Рождение национальной культуры

Хосе Карлос Мариатеги, Семь очерков истолкования перуанской Действительности. Вступительная статья Хорхе дель Прадо, перевод с испанского, Изд. иностранной литературы, М. 1963, 423 стр.

Несколько суховатое название этой книги может ввести в заблуждение тех, кто впервые сталкивается с именем ее автора. А между тем речь идет о произведении темпераментном, полемическом, страстном, о блестящем и разносторонне одаренном мыслителе, оставившем неизгладимый след в общественной жизни, философии и художественной литературе всего латиноамериканского континента. Один из первых марксистов Латинской Америки, основатель Коммунистической партии Перу, ученый-социолог и историк, Мариатеги был одновременно тонким критиком и превосходным эссеистом. Он был человеком неугасимой воли, долгое время преодолевавшим тяжкий физический недуг, который свел его в могилу на тридцать шестом году жизни. Столица Перу – Лима, где в 1895 году родился Мариатеги, – была захолустным городом, прочно сохранявшим облик средневековья! Хотя испанская колониальная власть была давно свергнута, дух так называемого «испанизма» все еще господствовал в ней. Перуанская столица была совершенно оторвана от основной территории страны, раскинувшейся на хребтах Андских гор и населенной индейцами, которые создали много веков назад великую цивилизацию. Угнетенные, дискриминируемые, они жили теперь в полнейшей изоляции; казалось, никогда мировые потрясения не коснутся этой далекой глухой страны западного полушария.

20-е годы нашего столетия окрасили горизонт Латинской Америки первыми революционными вспышками. Первая мировая война, а затем революция в России заставили вздрогнуть, наконец, и Перу. Началась борьба за освобождение индейцев, за обновление социальной, духовной жизни. Когда в 1918 году в стране поднялась первая волна народного движения, молодой и еще малоизвестный журналист Мариатеги отправился в Европу. Несколько лет, проведенные им здесь, превратили талантливого самоучку в высокообразованного мыслителя. Мятежный юноша сделался идеологом и вождем «нового поколения» Перу.

Среди множества политических и творческих дел, которым посвятил себя Мариатеги в своей жизни, надо отметить издание журнала «Амаута» (на языке индейцев-кечуа это слово означает «учитель»). Именно амаутой и стал Мариатеги для своей родины и своего народа.

«Семь очерков» были написаны в 1928 году, за два года до смерти Мариатеги. Эта книга буквально потрясла лучших людей Латинской Америка, которые в те бурные годы стремились к познанию путей развития своего континента. Анализ исторических судеб Перу проливал свет на общие проблемы всех латиноамериканских стран, все еще остававшихся в тисках феодализма и колониализма.

Книга Мариатеги захватывала высокой философичностью и богатством непосредственных наблюдений, научной глубиной и литературным блеском. Очерки Мариатеги были пропитаны враждебностью ко всякой схоластике, догматизму. «Ни один из этих очерков, – говорилось в предисловии, – не закончен и не будет закончен, пока я живу и думаю, пока у меня есть что добавить к написанному, пережитому и передуманному».

За годы, прошедшие со времени появления «Семи очерков», вышло немало трудов, посвященных этой книге и творчеству Мариатеги в целом. Совершенно естественно, что в первую очередь в поле зрения исследователей попадали основные, коренные проблемы, рассматриваемые в «Семи очерках», – проблемы историко-политического и философского характера. В обстоятельном и глубоком предисловии, которым издательство снабдило русское издание этого труда (оно написано секретарем Компартии Перу Хорхе дель Прадо), главное внимание также уделено этим проблемам.

Последний, седьмой очерк, посвященный перуанской литературе, несколько выпадает из общей конструкции книги. Он стоит особняком как по сути затрагиваемых проблем, так и по манере изложения. Здесь социолог и историк становится литературоведом и критиком. Этот очерк соединяет в себе теоретическую глубину и тонкость эстетических оценок.

Заглавие седьмого очерка (по-испански оно звучит «Proceso de literature») имеет два значения. Прежде всего собственное значение – «Литературный процесс». Но одновременно Мариатеги вкладывал в это заглавие и другой смысл. Взявшись заново осветить основные этапы и явления перуанской литературы, Мариатеги одновременно творил суровый суд над тем схоластическим, антинациональным духом, который все еще продолжал господствовать в литературе его страны. Отсюда возникло и второе значение заглавия – «Процесс над литературой».

Анализируя своеобразие развития перуанской литературы, Мариатеги прежде всего обращал внимание на особый характер ее происхождения. В отличие от литератур Европы, литература Перу (да и других стран Латинской Америки) возникла как «плод импорта». Испанское завоевание и последовавшие за ним три века колониального господства привели к тому, что в стране создавалась литература, чуждая окружавшей ее действительности и являвшаяся, в сущности, ответвлением литературы метрополии. Индейский фольклор продолжал свое существование лишь в устной форме, не оказывая ни малейшего воздействия на «импортную» литературу. Литература Перу была испанской не только по языку, но и по содержанию.

Причины и сущность этого явления, которое Мариатеги назвал «колониализмом», – первая и главная проблема очерка.

«Литературный колониализм» Мариатеги рассматривал не только как явление, хронологически связанное с периодом испанской колониальной власти. Дело в том, что освободительная война, охватившая в начале XIX века весь континент и приведшая к свержению испанского ига, далеко не сразу изменила характер перуанской литературы. Причина состояла в том, что в стране прочно сохранялись основы феодально-олигархического строя. Оставаясь подражательной, литература Перу по-прежнему была почти целиком чуждой той почве, на которой она росла. «Слабость, малокровие, вялость нашей литературы колониального и последующего периодов объясняются тем, что она была лишена корней… Искусство питают традиции, история, народ. А в Перу литература не была детищем традиции, истории, индейского народа».

В полемике и борьбе с колониалистскими концепциями Мариатеги вырабатывал принципы истории перуанской литературы, заново осмысливал и переоценивал ее явления, извлекая из забвения те фигуры, которые’ тенденциозно замалчивались ранее. Так, Мариатеги впервые показал роль Мариано Мельгара – поэта, погибшего в войне против Испании. Это был первый в Латинской Америке поэт, обратившийся к индейскому фольклору.

Новаторство Мариатеги как литературоведа состояло и в том, что он установил новую периодизацию перуанской литературы, считая, что привычные для Европы категории – классицизм, романтизм, модернизм – не могут выразить специфики исторического развития перуанской литературы. Эту периодизацию вряд ли следует считать полностью исчерпывающей и бесспорной, – к ней надо подходить как к рабочей схеме, позволяющей раскрыть своеобразие литературы Перу. Но при этом нельзя забывать, что возникла она в пору, когда еще не существовало научной концепции исторического развития литератур Латинской Америки. Попытка Мариатеги открывала путь к исследованию не только литературы его родины, но и литератур всей Южной Америки.

Мариатеги наметил три основных этапа развития литературы. Первый из них – «колониализм». Второй ознаменован новыми европейскими влияниями, пришедшими на смену одряхлевшему испанизму. Эти влияния Мариатеги рассматривал как важный момент в процессе освобождения перуанской литературы от наследия колониализма, как одно из условий для возникновения подлинно – национальных явлений. С наибольшей наглядностью Мариатеги развернул этот тезис в своем анализе творчества Мануэля Гонсалеса Прады (1848 – 1919).

Этот замечательный писатель и философ-просветитель был первым в Перу поборником национального начала в общественной мысли и искусстве. Обличая олигархическую власть и ее колониалистскую идеологию, защищая права индейцев, Гонсалес Прада был одновременно первым пропагандистом передовых европейских философов. Не боясь использовать формы иноязычной поэзии в собственных стихах, широко популяризируя, великие художественные ценности Европы, Гонсалес Прада вел тем самым непримиримую борьбу против вековых, традиций колониализма. Поэтому-то так сильны были нападки на него со стороны поборников испанизма. Раскрыв эту роль Гонсалеса Прады, Мариатеги заключал: «…возникает поистине парадоксальное положение: творчество Прады свидетельствует о возможности существования перуанской литературы как раз в силу того, что оно менее всего испанское и колониальное… Этот парнасец, этот величественный эллин и язычник с исторической и духовной точек зрения гораздо более перуанец в истории нашей литературы, чем все, абсолютно все наши компиляторы испанской литературы, жившие до и после него.

Утверждая свой тезис о прогрессивной роли и закономерности влияний иностранных литератур в процессе становления национальной литературы, Мариатеги ясно видел при этом и те отрицательные последствия, к которым приводило некритическое использование, копирование чужих образцов. Он особо отмечал пагубное влияние на перуанских писателей упадочнических тенденций в европейских литературах.

Активное художественное осмысление действительности, живой истории страны, становление национального характера и составляет главный смысл и тенденцию третьего этапа развития перуанской литературы, который Мариатеги называл национальным. В разных странах Латинской Америки он выражался по-разному. В Перу он породил так называемый «индихенизм» (от слова «индихена» – туземец). В соседних с Перу странах, выросших на территории той же древнеиндейской империи, это течение обозначалось аналогичным понятием – индианизм.

Индихенизм возник в 20-х годах одновременно как общественно-политическое и художественное явление, как выражение протеста против вековой дискриминации индейского народа. Он был первым подлинно национальным художественным направлением. С энтузиазмом приветствовал Мариатеги творчество первых писателей-индихенистов, рисовавших трагедию коренного населения Перу, выразивших протест против позорного рабства. Отмечая освободительный пафос индихенистской литературы, Мариатеги сравнивал его с антифеодальной, «мужицкой» литературой России.

Знаменательно, что Мариатеги дал оценку индихенизма в тот момент, когда это направление еще только зарождалось. Он с уверенностью предсказывал ему большое будущее, что блестяще подтвердилось. В 30-х годах во всех андских странах, и прежде всего в Перу, были созданы индианистские романы, получившие международную известность. А роман соотечественника Мариатеги, перуанского писателя Сиро Алегрии «В большом чуждом мире», повествующий о трагической судьбе индейской общины, стал одним из самых ярких произведений латиноамериканской литературы XX века.

Страницы очерка, посвященные писателям-индихенистам Лопесу Альбухару и Валькарселю, говорят об остроте эстетического анализа Мариатеги, о его чуткости к индивидуальным качествам художников. Особенный интерес представляет его интерпретация индихенистской поэзии Сесара Вальехо – первого поэта Перу, ставшего известным во всем мире. В главе о Вальехо Мариатеги не пытался дать исчерпывающую характеристику его творчества. Широко используя стихотворные тексты, он отмечал лишь те черты, которые, по его мнению, всего лучше говорили о своеобразии и новаторстве этого замечательного поэта.

Мариатеги писал о Вальехо, когда им были созданы только первые два сборника – «Черные герольды» и «Трильсе». И здесь Мариатеги обнаружил дар предвидения. В еще не признанном авторе он сумел почувствовать поэта, которому выпадет историческая роль в литературе его родины. Вальехо, писал он, «незамеченный и непризнанный Лимой, столь благоговейно преклоняющейся перед лаврами ярмарочных фигляров, – великий поэт, и в своих творениях он выступает как предвозвестник нового духа, нового сознания».

Много важных и интересных проблем, освещенных в книге Мариатеги, осталось за пределами этой рецензии. Но думается, что даже из сказанного ясно, с каким глубоким научным и художественным произведением встречается читатель «Семи очерков». Конечно, в книге Мариатеги имеются и спорные, устаревшие, порой односторонние выводы и наблюдения. Нельзя, к примеру, не сказать об определенной нечеткости построения очерка, о недостаточно глубоких оценках некоторых писателей (например, Рубена Дарио).

И все же неувядаемой свежестью и силой полон и сегодня этот замечательный памятник марксистской эстетической мысли, созданный тридцать пять лет тому назад в Латинской Америке.