Современная английская поэзия

Английские критики часто отмечают отсутствие значительных явлений в современной английской поэзии. Некоторые из них, причем как консервативные, так и передовые, не раз говорили даже об ее упадке. Трудно не согласиться с тем, что по сравнению с прозой, в которой за последние десять – пятнадцать лет наметились интересные тенденции, появились новые имена, английская поэзия значительно проигрывает.

Разрыв между читателями и поэтами в Англии очень велик, и не только потому, что в силу экономических условий поэтам трудно пробиться к читательской аудитории ¹. Даже те поэты, в творчестве которых заметно новое, в большинстве случаев все еще обращаются к небольшому числу читателей, замыкаются в узком, кругу интимных эмоций и переживаний.

После окончания второй мировой войны Т. -С. Элиот продолжал оказывать на английских поэтов, как и на бо´льшую часть английской интеллигенции, ощутимое и значительное воздействие. В поэзии Элиота импонировали и содержание и форма. Привлекали мотивы опустошенности и отчаяния, всепоглощающей смерти; восхищение вызывала и манера Элиота – его свободное обращение с метрикой, изощренность формы, зашифрованность образов ². Воздействие оказывали скорее не политические идеи Элиота, а его философская ориентация, эстетика. «Ритмы и образы обыденной жизни, выступая в поэзии Элиота, символизируют иной, мистический мир», – заметил старейший из английских критиков-марксистов Алик Уэст в статье об Элиоте³.

Хотя после войны Элиот как поэт почти не выступал – его последняя значительная поэма «Четыре квартета» была закончена в 1944 году, – насыщенная пессимизмом, бесперспективная, горькая поэзия его в совершенной и своеобразной форме отражала настроения, которые оказались широко распространенными среди английской послевоенной интеллигенции.

Человек в поэтическом изображении художника – слабое и беспомощное существо. Его существование печально, достоин сожаления и бесславен конец, ожидающий как отдельную личность, так и все человечество.

Многих поэтов 40 – 50-х годов привлекал мотив смерти, довлеющий над всем, написанным Элиотом, – «библейский плач на реках вавилонских»:

У вод лиманских сидел я и плакал…

Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою,

Милая Темза, тише, ибо негромко я и недолго пою,

Ибо в холодном порыве ветра не слышу иных вестей,

Кроме насмешки смерти и лязга ее костей.

Формализм и манерность, часто мистический символизм отличают до сих пор творчество английских поэтов – эпигонов Элиота. В стихах многих из них нет ни поэтического содержания, ни ритма. Образы их надуманы и настолько зашифрованы, что нередко с трудом поддаются пониманию.  Уистен Оден, Стивен Слендер и некоторые другие поэты, впервые заявившие о себе в 30-х годах, определились в 40-х либо как мистики, либо как формалисты и эстеты. Обращение таких представителей старшего поколения, как Идит Ситуэл и даже Дилан Томас (умер в 1953 году), к социально значимой поэзии нельзя переоценивать.

Выступавшая ранее со стихами, созданными в манерном и изысканном стиле, И. Ситуэл в философской поэме «Тень Каина» («The Shadow of Cain», 1946) поставила проблему кризиса буржуазной цивилизации. Крайняя затрудненность формы и мистическая символика снижают силу протеста против губительных сил войны, который звучит в этой поэме.

Уроженец Уэльса, Дилан Томас, поэт несомненного дарования, прошел сложный путь от субъективистских и изощренно-формалистических стихов к произведениям, получившим общественный отклик.

Противоречия Д. Томаса особенно явственно выступили в; сборнике стихов 1952 года и посмертно изданной символической стихотворной драме «В молочном лесу» («Under the Milk Wood», 1954), над которой Томас работал в течение десяти лет. В драматической поэме «В молочном лесу» Д. Томас хотел дать представление о жизни простых людей, перейти к поэзии, понятной и близкой народу, однако его драма, содержащая поток субъективных образов, переходы от сна к яви, осложненные сетью символов, не могла выполнить те задачи, которые надеялся осуществить поэт.

Еще в 1934 году, когда появилась первая книга его стихов, Д. Томас начал нередко выступать по радио. В последующие годы он делал это гораздо чаще: поэт любил выступать перед большими аудиториями. Эти чтения имели успех ввиду особого характера искусства и манеры Д. Томаса, которую Д. Уэйн назвал «bardic style of delivery». Нет никакого сомнения в том, что уже в годы войны и тем более непосредственно после нее Д. Томас занял в, английской поэзии наряду с Элиотом одно из первых мест. «В годы войны, когда поэзия Одена внезапно потеряла звучание, – пишет Д. Уэйн в интересном предисловии к опубликованной им в 1963 году антологии современной английской поэзии, – Томас был поднят на щит, избран лидером, а затем почти канонизирован молодыми поэтами и наиболее молодыми читателями поэзии» ⁴. Д. Уэйн убедительно объясняет, в силу каких причин произошло это восхождение Д. Томаса на Олимп британской поэзии.

Его поэзия – риторичная, построенная на броских контрастах, нарочито красочная – ничего не объясняла, не апеллировала к разуму. Стихи Д. Томаса, то мелодичные, то грохочущие и насыщенные пафосом, были созданы для декламации. В них отсутствовали общественные и политические мотивы: поэт концентрировал внимание на «исконных» фактах бытия – рождении, смерти, продолжении рода. Именно эмоциональность, чувственность поэзии Д. Томаса импонировала в годы войны, в годы катастроф:

Из всего, что «можно дать, я предлагаю

Крохи, кровлю, узду…

 

Чтобы понять причины популярности поэта, достаточно обратиться к сборнику «Смерти и рождения» («Deaths and Entrances», 1946), в который вошли стихи, написанные во время второй мировой войны; в годы гибели тысяч – даже миллионов – людей, нависшей угрозы смерти он воспевал жизнь:

Смерть не будет всесильной…

 

И хотя они потонут в пучине морей, они воскреснут

в новой жизни,

Хотя погибнут любимые, любовь не погибнет,

И смерть не будет всесильной.

Привлекала читателя и форма: свободное обращение со стихом, разнообразие аллитераций, расчет на звуковые эффекты.

Можно согласиться с Д. Уэйном, заявившим: «Если Элиот был наиболее характерным (и, добавим, ведущим. – В. И.) поэтом 1920-х годов, а Оден – 1930-х, то Томас выполнял ту же роль в 1940-х годах».

В послевоенный период получил заслуженную известность поэт старшего поколения Роберт Грейвз, начавший писать еще в 30-х годах и выступавший в свое время сторонником школы «поэзии для поэтов». От «сверхинтеллектуальной поэзии» для немногих Р. Грейвз пришел к большей простоте формы, к лирике повседневной жизни ⁵.

Наибольшую известность Р. Грейвз приобрел после 1948 года, когда появилось первое собрание его поэтических сборников («Collected Poems», 1948).

Лиризм Р. Грейвза сдержан, манера лаконична. Ирония, не часто звучащая в стихах поэта, остра и беспощадна. Поэтический язык Р. Грейвза – поэта, обладающего огромной культурой английской речи, – всегда отточен. Можно даже говорить о некотором его академизме.

В стихах Р. Грейвза большое место занимают символы и мифы, которым, однако, придается всегда оригинальное толкование. Поэт, в течение многих лет изучавший фольклор и историю религий, часто вводит в свои стихи фольклорные образы, своеобразно обыгрывает мотивы сверхъестественного, изображает воздействие суеверий на сознание современного человека ⁶.

Но при всем совершенстве и отработанности формы, при всем разнообразии размеров и ритмов поэзия Р. Грейвза в значительной мере традиционна, не вносит заметного вклада в развитие английской поэтической литературы.

В 1956 году, когда на сцене Ройял-корт была поставлена и имела шумный успех пьеса Д. Осборна «Оглянись во гневе», вышел сборник стихов «Новые строки» («New Lines»). Этот сборник объединил ряд поэтов, которые принадлежали к направлению, назвавшему себя «Движение» («The Movement»). В нем подняла свой голос «рассерженная молодежь».

В группу «Движение» вошли девять поэтов – Элизабет Дженнингс, Джон Холлоуэй, Филип Ларкин, Том Ганн, Кингсли Эмис, Джон Уэйн, Д. Энрайт, Дональд Дэви и Роберт Конкуэст. В своем большинстве они вступили в литературу только в начале 50-х годов. Многие из них продолжают активно работать и сегодня.

Творческий почерк поэтов «Движения» был так же разнообразен, как несхожи, различны были их убеждения. Но всех их объединяло решительное отрицание формалистской поэзии, с одной стороны, и недоверие к излишней чувствительности и даже повышенной эмоциональности – с другой. Именно поэтому представители «Движения» считали, что их бунт направлен прежде всего против Дилана Томаса⁷. Поэты «Движения» стремились к наибольшей выразительности и в то же время к экономности поэтических средств, к максимальной точности и ясности, даже сухости языка, отвергали напыщенность и изощренность формы, осуждали туманность содержания.

Их отказ от формалистской изысканности и зашифрованности стиха подчеркивается в носившем характер манифеста предисловии к сборнику «Новые строки», написанном его составителем и участником Р. Конкуэстом.

1. За последние годы положение, правда, несколько изменилось. Молодые’ поэты – -чаще еще малоизвестные – ищут пути непосредственного общения с аудиторией, выступая с чтением своих стихов перед большим числом слушателей в концертных залах столицы и провинциальных городов. Очень показательно чтение, организованное в 1965 году в знаменитом лондонском Альберт-холле. Одна часть собравшихся шикала и стучала, другая – громко аплодировала, но важно то обстоятельство, что присутствовало 6 тысяч человек.[↩]
2. В одном из критических очерков, опубликованных в книге «О поэзии и поэтах», Элиот утверждал, что можно наслаждаться даже такими произведениями поэтического искусства, которые представляют цепь построенных по тому или другому принципу слов, вкладывая в такие стихи любое содержание. Поэзия, утверждал он, подобна снам: она создается «на границах сознания, где слова как таковые теряют свое смысловое значение». Многие строфы стихов Элиота представляют произвольное нанизывание слов и звуков. Примером могут служить строки из стихотворения Элиота «Великопостная среда». Здесь настойчивое повторение и переплетение слов «world» и «word» воспринимается как игра созвучий:

   Хоть утраченное слово утрачено, а истраченное – истрачено,

   Хоть неуслышанное, невысказанное –

   Слово не высказано, не услышано, –

   Есть Слово невысказанное, неуслышанное Слово,

   Ибо это Слово без слова, Слово в самом

   Мире ради мира;

   И свет просиял во мраке, и, возмущенный

   Этим Словом, восстал и начал вращаться мир, чья основа –

   Безмолвное Слово.

   (Перевод здесь и далее А. Сергеева.) [↩]

3. Alick West, The Abuse of Poetry and the Abuse of Criticism, «Marxist Quarterly», v. I, 1954.[↩]
4. J. Wain, Anthology of Modern Poetry, London, 1963.[↩]
5. Об эволюции эстетических взглядов Грейвза можно судить, сопоставляя его высказывания в разное время, – см. «Об английской поэзии» («On English Poetry», 1922), «Поэтическое неразумие» («Poetic Unreason», 1926), «Обзор модернистской поэзии» («A Survey of Modernist Poetry», 1928) и «Белая богиня» («The White Goddes», 1948).[↩]
6. В 1965 году издательство «Cassell» выпустило наиболее полное до сих пор собрание стихов Грейвза «Collected Poems». На русский язык пока переведен (А. Сергеевым) лишь небольшой сборник детских стихов Грейвза «Скрипка за пенни» («A Penny Fiddle») («Детская литература», М. 1965).[↩]
7. Вспоминая настроения поэтов «Движения» в середине 50-х годов, Д. Дэви в разговоре со мной весной 1966 года в Колчестере заметил, что протест был направлен прежде всего против «вязкой поэзии подавленного подсознания – против Д. Томаса».[↩]