Просветительский реализм в узбекской литературе

Э. Каримов, Развитие реализма в узбекской литературе, «Фан», Ташкент, 1975, 192 стр.

Книга Э. Каримова, посвященная проблемам становления реализма в узбекской литературе, включается в круг исследований о своеобразии и об общих закономерностях развития литератур народов СССР.

В последние годы интерес к реализму в литературах Советского Востока заметно возрос, появились обстоятельные монографические работы о различных формах и этапах развития реализма в отдельных наших литературах – узбекской, казахской, азербайджанской, татарской, киргизской и др.

Проблемам реализма в литературах Советского Востока были посвящены бакинское совещание 1972 и ташкентское совещание 1975 года. Сегодня уже не вызывает сомнения сама постановка вопроса о реализме как закономерном этапе развития этих литератур в новое время. Можно считать также решенным вопрос о генезисе этого творческого метода, – он утверждается здесь в основном во второй половине XIX – XX веке.

Есть, однако, в этой области и нерешенные, спорные проблемы. Прежде всего это вопрос об историко-эстетическом своеобразии реализма на Востоке в дооктябрьский период. Одни литературоведы склонны характеризовать его как «критический реализм», так сказать, «с самого начала». Другие предлагают в рамках общего реалистического творчества выделять две его разновидности – просветительский и критический реализм. Действительно, наши восточные литературы ко времени Октябрьской революции представляли собой весьма сложную и пеструю картину, ибо находились на различных уровнях и этапах художественно-эстетического развития. К ним необходим дифференцированный подход, и это особенно важно учитывать при сравнительно-типологическом их изучении. Например, в азербайджанской, грузинской, армянской, татарской литературах можно говорить и о просветительском и о критическом реализме; в узбекской, казахской, таджикской литературах – о просветительском реализме; характерные черты этого метода видим и в туркменской, киргизской демократической поэзии и т. д. Картина окажется еще более сложной, если учесть, что просветительский реализм отличается не только своими национально-историческими особенностями, но и разным временем появления в разных литературах. Скажем, просветительский реализм М. -Ф. Ахундова относится к 50-м годам XIX века, Абая Кунанбаева – к 80 – 90-м годам XIX века, а в узбекской литературе – к началу XX века. Более того. Факты показывают, что трудно определить хронологические границы просветительского и критического реализма в их исторической преемственности: скажем, в азербайджанской литературе к просветительскому реализму принадлежит творчество не только М.-Ф. Ахундова, но и писателей начала XX века – С. -С. Ахундова, Н. Везирова, А. Ахвердова и других, которые жили в одно время с критическими реалистами – Сабиром и Дж. Мамедкулизаде. Картина становится еще более пестрой, если учесть, что рядом с просветительским реализмом активно развивается «просветительский романтизм» таких замечательных поэтов, как А. Сиххат, М. Хади, А. Шаик, Г. Джавид.

Узбекская литература – одна из древних и богатых литератур нашего Востока, и реалистические тенденции в ее истории всегда были сильны. Мне кажется, Э. Каримову поэтому следовало бы пройтись ретроспективным взглядом и по XV – XVIII векам. Это, кстати, было бы тем более уместно, что порою и ныне раздаются голоса, призывающие начинать историю реалистического метода прямо с Навои (см., например, статью Г. Каримова «Романтизм или реализм» в газете «Узбекистон Маданияти», 1976, N 19 – 20), хотя, на мой взгляд, это лишь запоздалая дань печальной памяти концепции «реализм – антиреализм».

Рецензируемая книга своим трезвым, научно-историческим подходом к вопросу противостоит таким тенденциям. Предметом непосредственного внимания Э. Каримова служит реализм 1905 – 1917 годов, который характеризуется исследователем как просветительский реализм. В связи с этим он останавливается на ближайших предшественниках узбекских писателей XX века – на творчестве Фурката и Мукими (глава «Демократическая поэзия и просветительская литература»). Определение автором роли и места этих писателей в развитии реалистической линии узбекской литературы не вызывает сомнений. Но, мне кажется, можно было бы более обстоятельно показать, в чем именно, в каких конкретно произведениях, образах, идеях писателей-просветителей проявляется влияние Фурката и Мукими, находят свое дальнейшее развитие и продолжение их традиции. Ведь это влияние, эти традиции сказываются (и это легко проследить) в творчестве, скажем, Хамзы даже советского периода.

Другим художественным источником, питающим реализм писателей-просветителей в восточных литературах XX века, был фольклор, который, как верно замечает Э. Каримов, во многом способствовал демократизации письменной литературы, обогатил ее картинами жизни народа. В главе «Реализм повести «Бездетный Ачилдыбай» и фольклор» на основе глубокого анализа исследователь показывает, как фольклорные мотивы, сюжеты, комизм придают этой повести М. Шермухаммедова народный колорит, а с другой стороны, как ее автор, преодолевая ограниченные возможности фольклора, пропагандирует актуальные просветительские идеи, беспощадно критикует социальное зло в современном ему обществе.

Исследование Э. Каримова подкупает обстоятельностью, конкретностью рассмотрения явлений просветительского реализма, убедительностью своих выводов. Автор подробно «разбирает» идейно-художественный мир произведения или творчества того или иного писателя и в то же время проводит параллели между ними, выявляя как индивидуально-неповторимое, так и типологическое, решая, таким образом, основную свою задачу – показать специфические особенности узбекского просветительства, его роль в социально-культурном развитии народа.

В обзорной главе «Истоки литературы просветительского реализма» подчеркивается значение (наряду с национальными письменными и фольклорными традициями) литературно-культурных связей, опыта русской, татарской, азербайджанской и других литератур в становлении и развитии узбекского просветительского реализма. Конечно, просветительское начало в наших восточных литературах – древняя эстетическая традиция. Оно свойственно поэзии и Низами, и Руставели, и Джами, и Навои, и Махтумкули, проявляясь в своеобразных идейно-философских, нравственных преломлениях как «дидактика», поучение, обращение к «сильным мира сего», когда поэты призывали «милость к падшим».

Однако просветительство XIX – XX веков носит иной характер. Со времени вхождения народов Закавказья и Центральной Азии в состав Русского государства перед ними открывается новый путь общественного развития. Патриархально-феодальное мировоззрение и уклад жизни подвергаются все усиливающейся критике. Россия, вовлеченная в орбиту европейского социально-экономического движения, в этом плане оказывается для своих восточно-национальных окраин «примером подражания», ибо и там зрели предпосылки для развития капитализма. Именно на этой исторической почве рождается наше «восточное просветительство», первыми выдающимися представителями которого выступают И. Чавчавадзе, М. -Ф. Ахундов, Абай Кунанбаев, Фуркат, Ахмад Дониш и др. Разносторонне одаренные, активнейшие общественные деятели, истинные патриоты, люди передовых взглядов, эти своеобразные «западники» в литературах Востока выступали как неутомимые пропагандисты европейского типа просвещения, образования, как бесстрашные борцы против религиозных предрассудков и мракобесия, страстные защитники человеческой свободы. «Европой» же для них, естественно, была прежде всего Россия. Э. Каримов справедливо отмечает, что в «Записках Индийского путешественника» Фитрата «параллельно с образом отсталой, невежественной, фанатичной Бухары – одного из мировых религиозных центров ислама – появляется и образ могущественной России. России промышленной, с развитой системой образования, здравоохранения, административно-государственного управления, России культурной» (стр. 104). Такое «идеализированное» представление характерно для всех просветителей нашего восточного региона, хотя у многих из них впоследствии (особенно в XX веке) усиливается и классово-дифференцированное восприятие царской России – России «двух наций», «двух культур». Просветители в восточных литературах звали к активному включению своего народа в русло европейской цивилизации, убежденные, что именно этот путь ведет к дальнейшему социально-культурному и научно-художественному прогрессу.

«Тематика и проблематика узбекской литературы 1905 – 1917 годов, просветительские по своей сути, и дали название ее реализму», – пишет Э. Каримов. Раскрытию, объяснению, доказательству этой мысли посвящен анализ таких образцов узбекского просветительского реализма, как повесть «Новое счастье» и драма «Отравленная жизнь» Хамзы, драма «Несчастный жених» А. Кадыри, «Записки Индийского путешественника», «Мунозара» Фитрата, а также «первая национальная трагедия» – «Отцеубийца» Бехбуди, повести «Бездетный Ачилдыбай» М. Шермухаммедова и «Доктор Мухаммадьяр» А. Сулаймана, драма «Угнетенная женщина», «Старая школа» Х. Муина, стихи Тавалло и др. «В центре внимания узбекской просветительской литературы оказывается образ «маленького человека», лишенного простейших человеческих прав. Это образ бедного дехканина, бесправной женщины Востока, образ сироты… отражающие несправедливость, звериную жестокость существующего феодально-колониального правопорядка» (стр. 75). Реализм этот носит просветительский характер, главную причину социального зла, нравственного упадка, семейного деспотизма, материального неравенства его приверженцы видят в культурной отсталости, а силу, способную преобразить ненормальные общественные отношения, – в просвещении.

Как и любой просветительский реализм, узбекский реализм XX века тоже не просто критикует, он предлагает и свою позитивную программу, которая обычно излагается в откровенно публицистической форме или с помощью идеально-романтических образов. Таковы, например, образы Салиха и Рахимы («Несчастный жених» Кадыри), Алимджана, Марьям и Махмудхона («Новое счастье» и «Отравленная жизнь» Хамзы), Европейца, Русского врача («Мунозара», «Записки Индийского путешественника» Фитрата), Мухаммадьяра («Доктор Мухаммадьяр» А. Сулаймана). Этот опыт, как замечает исследователь, «помог впоследствии рождению образа положительного героя в новой, советской литературе» (стр. 80).

Узбекские просветители открывают новый, этап в развитии родной литературы и тем, что они, осваивая достижения «европейски» более развитых литератур, стремясь найти наиболее правдивые формы отражения явлений и процессов общественной и духовной жизни времени, создают новые жанровые формы, прежде всего в прозаически-повествовательном и драматическом роде. Конечно, история узбекской литературы и в классическую пору имела образцы прозы. Тем не менее «органическими» жанровыми формами реализма, в том числе и просветительского, оказываются именно «европейские» жанры – повесть, роман, драма, комедия.

Отмечая заслуги писателей-просветителей перед национальной литературой, в развитии художественного и общественного сознания, воздавая должное их деятельности, Э. Каримов, конечно, не проходит мимо противоречий, которые были им свойственны: они преувеличивали, например, общественно преобразующую силу просвещения, не всегда были последовательны в критике религии, некоторые из них на определенных этапах увлекались идеями джадидизма, но, осознав буржуазно-националистический характер этого движения, переходили на позиции социалистические и становились активными строителями нового общества (как, например, Фитрат, которому автор посвящает специальный раздел, стремясь объективно осветить эту сложную фигуру). Думается, что Э. Каримов, ставя вопрос о сложности мировоззрения писателей-просветителей, как и их творчества, мог бы увереннее говорить о ярко выраженном романтическом начале в их произведениях. Ведь «идеальные» образы положительных героев, «идеальный» образ «просвещенной Европы», известная сентиментальность, нарочитый драматизм и т. п. – все это идет как раз от романтичности художественного мышления просветителей (кстати, здесь очень много общего у узбекских просветителей-реалистов и азербайджанских просветителей-романтиков, деятельность которых относится к периоду между двумя русскими революциями – 1905 – 1917 гг.).

Давая общую типологию узбекского просветительского реализма, Э. Каримов выделяет наиболее крупные фигуры и реалистически значительные произведения. Между тем узбекские просветители не были «чистыми» реалистами и в том смысле, что у них еще сильны были романтические традиции классической поэзии (диван газелей у Хамзы, например, не случайность и не юношеское увлечение, без него творческий облик поэта не может быть полно очерченным). Не учитывать идейно-тематическое, жанровое многообразие творчества этих писателей, оставлять в стороне «непросветительские», но не менее важные их произведения или «крупным планом» давать художественно не совсем совершенные, хотя идейно и «выигрышные», вещи – такая тенденция иногда чувствуется в рецензируемой книге.

Э. Каримов прослеживает узбекский просветительский реализм в его поступательном движении. Это весьма плодотворный принцип. Автор верно замечает, что концепция драмы «Несчастный жених» Кадыри «оказывается шире просветительского идеала» (стр. 149), что вообще реализм этого замечательного писателя «существенно обновляет творческий метод узбекской дореволюционной литературы» (стр. 151). Нельзя в то же время не согласиться с мыслью Э. Каримова о том, что хотя «в реализме узбекской литературы начала XX века есть черты, сближающие его с критическим реализмом», в целом он остается просветительским (стр. 165).

Вопрос об эволюции узбекской литературы от просветительского реализма к реализму социалистическому – сложный и дискуссионный вопрос, Э. Каримов не ставит его во всем объеме, но заключительная глава книги посвящена доказательству известной мысля о том, что драма «Бай и батрак» Хамзы – первый «классический образец» социалистического реализма. Думается, что в столь категорической форме это утверждение звучит не совсем убедительно. Конечно, приход в советскую литературу таких выдающихся писателей, как Хамза или Кадыри (о котором сказано в данном разделе мимоходом), был закономерным процессом. Просветители не могли не принять социализма, но мне кажется, что и «Бай и батрак» Хамзы, и творчество А. Кадыри 20-х годов («Минувшие дни», «Скорпион из алтаря») следует рассматривать как замечательное явление на путях к социалистическому реализму, в рамках социалистической литературы. В литературах Советского Востока утверждение социалистического реализма, первые его классические образцы относятся ко второй половине 20-х и первой половине 30-х годов.

Книга Э. Каримова – первое обобщающее исследование типологии узбекского просветительского реализма XX века, – несомненно, будет с интересом встречена читателями.

г. Баку