящная» словесность). Церковная (скажем, православная) словесность – необходимая часть целого. Значит, А. Архангельский имеет в виду «словесность» иного рода – попросту художественную литературу? Именно последняя сопоставляется с«церковностью», и при этом обнаруживается чрезвычайно нежелательный, с точки зрения критика, «сопромат». Но ведь это совершенно различные культурные сферы, а не однородный «материал»! В результате критик, как будто бы озабоченный эстетическим уровнем «словесности», совершенно упускает из виду, что критерий художественности для «церковности» – не главный, а факультативный; он факультативен также и для «словесности» – для нехудожественной словесности. М. М. Бахтин задолго до обнаружения нашим критиком «сопромата» абсолютно справедливо указывал, что прежде всего необходимо определить «своеобразие эстетического в единстве человеческой культуры… его отношение к этическому и познавательному (и, соответственно, к «церковности». – И. Е.), его место в целом человеческой культуры и, наконец, границы его применения» ². Показательно, что в нашем случае критик не испытывает никакой потребности ни в определении места художественной словесности и церковности в «единстве человеческой культуры», ни в прояснении отношений между занимающей его художественной «словесностью» и принципиально нехудожественной «церковностью» (которая, по выражению о. Павла Флоренского, «показуется, но не доказуется» ³). Главное же, не поставлен даже вопрос о возможной плодотворной границе между этими сферами культуры.

Да, я полагаю, что граница между художественной литературой и церковностью именно плодотворна. Бесспорно глубинное воздействие православной духовной традиции на русскую литературу. Научное изучение этого воздействия – прежде всего на поэтику художественной литературы – еще только предстоит. Однако если считать поэтику уровнем «формальным», изобилующим авторскими «ошибками», как это делает А. Архангельский, то мы постоянно будем находить мнимые «неудачи» языковые и прочие не только в песнопениях иеромонаха Романа, но и в сонете «Мадона» Пушкина…

1. А. Архангельский, Огнь бо есть. Словесность и церковность: литературный сопромат. – «Новый мир», 1994, N 2, с. 231.[↩]
2. М. Бахтин, Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет, М., 1975, с. 9. Разрядка – М. Бахтина; черный шрифт – мой. – И. Е.[↩]
3. П. А. Флоренский, Столп и утверждение истины, т. 1, М., 1990, с. 8.[↩]