Русский реализм начала XX века
Л. А. Смирнова. Проблемы реализма в русской прозе начала XX века, «Просвещение», М. 1977, 208 стр.
В последнее время наблюдается обостренный интерес к русской литературе начала нашего столетия. И что особенно отрадно, процесс ее развития освещается многопланово, с учетом социально-исторических и собственно литературных закономерностей. Во многом заново пересматриваются общие черты и типология критического реализма начала XX века, взаимодействие реализма и романтизма, их влияние на модернизм и натурализм…
Этот проблемный ряд обладает особой значимостью, поскольку только с помощью соотношения и координации явлений можно постичь их сущность, тем паче в период, когда происходят глубочайшие методологические изменения, нарождаются качественно новые направления в искусстве.
Книга Л. Смирновой посвящена прозе между двумя революциями (1907 – 1917). По верному, суждению автора, именно после событий 1905-1907 годов «под властным воздействием социальных смещений заметно видоизменяется художественная мысль в целом» (стр. 5). Действительно, в это время окончательно определяются позиции, творческие устремления писателей дооктябрьской поры. Можно привести и другие доказательства важности предшествующего советской эпохе десятилетия. Но, как ни стран: но, оно до сих пор изучено менее других. Работа Л. Смирновой весьма своевременна. В ней представлено сложное взаимодействие (по смежности, сходству, противоположности) многих линий осмысления действительности, сделана попытка вписать творческие искания в контекст целостной духовной жизни.
В своем поиске Л. Смирнова опирается на многие предшествующие исследования в области методологических основ литературы на рубеже веков (работы Б. Бялика, В. Келдыша, К. Муратовой, В. Щербины и др.)
Традиции классики и новаторство, реализм социалистический и «молодой» (начала нашего столетия) критический, модернизм и натурализм, грани соприкосновения и расхождения этих русел, острая борьба в процессе их «проложения», – в углубленно-теоретической сфере прояснялись здесь завоевания литературы XX века, индивидуальное становление русских писателей и пути искусства в целом.
В книге Л. Смирновой, более узкой по задачам и временным масштабам, внимание сосредоточено на многочисленных формах отражения всеподчиняющих эпохальных идей и проблем. Далеко расходящиеся, порой просто несовместимые течения в прозе 1910-х годов прослеживаются как результат различного истолкования одних и тех же жизненных источников.
Автор стремится к воспроизведению красок прошлого, его напряженной идеологической атмосферы, острой борьбы по вопросам истории и социологии, теории познания и назначения искусства. В таком ряду эстетика реализма рассматривается как эффективное средство противостояния не только натурализму и модернизму, но и философскому идеализму. В обстановке изощренной пропаганды подновленной мистики и агностицизма заметно расширяется значение передового опыта М. Горького, И. Бунина, Л. Андреева, В. Вересаева и т. д., их различных и в чем-то сходных точек зрения на литературу как форму отражения жизни, принципы художественной типизации. Потребностью обосновать это явление вызвано внимание к тому новому, что определилось в программах защитников (от символистов до Н. Бердяева) теории интуитивизма.
Освещается в книге и другой участок идеологического фронта – связи между эстетическими и социологическими воззрениями, сфера их сложного пересечения по кардинальным направлениям: культура – революция – история; культура – интеллигенция – творчество. Снова возникает картина бурной дифференциации идеологического движения. Но намечаются и единые центры «притяжения». Среди них – исторические перспективы русской культуры, в чем убеждает наличие многих культурологических концепций.
Напрашивается вопрос: для чего нужно обращение к области, выпадающей из собственно литературных исканий? Для фиксации выразительных реалий прошлого? Это всегда заманчиво. Но, думается, в данном случае причина более весомая. Проявить во всем «содержании» эпоху, когда «судьбы народа, интеллигенции, культуры, закономерности истории волновали общественность» (стр. 30), необходимо, чтобы глубже понять «сквозные» темы, их многочисленные, порой тонко замаскированные повороты, образование стилевых форм в прозе 1910-х годов. Есть причины и другого порядка.
«…Кардинально менялось отношение к народу, трансформировалась проблема личности и массы, осваивались небывалые по драматизму темы и коллизии» (стр. 36) – это положение конкретизируется затем при изучении творчества прозаиков. Многие их выводы, далеко не бесспорные, как известно, а то и ошибочные, объяснимы лишь в свете общественной мысли тех лет. Так, пессимистическая оценка И. Буниным русского крестьянства (в «Деревне», например) получает уточняющую акцентировку в связи со взглядами писателя на современное ему состояние культуры. Внесена поправка в трактовку героев «Сашки Жегулева» Л. Андреева с учетом его восприятия широкой проблемы исторических судеб России. Представление Сергеева-Ценского о русском народе проясняется благодаря вниманию к антирелигиозным, антиутопическим мотивам в повести «Печаль полей».
Л. Смирнова ведет наблюдение в двух направлениях – е точки зрения индивидуальной логики творчества и литературного процесса в целом. Обе линии совмещаются под знаком общих запросов эпохи. О главном из них сказано: «Проблема России не укладывалась в рамки ее художественной летописи или в спор между героями о ее судьбе. Ответственность за будущее родины управляла самыми различными исканиями. В этом смысле творчество каждое го писателя, каким бы тематически разнообразным оно ни было, составляло целое. И чем значительнее художник, тем шире был план его философских раздумий… Отзвук произошедших исторических событий таился непосредственно в обогащении диапазона размышлений, в масштабах обобщений» (стр. 56). Мысль эта верна, ее аргументации посвящена значительная часть книги. Многое здесь убеждает: характер и исток романтизированных «естественных» отношений между тружениками моря в прозе Куприна; своеобразный поиск (индивидуальный для каждого) А. Толстым и С. Сергеевым-Ценским критериев духовных сил в среде русского крестьянства; анализ сложно опосредованных философско-эстетическими изысканиями социальных противоречий в рассказах И. Бунина 1910-х годов; особенности, если можно так сказать, «реализма мысли» Л. Андреева при его отходе от реалистических форм в прозе; значение «малой литературы», представленной творчеством В. Муйжеля, А. Чапыгина, В. Шишкова, К. Тренева, и др. Но есть и недоработки.
Во-первых, не совсем полно представлен «диапазон размышлений» русских писателей. Обойдено столь характерное для предоктябрьского десятилетия стремление найти ответ на волновавшие вопросы, обращаясь к различного рода философским реминисценциям, используя богатый мифологический материал. А. Смирнова сама указывает на принципиальную важность такой линии в прозе 1910-х годов, но почему-то не реализует поставленной задачи. В результате обедняется литературный процесс, за пределами книги оказываются некоторые оригинальные, сочные по краскам произведения М. Горького, А. Куприна, А. Андреева, И. Бунина. Во-вторых, некоторые наблюдения не укреплены до мотивированного вывода. Думается, есть основание сказать, что отмеченная Л. Смирновой способность Горького в локальных характеристиках «анатомировать человеческие души», чтоб коснуться их утраченной сути, «восстановить их первоначальную, природную правду, утерянную в жестоких условиях социальной несправедливости» (стр. 72, 71), – наблюдение дельное. Но, почерпнутое при изучении цикла «По Руси», автобиографических повестей, оно, к сожалению, очень мало развернуто в конкретном анализе. А жаль! Поскольку следствия такого дара писателя очень значительны.
В советском литературоведении неоднократно уже звучал тезис о том, что социалистический реализм всегда находился в тесном взаимодействии с критическим реализмом, много давшим для его обогащения (см., например, работы В. Щербины, В. Келдыша). Выделение в книге Л. Смирновой идейных узлов литературного движения и позволяет увидеть область непосредственного соприкосновения художественной мысли столь разных писателей, как Горький, Бунин, Сергеев-Ценский, А. Толстой, Л. Андреев и многие другие.
Общий для широкого круга прозаиков интерес к социальным условиям русской жизни и ее историческим перспективам, к русскому национальному характеру, к идеям бунтарства и протестантства, к отношениям мужика и интеллигента, личности и массы, к понятиям смысла жизни, счастья и назначения человека содействует постижению как кардинальных расхождений в выводах между М. Горьким и критическими реалистами, так и внутренней переклички в их оценке своей современности.
Связь, в частности, обнаруживается в отражении «противоречий потрясенных историческими смещениями мысли и чувства» (стр. 129), в особом внимании прозаиков к «двум состояниям общественного сознания – воинствующему индивидуализму и полному душевному опустошению» (стр. 171), отчуждению личности. Автор работы объясняет это положение влиянием различных идеологических течений, в том числе широко распространившимися после революции 1905 – 1907 годов неоницшеанскими и анархическими настроениями, формой их истолкования буржуазной критикой и беллетристикой. Оба направления реалистического искусства, как показывает Л. Смирнова, бескомпромиссно разоблачили порочность таких позиций, раскрыли диалектику их созревания, катастрофу гибели личности. НО Горького больше занимали процессы вырождения капиталистического мира, а Л. Андреев, И. Бунин, А. Куприн, С. Сергеев-Ценский восприняли трагическую сторону несвершившихся надежд, болезненных заблуждений, рухнувших иллюзий.
Соотношение своеобразных стилевых структур дает в работе общую мозаичную картину литературы 1907 – 1917 годов. Запоминаются наблюдения над характером художественной коллизии и принципами воплощения социальной действительности, над значением «авторской партии» в повествовании и видах лиризации прозы, размышления об апелляции к вечным темам и способам их выражения, о новых направлениях психологического анализа или романтизации образов, об оригинальных принципах сатиры, о чертах документально-очеркового изложения, об усложненной гамме красок и сгущенно-эмоциональной окрашенности слова. Хотелось бы, правда, более четкого подведения итогов по поводу стилевого многообразия прозы 1910-х годов. Но в целом нарисованная картина получилась значительной.
Достижения критического реализма измеряются степенью углубленности в жизненно важные конфликты. Автор книги отказывается от узкой трактовки возможностей миропознания и рассматривает нетрадиционные с точки зрения русской, классики формы художественного изображения как продуктивные. Благодаря чему присущие прозе начала XX века свойства как бы выверяются мерой своего воздействия на читателя, а многие произведения получают свежее прочтение (например, рассказы 1910-х годов и повесть «Деревня» Бунина, «Сашка Жегулев» Л. Андреева, «Хромой барин» А. Толстого, сатирические повествования А. Куприна, «Печаль полей», «Движения», «Медвежонок» Сергеева-Ценского).
Необходимым представляется продолжение начатого поиска и по отношению к некоторым произведениям модернистской прозы. Л. Смирнова учитывает опыт в этой сфере таких художников, как В. Брюсов и А. Белый. Но, дифференцируя участников символистского движения, она касается лишь романов «Алтарь победы» и «Серебряный голубь». Другие же сочинения этих авторов (а среди них во многих отношениях интересный «Петербург» А. Белого) не затронуты совсем. Между тем их соотношение с реалистической литературой, безусловно, нужно учесть для восстановления общей панорамы.
Нельзя не остановиться еще на одной стороне исследования – традициях русской классики. Здесь определено несколько направлений анализа: восприятие и своеобразное продолжение писателями XX столетия новаторских проблем прошлого; вооружение «молодого реализма» эстетическими завоеваниями классики; развитие освоенной в XIX веке поэтики. В работе сделана попытка осмыслить роль наследия отдельных великих художников: Л. Толстого, Достоевского, Чехова, равно как и значение глобальных открытий русского искусства XIX века (например, темы «лишнего», «маленького» человека).
Правда, при постановке этих значительных вопросов порой чувствуется скороговорка, особенно в заключении, где речь идет как раз о проблеме традиции и новаторства. Достоевский, Толстой, Чехов (не говоря уже о Гоголе, чье влияние тоже было велико) и русская проза начала XX века – это сопоставление важно для познания литературы, ее перспектив, внутренне острой борьбы за освоение величайших классических достижений. В этом направлении и следовало бы развить отдельные замечания, сделанные на протяжении всей книги, в самостоятельную и развернутую главу.
Упущения, возможно, диктуются тем, что в ряде случаев не выдерживаются строго критерии отбора материала с точки зрения художественной ценности произведений. Слишком широкий охват и помешал укрупнить выводы по изучению стилевых течений, углубить тему традиций классики. По этой же, видимо, причине нередко излагается лишь результат наблюдений без конкретного анализа художественного текста. Отдельным ярким явлениям вообще не хватило места. «Господин из Сан-Франциско», «Братья» И. Бунина, проза М. Пришвина лишь вскользь упомянуты. Не дано, как уже говорилось, более или менее развернутого представления о модернизме.
Работа Л. Смирновой предназначена для учителя средней школы и, без сомнения, принесет немалую пользу, открыв перед читателем многоцветный мир искусства художественной прозы накануне Октября – мир, рожденный познанием эпохи великих революционных свершений.