Среди журналов и газет

«КЕР-ОГЛЫ» В ПЕРЕВОДЕ ЖОРЖ САНД. Под таким названием в журнале «Литературный Азербайджан» (1986, N 12) опубликовано сообщение М. Садыхова. О переводе Жорж Санд было известно специалистам по сообщениям в русской печати 50-х годов прошлого века. Но сам перевод не был обнаружен, он оказался обойденным исследователями.

Жорж Санд дважды обращалась к тексту «Кер-оглы». «В моих глазах «Кер-оглы» навсегда останется произведением чрезвычайно занимательным и любопытным. И тем не менее мой перевод «Кер-оглы» в сокращенном виде, напечатанный в журнале «Независимое обозрение», не имел успеха. Мне пришлось приостановить свою работу, так как она шла в ущерб интересам журнала. Я была возмущена до глубины души и возмущаюсь до сих пор равнодушием читателей, которые предпочитают этим удивительным, необычным песням в стиле восточных импровизаторов современные романы», – писала Жорж Санд в 1853 году в предисловии ко второму переводу. Журнал «Независимое обозрение» издавался с 1841 по 1848 год (издавала Жорж Санд совместно с Пьером Леру) и вызвал восторженную оценку Ф. Энгельса, отметившего, что журнал защищал «основные положения коммунизма с философской точки зрения». «Второй перевод, наиболее полный, был осуществлен в 1853 году и вошел в «Иллюстрированные произведения Жорж Санд» (1855) в качестве самостоятельного издания. В обоих случаях французская писательница использовала для работы английский перевод азербайджанского эпоса польского поэта-ориенталиста А. Ходзько (1804 – 1891)».

А. Ходзько, пишет М. Садыхов, ученик азербайджанского ученого и поэта Мирзы Джафара Топчибашева, друг А. Мицкевича, оставил довольно заметный след в истории польско-азербайджанских литературных связей. В 30-х годах он около одиннадцати лет жил в Южном Азербайджане, был переводчиком при российском консульстве, одно время и консулом, изучал народное творчество азербайджанцев, турок, туркмен и некоторых других народов Востока, записал и частично включил вместе с эпосом «Кер-оглы» в изданный им на английском языке в Лондоне (1842) сборник. Исключительный интерес представляют его переводы восточных авторов, очерки о Баку, опубликованные в пушкдагской «Литературной газете» в 1830 году; его труды по востоковедению по заслугам были оценены русскими учеными…

С начала 40-х годов XIX века А. Ходзько жил в Париже, обрабатывал свои записи, переводы. Изданный им «Кер-оглы» фактически положил начало научному изучению азербайджанского эпоса. По английскому изданию эпос в XIX веке был переведен на русский, французский, немецкий языки. Перевод А. Ходзько – явление исключительно ценное в истории межнациональных литературных связей, хотя и он не мог дать полного представления об азербайджанском героическом эпосе. Определенные издержки перевода А. Ходзько нашли отражение и в последующих зарубежных переводах «Кер-оглы», в том числе и во французском переводе Санд: речь идет о терминологической путанице при определении принадлежности эпоса, например, «Кер-оглы» назван «персидским эпосом» и т. д., хотя, по словам А. Ходзько, его информатором был азербайджанский ашуг Садых и орбитой действия Кер-оглы был Азербайджан, а по происхождению главный герой – из тюркского племени Теке.

Жорж Санд в своем переводе придерживается текста А. Ходзько, но в самой оценке эпоса и его главного героя проявляет удивительную проницательность и оригинальность. Обращаясь к читателю с призывом: «Я настаиваю, читайте «Кер-оглы», это очень занимательно и очень красиво», она вместе с тем предупреждает, что постарается передать содержание эпоса, но только в несколько сокращенном виде. «Меджлисы» в английском переводе Санд заменяет «Встречами». Таких встреч у нее – семь, стихотворения в основном передаются прозой, наиболее колоритные части эпоса переданы ею в своем изложении, в остальных случаях писательница придерживается текста английского издания. Она восторгается личностью Кер-оглы, его смелостью, великодушием, песнями, сазом, который «сотворял такие же чудеса, как и его меч». Кер-оглы для простых людей, отмечает писательница, идеал, совершенство, кумир, его песни раздаются «по всей Персии и Турции», рассказы о его подвигах передаются из уст в уста от «Центральной Азии до Ефрата». Санд воздает должное А. Ходзько.

«Вы не читали «Кер-оглы»? Читатель, что ж вы читаете в таком случае? Как? Вы не читали «Кер-оглы»… О, если бы я была на вашем месте, мне стыдно было бы признаться в этом, – пишет Санд в предисловии. – Прежде, чем вы прочтете эту замечательную историю, вам необходимо уяснить себе, что это быль, что знаменитый Кер-оглы, о котором вы ничего не слышали, – персонаж исторический. Север Персии и побережья Каспийского моря купаются в его славе, а рассказы о его подвигах так же популярны, как и рассказы о Троянской войне во времена Гомера. Правда, нашему герою не повезло – не было такого Гомера, который воспел бы его славу. Не было до того самого дня, пока один европеец с великим терпением, любознательностью и гениальностью собрал и сопоставил бесконечные рассказы, которые ашуги довели до народа. Честь и слава Александру Ходзько, Гомеру Кер-оглы…

Кто же был этот Кер-оглы? Он был больше, чем поэт, больше, чем король, больше, чем философ. Он был самым почитаемым человеком… Когда вы с ним познакомитесь, вы поймете, что это такое. Вы ни за что не захотели бы встать на его пути. Для этого нужно было быть разве что еще одним Кер-оглы».

«Свое предисловие к переводу эпоса, – пишет М. Садыхов, – Санд завершает характеристикой искусства ашугов, которые, «вооружившись гитарой (писательница имела в виду саз. -М. С.), передают народу факты, жесты, изречения, импровизации своего героя. Память этих певцов… поистине удивительная, они поют и рассказывают на одном дыхании на протяжении долгих часов, не останавливаясь и не сбиваясь, начиная с того момента, на который им указывают слушатели…» Самые прекрасные песни их о знаменитом Гырате, ибо, пишет Санд, «главное лицо в жизни Кер-оглы – это не он сам, это не прекрасный Айваз, это не Хамза, это не женщина, это не мужчина, это его конь – легендарный Гырат, рядом с которым конь Ахилла всего лишь пони».

Издание Жорж Санд иллюстрировано: в восьми рисунках нашли отражение представления французов той эпохи о Кер-оглы и его друзьях. В числе авторов рисунков и сын писательницы Морис Санд.

И СЕГОДНЯ В СТРОЮ, ВСЕГДА В СТРОЮ. В газете «Курская правда», 21 июня 1986 года, было опубликовано сообщение В. Тишко и В. Чемодурова о первых литературных чтениях, посвященных памяти Валентина Овечкина. Чтения были проведены в селе Большие Угоны Льговского района Курской области, где в 40- 50-е годы часто бывал Валентин Овечкин. «Поселившись в 1948 году во Льгове, куда переехал, чтобы быть поближе к остроте деревенских проблем, он писал: «Займу круговую оборону, обнесу двор колючей проволокой в три кола и вообще – никогда, никуда из Льгова». Но жизнь сложилась иначе: Овечкин позже переезжает в Курск, а затем в Ташкент.

И все же льговский период в жизни и творчестве писателя имеет особое значение. Ведь именно здесь родились «Районные будни», получившие широкую известность и признание».

«Данью памяти писателя-бойца, свидетельством большого интереса к его произведениям стали первые Овечкинские чтения…

Из воспоминаний тех, кому посчастливилось встречаться с Валентином Владимировичем Овечкиным, работать с ним и дружить… составился волнующий коллективный рассказ о жизни этого замечательного человека».

Михаил Колосов в 50-е годы работал главным редактором Курского книжного издательства, создавал Курскую писательскую организацию. «Становление многих местных литераторов, свидетельствует писатель, проходило под огромным влиянием произведений и личности жившего во Льгове, а затем в Курске Валентина Овечкина.

– При жизни он не гремел, – делится своими мыслями с участниками чтений М. Колосов. – Не гремел в том смысле, что не был модной литературной звездой, не был увенчан никакими почетными званиями и при наличии множества литературных премий не был удостоен ни одной из них. Однако Овечкин был писателем-новатором, остро видевшим проблемы современной ему действительности и смело в нее вторгавшимся. Это принесло ему славу, которая, несмотря на «пророчества» скептиков, растет в наши дни.

Писатель подчеркнул, что до конца дней своих Овечкин, даже тяжелобольной, не переставал трудиться.

– Последнее письмо он писал мне 17 января 1968 года из Ташкента – в тот день, когда его не стало… Вот оно: «Прошу прощения, что долго не писал, – и накануне Нового года, и после, весь этот месяц тяжело болел. Все то же – сердце. И сейчас на строфантине, и стало быть – на полулежачем режиме.