Преодоление «Улисса»

1

У главного романа Джеймса Джойса, если вдуматься, поразительная судьба.

С одной стороны – общепризнанный шедевр, центр стяжения существенных интересов новейшей литературы, «большая книга», как отозвался об «Улиссе» еще Хемингуэй, безбрежная популярность, изначально подогретая скандальной историей издания¹.

С другой – этот шедевр так и не стал предметом широкого, неутилитарного чтения даже в интеллектуальной среде. Конечно, Киршон, заспорив в начале 30-х годов с Вишневским по поводу Джойса, высказался недозволенно: «А если бы спросить у Вишневского: «А ты Джойса читал?», то он ответит: «Да нет, я не читал, а вот Левидов видал, как Таиров читал!» ² В серьезной полемике это не прием, к тому же, как видно из дневников, да и ответа оппоненту, Вишневский Джойса читал весьма внимательно. Но в принципиальном смысле Киршон оказался Прав: действительно, возникла немалая диспропорция между распространенным взглядом: «классик» – и мерой реального знакомства с романом.

На Западе этот разрыв почувствовали еще раньше. В 20-е годы, когда имя Джойса было уже у многих на устах, высказывались подозрения, будто даже рецензенты роман не читают, основываясь на безымянном императиве: великое произведение. Это, конечно, шутка, но за ней стоит вполне реальная проблема – проблема чтения«Улисса». Этот роман действительно требует полной сосредоточенности и предельной концентрации внимания, напряжения умственных сил.

«Сдобу я бы съел, сказал Стивен. Но вы обяжете меня, если уберете этот нож. Он напоминает мне о римской истории». Откуда вдруг такая ассоциация? – Понять невозможно, если не держать в памяти (вместе с огромным количеством других деталей), что раньше, проводя в школе урок по древней истории, этот герой романа задумывался: «Разве Пирр не был убит в Аргосе во время уличной потасовки, разве Юлия Цезаря не закололи ножом?» Но это «раньше» отделено от описываемого эпизода пятьюстами страниц чрезвычайно насыщенного текста.

Далее, надо постоянно иметь в виду общий план «Улисса». Действие происходит в строго определенный момент и в строго определенном месте – 16 июня 1904 года, Дублин, – и вместе с тем за пределами сколь-нибудь ограниченного времени и пространства. Только так обретают смысл постоянные превращения персонажей, когда они, утрачивая внезапно здешний облик, становятся то героями греческих мифов, то героями мифов библейских, то Робинзоном Крузо, то Синдбадом-мореходом и т. д.

Далее, от читателя «Улисса» требуется незаурядная эрудиция.

Историческая – роман самым тесным образом связан с многолетней борьбой Ирландии за национальную независимость.

Литературная – в тексте огромное количество скрытых цитат из писателей самых разных эпох и стран.

Лингвистическая. Не говоря уж о многочисленных словесных ребусах, смысл которых порой так и остается темен, в романе масса фраз на латыни, французском, немецком, итальянском; и даже знание некоторых венгерских слов необходимо: Virag, как звали отца одного из персонажей, Леопольда Блума, по-венгерски – цветок, как и Blume – по-немецки, как и Flower – псевдоним Блума в любовной переписке – по-английски; а поскольку в «Улиссе» ничего случайного нет, все точно взвешено и измерено³, без этой языковой цепочки огромный повествовательный механизм в полную силу не работает.

Таковы лишь некоторые барьеры, затрудняющие живой контакт с книгой и ее героями.

Причем барьеры эти также были тщательно продуманы и возведены именно как барьеры. «Если бы я раскрыл его (план романа. – Н. А.) сразу же, – говорил Джойс в беседе с одним французским критиком, – то утратил бы свое бессмертие. Я насытил текст таким количеством загадок и темных мест, что профессорам понадобятся столетия, чтобы решить, что я имел в виду, и это единственный путь к бессмертию» ⁴. В соответствии с этим Джойс в корректуре журнальной публикации снял наименования, которые в рукописи даны были каждому из восемнадцати эпизодов «Улисса», – «Телемак», «Нестор», «Быки Гелиоса» и т. д. Никаких намеков быть не должно, никаких послаблений читателю делать не следует. Вообще, вопреки довольно распространенному представлению о поэте-изгнаннике, замкнувшемся в «башне из слоновой кости», Джойс с немалой настойчивостью планировал не только самые книги, но и их бытование в мире. Он тщательно подсчитывал количество рецензий, а в письмах и устных замечаниях руководил – как опытный военачальник – ходом критической кампании, фиксируя успехи и просчеты. Характер оценок его не очень волновал – важен был сам факт признания. Так, в острокритической рецензии А. Беннета Джойса смутили не замечания, а то, что «с коммерческой точки зрения она не очень полезна, ибо не названы имя и адрес издателя» ⁵. Когда же выяснилось, что генеральная стратегия долговечности, основанная на сознательно выдерживаемой дистанции между книгой и читателем, имеет отрицательные стороны, последовала коррекция. При непосредственном участии Джойса была написана и издана в 1930 году книга С. Гилберта «Улисс» Джеймса Джойса. Путеводитель по роману».

Публикация дала плоды. «Улисса» стали больше читать, хотя за пределы достаточно узкого, элитарного круга роман так и не вышел. К тому же его стали читать как бы правильно. Такая уж это книга. Эдгар По посвятил целое эссе тому, как сделан «Ворон». Но стихотворение можно свободно воспринимать и не сверяясь со строками «Философии композиции». Томас Манн написал цикл работ-докладов по следам собственных романов – «Волшебная гора», «Иосиф и его братья», «Доктор Фаустус». Сочинение этого же рода – «История одного романа», нечто вроде послесловия к роману Т. Вулфа «О времени и реке». Но все эти произведения, сколь бы сложны ни были, живут помимо автокомментариев, которые, впрочем, выросли в оригинальную и самостоятельную художественную публицистику. Генри Джеймс вообще создал второй, «критический» вариант своего творчества – предисловия к романам и повестям, включенные в так называемое нью-йоркское собрание сочинений (1907 – 1909) ⁶, Но ведь обходимся мы без них, читая «Вашингтонскую площадь», «Женский портрет», «Зверя в чаще» и другие книги Джеймса, занявшие наконец достойное место на наших полках. Как обходимся и без критических работ, посвященных творчеству По, Манна, Вулфа, Джеймса. То есть они, разумеется, необходимы, но в плане исследования, а не разъяснения.

А «Улисс»требует как раз разъяснения, требует критического посредничества, даже не по линии расшифровки лингвистических загадок, а в части общего замысла и его осуществления. Такое разъяснение содержится в книге «Улисс» Джеймса Джойса», а также в некоторых других работах («Джеймс Джойс и его работа над «Улиссом» Ф. Баджена, «Джеймс Джойс: критическая интродукция» Г. Левина – исследование, которое открыло «Улисса» самому Томасу Манну⁷). В этом состоит их ценность.

Но одновременно возникла традиция, которая стала уже не столько приближать, сколько удалять от нас Джойса. Речь идет о том, что любят теперь называть «критической индустрией». К 1941 году (год смерти писателя) библиография работ о нем насчитывала уже около полутора тысяч названий, а за минувшие десятилетия Джойс и вовсе стал в кругу авторов XX века наиболее популярным, по-видимому, объектом разного рода критических интерпретаций. Университет штата Оклахома (США) даже начал выпускать специальное периодическое издание «Джеймс Джойс куотерли».

За немногими исключениями, эти интерпретации имеют совершенно эгоистический характер. «Улисс» используется в качестве полигона, на котором испытываются разного рода методики анализа, и работники критических школ – структуралистской, мифологической, фрейдистской и т. д. – не столько стремятся понять и объяснить Джойса, сколько нарцисстически вглядываются в отражение рисунка собственной мысли. «Несомненно, эту книгу («Улисса». – Н. А.) не столько читают, сколько вчитываются в нее» ⁸, – пишет американский критик Р. Адамс, и он во многом прав. Сколько-нибудь значительного эффекта такого рода вчитывание не принесло, что со вздохом вынуждены были признать авторы обзора критической литературы о Джойсе: «После сорока лет аналитических усилий… приблизились ли мы к разрешению загадки? Поиски продолжаются. Каждый путник открывает новые ответвления в лабиринте, у каждого свой ключ, но никто не скажет вам, где же нить Ариадны. На лице Джойса по-прежнему играет улыбка чеширского кота» ⁹. А другой отзыв как бы заранее предполагает некоторую фатальную неизбежность неадекватной оценки: «Наше прочтение «Улисса» основано на возможности ошибки» ¹⁰.

Но формально-интерпретационная критика хотя бы делает вид, что хочет «разрешить загадку». А еще раньше возникло движение, в рамках которого и такие усилия кажутся излишними. В его основе лежит стратегия агрессивного внедрения в общественно-эстетическое сознание «Улисса» как несравненной и завершенной модели «современного» романа.

Открыл кампанию Паунд. Уже в июле 1922 года, вскоре после завершения журнальной публикации «Улисса», он писал, сравнивая Джойса с Флобером: «Улисс» это не та книга, которую всякий прочтет с восхищением, точно так же как не всякий прочтет с восхищением «Бувара и Пекюше»; но это книга, которую любому серьезному писателю следует прочитать, такая книга, которую ему, согласно законам писательской профессии, придется прочитать, чтобы составить себе ясное представление о переломе в развитии нашего искусства» ¹¹.

Буквально через месяц ту же мысль повторил Форд Мэдокс Форд: «Есть книги, которые меняют мир. Таков «Улисс», независимо от того, успех это или поражение: ибо отныне ни один романист, преследующий серьезные цели, не сможет приступить к работе, пока не сформирует собственного представления о верности или ложности методов автора «Улисса». Если он не составляет эпохи – вполне может быть, что и составляет! – то по крайней мере знаменует конец этапа» ¹².

Наконец, еще год спустя Элиот публикует известную статью «Улисс», порядок и миф», где говорится: «Я нахожу, что в этой книге нынешний век нашел наиболее важное выражение; это книга, которой все мы обязаны, от которой не уйти никому из нас… Джойс следует методу, которому должны следовать и другие» ¹³.

Прежде всего, конечно, бросается в глаза директивный стиль высказываний: «следует», «должны» и т. д. Но дело даже не в этом. Ведь критики (то есть писатели, выступающие в данном случае в роли критиков) даже не задаются вопросом, хороша или дурна книга, даже не пытаются сказать, как она построена и вообще о чем, собственно, повествует: В принятой системе рассуждений все это значения не имеет, существенно лишь то, что – образец¹⁴. В наше время: подобная «методология» прямых приверженцев уже не находит, но сама инерция мышления действует, недаром автор предисловия к книге «Джеймс Джойс сегодня» приходит к неутешительному выводу: «Критика Джойса поразительным образом почти лишена оценочного элемента – отчасти потому, что критиков Джойс устрашает, а отчасти потому, что он задает им слишком много другой работы – более легкой в целом, более спокойной работы, – работы без риска и, кажется, без конца… Никто не хочет повторить в новом варианте зловещую роль критика, который убил некогда Китса. Еще меньше желания выступать против мастодонта Джойса с копьем, которое может обернуться соломинкой» ¹⁵.

Теперь становится виден второй, вслед за читательским, парадокс реальной жизни «Улисса» в художественном сознании XX века.

С одной стороны, имя Джойса ставится в мировой культурный ряд – Гомер, Данте, Рабле, Шекспир, Флобер, Толстой…

С другой – отметив вехи и определив масштаб, критики сразу и утрачивают его, замыкаясь рамками главной книги Джойса и рассуждая кто о его связи с Ирландией, кто о роли иезуитского воспитания писателя, кто о комическом даре, главное же – о новаторстве формы.

С одной стороны, пишут: «Джойс остается в эпицентре решающих споров об английской и всей современной литературе» ¹⁶.

С другой – тут же из широкого контекста этой литературы писателя по существу извлекают, видя в нем лишь «неизменный фокус переосмысления проблем модернистской и постмодернистской литературы» ¹⁷. Именно так истолковывает «Улисса», например, Р. Адамс, автор одной из заметных критических книг последнего времени – «После Джойса» (1977). Влияние ирландского писателя прослеживается в книгах В. Вулф, С. Беккета, В. Набокова, Д. Барта, Т. Пинчона – модернистов разных поколений. Правда, возникают и другие параллели: Джойс – Фолкнер, Джойс – Дёблин, но и этих писателей Р. Адамс, в соответствии с давней традицией, помещает в рамки модернистской эстетики.

К сожалению, и в немногочисленных работах на русском языке творчество Джойса, и прежде всего «Улисс», рассматривается только в контексте модернизма. Еще в 30-е годы¹⁸ появились статьи Р. Миллер-Будницкой и Д. Мирского, у которого говорилось прямо: «Джеймс Джойс… крупнейший писатель той литературы, которая непосредственно связана с паразитическим загниванием буржуазной культуры Запада» ¹⁹. Позднее изменилась терминология, интонация, но – не общий взгляд. Д. Жантиева, которой принадлежит наиболее развернутый у нас анализ «Улисса» и которая сделала немало тонких наблюдений над его поэтикой, все же полагает, что этот роман стал «нормой для современного модернизма» ²⁰. По той же линии идут рассуждения Д. Урнова, только он значительно расширяет пределы этого направления, включая в него, например, книги Фолкнера, Хемингуэя, Сэлинджера²¹. А на основе серьезных работ возникают расхожие мнения, которые можно высказывать, не обременяя себя ни аргументацией, ни даже чтением романа.

Правда, в самое последнее время, когда перевели «Портрет художника в юности», переиздали «Дублинцев», обнародовали, в фрагментах, переписку и эссеистику Джойса²², произошел как будто некоторый сдвиг, в чем бесспорная заслуга принадлежит Е. Гениевой, энергичному исследователю и публикатору Джойса. Суть этого сдвига состоит в том, что у ирландского писателя обнаружили теперь не только неподражаемое мастерство в обращении со словом, в ритмическом построении прозы, в разработке техники монтажа (на что еще в 20-е годы неоднократно обращал внимание С. Эйзенштейн), но и страстный отклик на социальные проблемы времени, стремление разрешить эти проблемы силою искусства. Однако же речь при этом идет только о раннем Джойсе. А что такое ранний Джойс? – «одаренный, – по словам Д. Урнова, – писатель второго ряда, талантливый последователь флоберовской школы» ²³. Наверное, это слишком сильно сказано; бесспорно, однако же, что не напиши Джойс «Улисса», никогда бы не занять ему такого места в литературе и критике, которое он сейчас реально занимает.

«Улисс» и модернизм в словесном искусстве XX века – это, несомненно, проблема.

«Улисс» и обновление повествовательной техники – это тоже проблема, хотя ей, пожалуй, часто придают чрезмерное значение, выделяя форму в чистом виде, так, будто этот роман – лишь вступление к «Поминкам по Финнегану», книге, где Джойс потерпел сокрушительное поражение в попытке «найти язык, который бы стоял над всеми языками, язык, которому было бы поставлено на службу все и вся» ²⁴.

И все-таки то и другое – только часть куда более значительной проблемы, которая, собственно, и оправдывает наше сегодняшнее внимание к Джойсу: в каком реальном смысле «Улисс» – это классика? Каковы причины, мера продуктивности, пределы того воздействия, какое эта книга оказала на роман XX столетия во всем его не стесненном традицией модернизма объеме?

Нетрудно привести во множестве отзывы писателей-модернистов, от Вирджинии Вулф до Роб-Грийе.

Столь же легко вспомнить соответствующие отзывы писателей-реалистов – от Джорджа Мура и Герберта Уэллса до Джона Апдайка.

Но суть, конечно, не в количестве – в характере критических оценок, которые бросают свет и на существо творческих контактов. Или объясняют отсутствие оных. Вообще, говоря о месте «Улисса» в мировой литературе, следует, конечно, решительно отказаться от стандартного, в духе Элиота, представления, будто этот роман коренным образом изменил эстетический облик эпохи: была, мол, литература «до Джойса», а стала литература «после Джойса». «До Джойса» начинали и рядом с ним работали Роллан и Драйзер, Барбюс и Голсуорси, Андерсен-Нексе и Мартен дю Гар – классики романа нашего времени. Но «рядом с Джойсом» только в хронологическом смысле: иная школа, иные традиции, сохранившие и поныне свою жизнеспособность. В качестве ориентира или даже объекта полемики Джойс для них просто не существовал, а если и вызывал интерес, то лишь как возможность иного пути в литературе.

Это заметно даже по сочувственным откликам. В рецензии на «Портрет художника в юности» Уэллс высоко ставит книгу, видя в ней «наиболее живую и убедительную картину католического воспитания в Ирландии, какая когда-либо появлялась в литературе» ²⁵. А мастерство автора позволяет сравнивать его с Дефо и Свифтом. Но даже по самому тону можно почувствовать, что Уэллсу как писателю такая проза чужда, вернее, он ищет в ней то, что ему близко, оставляя в стороне главное – то, что делает Джойса Джойсом уже в «Портрете», то, что подготавливает «Улисса».

1. Подобно «Цветам зла» и «Госпоже Бовари», роман ирландского писателя, публиковавшийся с марта 1918 года во влиятельном тогда авангардистском журнале «Little Review», стал предметом судебного разбирательства, затянувшегося на десять с лишним лет. Только в 1933 году судья Джон Вулси дал разрешение на печатание книги в США. А в Англии она появилась еще двумя годами позже.[↩]
2. Владимир Киршон, Избранное, М., 1958, с. 520.[↩]
3. Не будучи чрезмерно склонен к самокритике, Джойс все же и сам (в письме к молодому тогда С. Беккету) признавал, что он, «возможно, засистематизировал «Улисса» (см.: R. Ellman, James Joyce, N. Y., 1959, p. 715).[↩]
4. R. Ellman, James Joyce, p. 535.[↩]
5. »James Joyce today. Essays in major works», Indiana Univ. Press, 1966, p. 83. [↩]
6. Некоторые из этих работ переведены на русский (см., например, «Вопросы литературы», 1983, N 2, а также Генри Джеймс, Женский портрет, М., 1981).[↩]
7. См.: Томас Манн, Собр. соч. в 10-ти томах, т. 9, М., 1960, с. 261 – 262.[↩]
8. Robert M. Adams, After Joyce, N. Y., 1977, p. 29.[↩]
9. »James Joyce and modern literature». Ed. by W. Y. McCormack and A. Stead, London, 1982, p. 145. [↩]
10. M. Magalaner and R. M. Kain, The man, the work, the reputation, N. Y., 1959, p. 309.[↩]
11. «James Joyce: the critical heritage». Ed. by R. M. Deming, vol. I, London 1970, p. 266.[↩]
12. Ibidem, p. 129.[↩]
13. Ibidem, p. 268, 270.[↩]
14. Характерные черты такого рода организации общественного мнения остро подметил у нас Д. Урнов (см. его статью «Демаркационные линии в «почерках эпохи». – «Вопросы литературы», 1975, N 11, с. 86 – 87).[↩]
15. »James Joyce today», p. 3 – 74. [↩]
16. «James Joyce and modern literature», p. 1.[↩]
17. Ibidem, p. 2.[↩]
18. Первые отклики на Джойса появились у нас еще в 1923 году; полную библиографию его книг на русском и других языках народов СССР, а также критической литературы о нем см.: Д. Джойс, Дублинцы. Портрет художника в юности (на английском языке). Предисловие и комментарии Е. Гениевой, М., 1982.[↩]
19. Д. Мирский, Литературно-критические статьи, М., 1978, с. 281.[↩]
20. Д. Г. Жантиева, Английский роман XX века. 1918 – 1939, М., 1965, с. 66.[↩]
21. См.: Д. Урнов, Д. Джойс и современный модернизм. – В сб.: «Современные проблемы реализма и модернизма», М., 1964, с. 309 – 345.[↩]
22. См.: «Вопросы литературы», 1984, N 4.[↩]
23. Д. Урнов, Демаркационные линии в почерках эпохи. – «Вопросы литературы», 1975, N 11, с. 83.[↩]
24. R. Ellman, James Joyce, p. 410.[↩]
25. »James Joyce: the critical heritage», vol. I, p 87. [↩]