Прекрасная судьба
Акоп Салахян, Древняя и молодая («Библиотека «Дружбы народов»), «Известия», М. 1971, 335 стр.
И отрадно и больно держать в руках книгу ушедшего из жизни литератора. Если ты его знал, то, читая, слышишь сквозь строки живые интонации только ему одному присущей речи, видишь живой жест в акцентах мысли и даже в конструкции фраз; и горько думать при этом, что он ушел рано, слишком рано, не исчерпав и в малой доле запаса своих душевных сил, не успев сделать большего, к чему был предназначен судьбой.
Сборник избранных статей и работ Акопа Салахяна заставляет задуматься не только о критике как таковой, но и о судьбе человека, причастного ей. Сейчас для всех очевидно, что советский критик, для того чтобы быть современным, должен оперировать материалом всей нашей многонациональной литературы, знать литературу мировую. Сосредоточенность на одной литературе, на одном периоде, может быть, необходима и уместна в науке о литературе, но и в этом случае стоит иметь в виду риск излишнего академизма. Для критика такая сосредоточенность равносильна узости.
В этом смысле А. Салахян был счастливый человек; и по характеру своей работы в журнале «Дружба народов», стоящем в центре многонационального литературного процесса, и по характеру своей щедрой и доброжелательной натуры, открытой впечатлениям жизни, всем проявлениям художественно-прекрасного, он был создан для того, чтобы стать критиком нового типа, новой генерации.
А. Салахян имел способность подмечать и поддерживать все талантливое, интересное, перспективное в нашей литературе. Статьи, обзоры, рецензии, собранные в книге, говорят о том, что он одним из первых в нашей критике заметил и поддержал произведения и начинающих, и уже зрелых наших писателей, которые сейчас составляют славу и гордость современной советской литературы, – достаточно назвать имена Ч. Айтматова и Ю. Смуула, М. Слуцкиса и А. Кешокова, П. Куусберга и И. Друцэ, К. Кулиева и Р. Гамзатова, Э. Межелайтиса и П. Севака, Т. Ахтанова и А. Сулакаури, М. Ибрагимова и А. Мухтара, О. Гончара и Л. Первомайского, И. Шемякина и Ш. Рашидова и многих, многих других.Оценки Акопа Салахяна явлений многонациональной советской литературы 50 – 60-х годов выдержали проверку временем. В этом смысле его критические статьи имеют не только самостоятельную ценность, но и обладают удивительно живым ощущением конкретного, реального литературного процесса.
При всей своей доброжелательности А. Салахян был взыскательным и принципиальным критиком, он призывал судить о литературах народов СССР не снисходительно, а исходя из самых высоких художественных критериев. Позволю себе привести строки, которые и сегодня могут прозвучать актуально: «Советская литература – не только многонациональна, но и едина. Вот почему высокие требования предъявляются в одинаковой степени всем ее отрядам. И только откровенный, взыскательный разговор о творчестве писателей всех республик будет способствовать повышению качества художественных произведений, их идейно-эстетического уровня».
Если задуматься, в чем был секрет всеобъемлющей отзывчивости А. Салахяна, то нельзя не прийти к заключению, что тому причиной была не только его природная одаренность, но и его жизненная судьба, которая естественно вместила в себя как свои несколько национальных культур. Конечно, сейчас большинство наших критиков воспринимают литературу именно как многонациональную, поскольку она стала воплощением, особенно в последнее десятилетие, общесоветской художественной традиции. Не так давно для этого нужно было быть энтузиастом, «первопроходцем». Можно вспомнить, например, Корнелия Зелинского, который по совету М. Горького занялся национальными литературами, они многим обязаны этому замечательному ученому и критику.
В этом смысле судьба А. Салахяна сложилась так, что несла в себе возможность органического постижения украинской, русской и армянской литератур. В самом деле, А. Салахян, родители которого бежали из Вана в Россию, спасаясь от турецкой резни 1915 года, родился и вырос в Харькове, учился там в университете. Свою кандидатскую диссертацию, которую он писал при ЛГУ, он посвятил творчеству Льва Толстого. Будучи преподавателем Ереванского университета, А. Салахян читал курс лекций по русской классической литературе. Несколько поколений студентов приобщались к русской культуре, к красоте русского языка через его огненные, глубокие лекции. Артистизм А. Салахяна с наибольшей полнотой раскрылся в его преподавательской работе.
И когда он в «Дружбе народов» вошел в самый, центр литературного движения, он был во всех отношениях – и с точки зрения научной эрудиции, и с точки зрения понимания национальной специфики культур – подготовлен к роли критика новой формации. И дело не только в том, что он мог в оригинале читать, например, украинскую литературу, не говоря уже о родной армянской, – дело было именно в том, что взгляд критика и ученого обладал широтой и масштабностью, развитым и взыскательным вкусом. Он способен был не только вскрыть историческую и идейную основу того или иного литературного явления, но и увидеть его национально-самобытную, неповторимо-уникальную природу.
Знаменательно, что свои критико-биографические очерки он равно «распределил» между тремя литературами – он написал их о Гоголе, Шевченко и Чаренце. Очерк о Шевченко «Вооруженный пророк» представлен в книге, он достаточно известен.
Все те условия, которые способствовали росту А. Салахяна как критика, в такой же мере относятся и к его научной деятельности. И здесь нужно особо подчеркнуть большую роль, которую сыграл его критико-биографический очерк о Чаренце для армянского литературоведения в целом. Сейчас не может не вызвать удивления, что эта книга была написана (Ереван, 1956; московское дополненное переиздание – 1958 год) в ситуации, когда сложное и противоречивое творчество Чаренца было – это нужно признать – не только не оценено по достоинству критикой 20 – 30-х годов, но к тому же минимально научно интерпретировано. И вот буквально на пустом – с точки зрения научной традиции – месте А. Салахян создает свою книгу о Чаренце, которую я бы назвал его главной книгой, ибо мысль о ной сопровождала его всю жизнь, до последних его дней.
Что помогло А. Салахяну создать столь значительную книгу? Я думаю, кроме таланта и профессионализма, и то обстоятельство, что критик, владея знанием прошлого и настоящего нескольких литератур, ощущая их национальное своеобразие, сумел не только увидеть величие Чаренца как художника и его роль для армянской культуры в целом, он ввел его творчество в контекст русской, многонациональной, мировой поэзии. Дело не только в том, что критик создал своего рода образцовый портрет большого поэта, от которого в дальнейшем никто не мог слишком далеко отойти, но и в том, что эта книга открыла новый научный масштаб в оценке национальных литературных явлений.
Поскольку Чаренц занимал ведущее место в армянской послереволюционной литературе, книга А. Салахяна о его творчестве должна была способствовать и росту армянского литературоведения в целом. Сейчас это представляется совершенно бесспорным. И это подтвердил, между прочим, недавний юбилей Ованеса Туманяна, который армянское литературоведение встретило серьезными и значительными книгами. Понимание закономерностей развития советской армянской литературы, чему весьма помогла книга А. Салахяна о Чаренце, способствовало и более углубленному постижению идейно-художественной природы национальной классики.
В какой-то степени это новаторство относится и к статьям об армянской литературе вообще, которые сосредоточены в первом разделе рецензируемой книги, – о Григоре Зограбо, Акопе Акопяне, Аветике Исаакяне, Акселе Бакунце, Мариэтте Шагинян, Гургене Маари, Геворке Эмине, Паруйре Севаке, Амо Сагияне, Рачий Ованесяне, Ваагне Давтяне и др. В них критик раскрывает прежде всего национально-художественную сторону поэтического и прозаического искусства.
В предисловии С. Баруздина к книге «Древняя и молодая» есть такие строки: «Армянин по рождению, украинец по детским и юношеским годам, русский по всей дальнейшей «взрослой» своей судьбе, Акоп Салахян был блистательным пропагандистом многонациональной советской литературы». Эту «метафору» можно воспринимать как символ творческой судьбы критика, ученого, преподавателя. Но она имеет и «личную» сторону, и тогда «метафора» С. Баруздина должна будет прочитана иначе. Всем знавшим А. Салахяна он представлялся воплощением истинно армянского национального характера. Видимо, в сам национальный характер обогащается, полнее раскрывается в процессе близкого и дружеского общения с инонациональной средой, культурой, литературой… Правда, для этого нужно иметь смелость, оставаясь собой, быть открытым душою всему миру. Акоп Салахян был таким человеком, – будучи большим патриотом Армении, ее древней и молодой культуры, он был настоящим интернационалистом.
До сих пор иногда можно слышать сожаления, что если бы А. Салахян избрал одно поприще, то он достиг бы еще больших результатов. Мнение – субъективное. Как преподаватель Ереванского университета, он навсегда останется в памяти людей, благодарных ему за приобщение к духовной культуре великого русского народа; работая в журнале «Дружба народов», он способствовал росту нашей многонациональной литературы, ставшей на уровень мирового художественного процесса; как исследователь, он написал свою главную книгу о любимом и великом поэте, – разве это не прекрасная судьба?
В этом году Акопу Ншановнчу Салахяну исполнилось бы 50 лет. Мы должны быть благодарны редсовету «Библиотеки «Дружбы народов», включившему книгу его избранных критических работ в серию, которая обычно печатает только романы советских писателей.