№10, 1963/Мастерство писателя

Солдат авангарда. Перевод В. Мартемьяновой

Высказывания Владимира Минача – известного словацкого писателя – представляют собой отрывки из статей, вошедших в сборник писателя «Время и книги» («Словацкий писатель», Братислава, 1962).

Советскому читателю известны книги Минача «Вчера и завтра» (1950), «На переломе» (1957), «Время долгого ожидания» (1961), «Живые и мертвые» (1961) и «Медвежий угол» (1962).

Оптимизм. Фантазия

Проблема соотношения правды и вымысла в литературе не так уж сложна, как кажется на первый взгляд.

Французский критик Жан-Мари Гийо писал:

«Художник выдумывает только для того, чтобы мы поверили, что он не выдумывает».

И хотя утверждение это звучит парадоксом, в нем заключена глубокая правда. Вымысел, не рожденный действительностью, не устремленный к ней – пуст и бессмыслен. Вымысел в искусстве необходим для того, чтобы осветить правду жизни особым и ярким светом – так, чтобы правда эта была видна всем.

Вымысел – отнюдь не свободная от обязательств «игра духа», но его наивысшее, наинтенсивнейшее выражение.

Кстати сказать, эта «игра духа» у нас была не только свободной, но и примитивной: роман «Вчера и завтра», принадлежащий автору этих строк, заканчивается обоюдной любовью двух молодых людей, устремивших свой мечтательный взор в будущее кооператива. К. Лазарева завершает «Осиное гнездо» библейским назиданием: те, кто был вознесен прежде, теперь унижены, а униженные – вознесены.

Это – оптимизм суеверий и иллюзий, оптимизм крикливый и неубедительный. Абсолютно не горьковский, – тот основан на вере в человека и его добрую силу. Активность, способность героя к действию, к преобразованию мира – вот каким должен быть оптимизм литературы XX столетия. От нас зависит выявить в современнике все сильное, прекрасное и открытое, что может быть не явным, а тайным содержанием его души. На мой взгляд, в этом – смысл и задача фантазии, а вовсе не в том, чтобы с ее помощью превратить в мелодраму драму жизни.

Идея и действие

Право, это не только проблема завершения наших произведений. Здесь, как в капле воды, отразится наша философская или – наоборот – нефилософская, бездумная, безыдейная концепция жизни.

Современная словацкая проза – проза действия, и это в порядке вещей: как иначе смогли бы мы показать правдивую картину могучего движения рабочего класса? В истории так повторялось не однажды; активное выдвижение того или иного класса на общественной арене способствовало оживлению и в литературе.

Даниель Дефо и Филдинг, Бальзак и Стендаль, помимо всего прочего, были и поэтами действия…

Так что нам можно было бы быть спокойными; литература рабочего класса по праву обновляет славу и поэзию действия. Но почему же все мы ощущаем какое-то неудовлетворение? Почему все мы чувствуем, а порой и отчетливо сознаем, что во многих произведениях молодой нашей прозы действие обожествлено, все подвластно его владычеству, и это порой приносит любимому деду только вред?

На одной из страниц «Деревянной деревни» 1 автор рассказывает, что Мишка Лашут сидит в лодке на берегу реки и думает. Обрадованный читатель потирает руки: наконец-то ему удастся заглянуть за кулисы, под маску героя. Читатель ищет и ждет идеи, а идеи-то нету.

Все кончается и начинается лишь авторским замечанием о том, что Мишка сидит и думает. И так в большинстве наших прозаических произведений. Конечно, есть и исключения, но, как говорится, исключения лишь’ подтверждают правило. Впечатление такое, что герои наших книг или боятся, или стыдятся думать. Но, может быть, размышлять им просто не о чем?

Может быть, обо всем уже подумали районные секретари, и люди согласились быть лишь бездушными исполнителями чужих идей? Конечно, так бывает – и, ох! как часто бывает – в жизни. Бывает и так, что герои наших произведений рассуждают, но только в рамках дозволенных формул, без поиска истины и самостоятельности суждений. А если нет самостоятельности, нет своего особого мнения, то откуда взяться своеобразным характерам?

Нет, конечно, о простом, непосредственном соответствии идеи и действия не может быть и речи. Речь может идти лишь о том, что предлагал в свое время Щедрин, – о доведении идеи до степени героизма, то есть о некотором напряжении в поисках правды – напряжении, которое само равно действию.

Писатель и общество

Нам не к лицу говорить: я не гражданин, я писатель. Необходимо уяснить себе, что мы – граждане и к тому же еще писатели. Я не генерал – я только солдат, но я не просто солдат, а солдат авангарда, находящегося на передовой позиции.

И если нам дано чем-либо гордиться, так только этим своим положением передового. И гордость наша нераздельно связана с наитяжелейшей ответственностью.

Не «потакать примитивным заблуждениям», а бороться за высокое сознание человека, не просто голосовать, но открывать новое, не описывать его, а разгадывать, вникать в его тайны.

  1. Роман словацкого писателя Ф. Гечко, написанный в 1951 году.[]

Цитировать

Минач, В. Солдат авангарда. Перевод В. Мартемьяновой / В. Минач // Вопросы литературы. - 1963 - №10. - C. 164-170
Копировать