Рабочий, «незнакомое существо»

До 60-х годов рабочая тема не занимала в западногерманской литературе существенного места. Эпоха «экономического чуда», рост потребления способствовали все более широкому распространению теорий, согласно которым рабочая тема в литературе безнадежно устарела. В соответствии с этими теориями, характер современного «индустриального» общества якобы исключает социальную дифференциацию и потому бессмысленно выделять в литературе социально обусловленные типы.

На смену рабочему классу пришел некий «общий», «средний» класс; в унифицированном «обществе потребления» Крупп сблизился со своим рабочим, Тиссен, Флик, Абс, главы концернов и обладатели миллионов – с «народным акционером», скромным держателем пятимарочных акций. Поскольку же литература о рабочем классе была вызвана к жизни тяжелым положением рабочих, а ныне оно несопоставимо с прежним, то и литература, показывающая рабочего, попросту не имеет права на существование.

Те традиции немецкой литературы, которые восходят еще к Георгу Веерту, в Западной Германии не получили никакого развития. Впрочем, та же судьба постигла и другие традиции – мелкобуржуазной, националистической, акцептированной национал-социализмом рабочей литературы, представленной Генрихом Лершем.

Широкое распространение получил в эти годы тезис, что «мир труда», «мир техники», проблемы, связанные с рабочими, крайне неплодотворны в художественном отношении, что рабочий не может быть «репрезентативной» фигурой, что социальная тема в ее «вчерашнем смысле» исчерпана, что сегодня человека волнуют совсем другие, новые проблемы: шум, автоматизация, свободное время и т. д.

Разумеется, в общественной структуре капиталистического общества происходили и происходят серьезные изменения, и они требуют нового подхода к проблемам «мира труда». Проблемы эти не лежат более на поверхности, они, что называется, ушли вглубь. Очень непросто ныне выявить существо социальных процессов, осмыслить характер классовых противоречий, замаскированных лозунгами о «социальном партнерстве», доступностью товаров широкого потребления, исчезновением заметных различий в повседневной жизни людей разных социальных групп.

Современный капиталист даже отдаленно не напоминает печально известного Цванцигера, запечатленного Гауптманом в «Ткачах». Ставшая достоянием карикатуристов минувших десятилетий фигура богатого толстяка в цилиндре ушла в прошлое. И даже образ Дидериха Геслинга – блистательное провидение Генриха Манна – уже не вмещает всего комплекса противоречивых черт и признаков, характеризующих сегодняшнего капиталиста – главу контрольных и наблюдательных советов, правлений обществ с «ограниченной» и «неограниченной» ответственностью и т. п.

Несомненно и другое – что нынешний рабочий, нередко обладающий «фольксвагеном», сверкающим холодильником и белоснежной стиральной машиной, купленными в рассрочку, изрядно отличается от изможденных гауптмановских ткачей, гнувших спину за несколько жалких зильбергрошей, от горняков из «Жерминаля», от рабочих из «Туннеля», от жалких оборванцев Генриха Цилле и персонажей Отто Нагеля.

Однако суть эксплуатации, обусловленная классовым характером капиталистического общества, осталась неизменной. Холодильник не устраняет подчиненного положения, стиральная машина не гарантирует от безработицы. «Фольксваген» не спасает от чувства неуверенности в завтрашнем дне. Классовое неравенство, угнетенное положение рабочего – все это осталось. «Социальная зависимость рабочего и служащего сегодня сильнее, чем когда-либо, – сказал в одном интервью писатель Макс фон дер Грюн. – То, что сегодня рабочая неделя составляет не 70, а 40 часов, не является доказательством социальной независимости».

Фальшь мифа о бесклассовом характере общества подтвердили, в частности, события 1966 – 1967 годов в Западной Германии, когда возникла и стала реальной угроза серьезного экономического кризиса. События, развернувшиеся, в частности, в Рурской области, властно напомнили, что классовая борьба и эксплуатация в современном капиталистическом обществе не исчезли, а лишь меняют форму»

Именно в эти годы в ФРГ наблюдается обостренный интерес к рабочей теме в литературе. Разумеется, было бы неправомерно объяснять его лишь кризисными явлениями в экономике и возросшей активностью рабочих. Нетрудно проследить, – конечно, в самых общих чертах, – как это почти неожиданно обнаружившееся внимание к рабочему связано с более широкими тематическими сдвигами в западногерманской литературе минувших десятилетий. Конец 40-х, 50-е годы – осмысление итогов войны и крушения фашизма, темы «расчета с прошлым», «непреодоленного прошлого», начинающейся и прогрессирующей реставрации прежних порядков. В 60-е главной темой становится неприязнь к «обществу потребления» с его стандартизацией, нормализованным бюргерским бытием. Обозначившееся однообразие западногерманского литературного пейзажа, густо усеянного однотипными фигурами обывателей, заставляет художников обращаться к поискам новых, еще не открытых «земель».

Такой «терра инкогнита» для многих из них оказывается рабочий – это «незнакомое существо», по словам писателя К. -А. Волькена. Все более очевидным становится тот факт, что рабочий – определяющая фигура и в современном обществе, что именно ему принадлежит веское слово на крутых поворотах истории. «Исследуя фашизм, – пишет Кристиан Гейслер, – я заметил, что когда массы держат в бессилии, то в определенных критических ситуациях с ними можно делать все что угодно. Но массы – это не интеллигенты, а прежде всего… рабочие. И поэтому я задал себе вопрос: если мы не хотим допустить, чтобы у нас снова был фашизм, то как нам подойти к массам, к сознанию масс, чтобы в случае кризиса они не реагировали, как убийцы. И поэтому я попытался представить Алерса (герой повести «Холодные времена». – И. М.), чтобы мы изучили и этот тип людей, опасности, которые им угрожают, и их значение для нашего общества».

В начале 60-х годов на литературной сцене Западной Германии появился новый феномен: «Дортмундская группа 61». Рабочие и писатели, критики и социологи из различных городов Рурской и Рейнской областей, которые в 1961 году объединились в «Рабочий кружок по изучению и отражению мира индустриального труда», уже раньше были связаны между собой через находившийся в Дортмунде «Архив пролетарской и социальной литературы». Его организатор и руководитель Фриц Хюзер явился также одним из инициаторов «Группы 61».

Тогда еще неизвестный писатель Макс фон дер Грюн был первым, кто в сентябре 1959 года через дортмундский архив начал устанавливать контакты с другими писателями, занимающимися рабочей темой, с целью объединить их. По инициативе фон дер Грюна и при активном содействии Хюзера была собрана группа, которая стала проводить коллективные чтения и обсуждения рукописей. В числе первых была обсуждена рукопись самого фон дер Грюна «Люди в двойной ночи». В 1960 году был издан сборник «Мы несем свет в ночи», первая антология, составленная из произведений рабочих и о рабочих.

31 мая 1961 года в Дортмунде собрались десять писателей, представленных в этой антологии, а также несколько критиков и журналистов, чтобы обсудить возможности и формы современной «индустриальной литературы». Они решили создать уже упоминавшийся кружок, который затем был назван «Дортмундской группой 91». 17 июня 1961 года группа провела дискуссию о «человеке и промышленности в литературе современности». С тех пор ежегодно организуются собрания группы, на которых читаются и обсуждаются произведения ее участников и гостей, – в тесном контакте с группой работают и некоторые писатели, формально не являющиеся ее членами, но принимающие активное участие в коллективных обсуждениях.

Участники группы и писатели, связанные с ней, как правило, на собственном опыте знают жизнь рабочих на крупных промышленных предприятиях. Они стремятся представить современного промышленного рабочего во всей совокупности характеризующих его черт. Цель группы, как ее формулирует Ф. Хюзер, заключается в «художественном освещении социальных и человеческих проблем мира индустриального труда». Чаще всего в центре произведений – Рурская область (и это, разумеется, не случайно, ибо именно с Руром связаны лучшие пролетарские традиции, именно Рур стал центром классовых конфликтов минувшего десятилетия), шахты и заводы, горняки, рабочие, занятые на предприятиях, оснащенных новейшей техникой; изображается социальная дискриминация, бедственное положение шахтеров.

Авторитет группы в литературных кругах в последние годы заметно вырос. Появляются новые имена, ширится круг тем. Если поначалу творчество рабочих-писателей комментировалось в литературной периодике пренебрежительно, почти насмешливо, то в последние годы о деятельности «Группы 61» говорится всерьез, как о важном факторе литературной жизни. Особое внимание к ней вызвал совершающийся в последние годы в творчестве ее участников поворот к политической тематике (наиболее заметный у Гюнтера Вальрафа). Вместе с новыми темами появляются и более разнообразные формы: от документального очерка, репортажа, зарисовки до сложного эпического повествования с чередованием временных плоскостей, реминисценциями, использованием экспериментальных стилистических форм (например, приемов сатирического кабаре или политической песни протеста).

Каким же предстает в этой литературе современный «индустриальный мир» и как чувствует себя в нем современный рабочий?

Весьма полный ответ на эти вопросы дают произведения Макса фон дер Грюна, наиболее известного романиста «Группы 61». Он первым из западногерманских писателей сумел воплотить рабочую тему на достойном художественном уровне. Впервые в литературе •ФРГ писатель, который сам много лет проработал шахтером, убедительно и достоверно воспроизвел жизнеощущение рабочего, подчиненного современному капиталистическому общественному механизму.

Герои трех романов фон дер Грюна знакомятся с современным промышленным производством на разных его уровнях – от подземного ада шахт до огромных цехов, оснащенных новейшей автоматикой. Персонажи первого романа «Люди в двойной ночи» (1962) – горняки, попавшие в тяжелейшую катастрофу. Юрген Форман из романа «Светляки и пламя» (1963) всю жизнь проработал в забое, чтобы спустя много лет сменить шахтерскую робу на белый халат техника, обслуживающего автоматизированный конвейер. И наконец, герой третьего романа «Два письма Поспишилу» (1968), Пауль Поспишил, в прошлом шахтер, работает на дортмундской электростанции, выполняя функции диспетчера: светлый зал, стекло и бетон, разноцветные блестящие кнопки – ни грязи, ни копоти, ни шума, ни соленого пота, ни угольной пыли, забивающей поры и легкие. Но приносит ли счастье такой «путь наверх»? Дает ли чувство сбывшейся мечты, удовлетворенных желаний? Освобождает ли, обогащает ли духовно?

Внешне все в жизни Юргена Формана и Пауля Поспишила обстоит благополучно. Собственный домик на окраине Дортмунда у того и у другого, приличный заработок, премии к рождеству, оттачиваемый отпуск. У обоих, казалось бы, и вполне благополучные семьи.

И все же ощущение внутреннего неустройства с первых страниц возникает в этих романах. В каждой новой ситуации, изображаемой в романе «Светляки и пламя», герой заново ощущает несоответствие между своим стремлением оставаться «порядочным» (не в обывательском, а в человеческом смысле слова) – и необходимостью подстраиваться, приспосабливаться к заведенному порядку вещей, при котором все рассчитано именно на то, чтобы вытравить в человеке человеческое.

Юрген Форман ищет смысл жизни в труде. Однако именно труд становится в значительной мере источником разочарования и душевной неудовлетворенности героя.

Поначалу Форману кажется, что он сможет оставаться человеком, если выберется из шахты. Но к концу он убеждается, что все это было иллюзией, ибо ни белый халат, ни чистая работа не могут спасти личность от разрушения. Человек «перестает быть единым целым», он «начинает делиться на части». «…Хотя мы управляем инструментом и машинами, – размышляет Форман, – по сути дела, сами мы превратились в инструменты и машины».

От эпизода к эпизоду – Форман в шахте, на погрузочных работах, у конвейера – он все острее осознает, что труд, без которого он не мыслит жизни, лишает его человеческой сущности, губит в нем личность. Труд изображен в романе бессмысленным, отупляющим. И поскольку герой особенно остро ощущает потребность в труде, в этом для него трагедия.

Некоторые исследователи ГДР (в частности, Э. Ренер) справедливо проводят параллель между этим романом и «Следом камней» Эрика Нойча, герой которого Ганнес Балла также показан в трудовом процессе, тесно связанном с поисками смысла жизни. При этом сопоставлении выявляются коренные различия в самом подходе авторов к проблеме, в ее воплощении. Нойчу важно показать, как внутренний конфликт, переживаемый Балдой, разрешается под воздействием внешнего мира, как действительность ГДР помогает герою выйти из конфликта. Фон дер Грюн, напротив, стремится прежде всего воплотить мысль о том, что кризис непреодолим, потому что вся система враждебна человеку.