«Правильно ли мы говорим?»
Б. Тимофеев, Правильно ли мы говорим? Л. 1960, 191 стр.
Книга Б. Тимофеева – живой, увлекательный рассказ о слове, о жизни языка. Есть в этой книге то, что хочется защитить, поддержать, и есть такое, против чего грех не выступить.
Надобно поддержать и всячески приветствовать тезис Б. Тимофеева: просторечие – резерв литературного языка. Да, резерв. И кто хочет видеть литературный язык сильным и ярким, тот должен думать о резерве. И надо, наконец, покончить с пренебрежительным, аристократическим взглядом на просторечие. Б. Тимофеев замечает: «Наши современные поэты и писатели черпают слова из просторечия гораздо более робко, чем классики» (стр. 67). Увы, это горькая правда. Автор против пуризма. И здесь наши симпатии на его стороне.
Б. Тимофеев не один раз гневно обрушивается на следы влияния «мертвящего канцелярского языка» (стр. 9, 18, 31, 89 – 90, 159 – 161). Да, «канцелярская немочь» (по слову К. Чуковского) – это немалая угроза.
С чувством благодарности видишь на стр. 73 защиту диалектных слов и форм слое: они – не искажения, не порча языка, они – особенности местного говора.
Поддержать хочется не только высказывания общего характера. Хочется присоединяться и к ряду высказываний по частному поводу. Как не примкнуть, например, к Б. Тимофееву, когда он вступается за слова с суффиксом – к-а (стр. 168 – 170). Сколько было гонений на иные из этих слов («столовка», «зачетка», «начерталка», «электричка» и т. д.)! Года два назад в редакции «Литературной газеты» мне показали письмо студента литинститута. Будущий Профессиональный литератор был против «точки» (коньков). Аргументы: во-первых, есть уже одна «точка» (в конце предложения), во-вторых, нет «учки», «лечки» (от «учить», «лечить»). Оба аргумента несостоятельны. Язык производит омонимы. С этим ничего не поделаешь. И никто не спутает название пунктуационного знака с названием действия. И нельзя отсутствием «учки» с «лечкой» доказывать невозможность «точки».
Еще немало мест в книге вызывает сочувственный отклик. Но есть в ней и существенные недочеты. Прежде всего об одной принципиальной ошибке – нежелании видеть развитие смысла слова, цепляний за этимологическое, первичное значение. Отсюда частные ошибки.
«…Нельзя сказать: Зверь не был голоден, наоборот: он только что наелся досыта» (стр. 26). Автор утверждает: надо не «наоборот», а «напротив». Однако «наоборот» имеет и значение «вовсе нет, напротив» (см. толковые словари).
Б. Тимофеев считает ошибкой «Я поднимаю тост» (стр. 40). Но это ведь то же самое, что пушкинское «шипенье пенистых бокалов» или тютчевское «ветреная Геба, кормя Зевесова Орла, громокипящий кубок с неба, смеясь, на землю пролила», или наше обыденное – «чайник вскипел». Это ж метонимия. И словари ничего не имеют против поднимания тостов. «Плащ», по Б. Тимофееву, это только то, что накидывают, что не имеет рукавов (стр. 43 – 44), Слово «буквально» автор понимает буквально;«Буквально» может применяться только тогда, когда речь идет о точном оптировании какого-либо печатного текста…» (стр. 50). Послушаем, однако, классиков: «…в Неаполе был лично знаком с одним скрипачом, который творил буквально чудеса» (Чехов, «Роман с контрабасом»). «Вспоминались такие истории, что буквально мороз подирал по коже» (А. Толстой, «Восемнадцатый год»). Б. Тимофеев не замечает Переносного смысла, давным-давно появившегося у этого слова.
Оказывается, нельзя сказать: «Вы очевидно, знаете…» – «Неудачное выражение, так как за речью оратора следят не зрители, а слушатели, и «очевидно» здесь неуместно» (стр. 164 – 165). И снова первоначальный смысл принят за единственный. К тому оке здесь «очевидно» – вводное слово, которое только и употребляется со значением «вероятно, по-видимому, наверно».
Одна из принципиальных ошибок автора – излишняя серьезность. Конечно, плохо говорить «подскочу» вместо «заеду», «забегу», «загляну», «приеду». Скверно «подослать» вместо «прислать». Но язык любит улыбку. Он и сам улыбчив. Почему нехорошо говорить «забежать», «заглянуть», если вы действительно на короткое время завернули к приятелю? Б. Тимофееву не нравится это (стр. 32 – 34). Не нравится и «черкнуть». Тоже, мол, небрежность. Но вот письма В. И. Ленина к М. Горькому. И там «черкните» (1908, 1911, 1913 годы). Любил это слово Ильич.
Протестует автор против «мужика», «ввалиться», «завалиться» (спать), «загнуть речугу» (стр. 85 – 86). Но в грубовато-шутливой речи это все допустимо, уместно, «сообразно и соразмерно».
«Мужик» – это не только крестьянин старой России. Это и «мужчина», «А Некрасов Коля сын покойного Алеши, – он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид. Знаете его? Вот он мужик хороший» (Маяковский, «Юбилейное»). «Загнуть…»»Вы ж такое загибать умели…» (Маяковский, «Сергею Есенину»). Шаляпин писал о своем сыне, что тот «загнул» его, Шаляпина, портрет. Опытный редактор Л. Чуковская пишет: «…а то словцо загнет писатель какое-нибудь, редактором неслыханное» («В лаборатории, редактора», стр. 126). «Речуга» – грубовато-шутливое слово. То же самое «житуха» (ор, «братуха», «Лидуха», ср. «голодуха» с экспрессией гнева в известной революционной песне: «Мрет с голодухи в наши дни рабочий»). Что касается «зануды», то почему это только «скучная женщина»? «Занудой» может быть и мужчина.
Автор дает справку: было «На те, небоже, что нам не гоже» (стр. 167). Народ забыл «небоже» – звательную форму умершего слова «небога» (нищий). Вместо «небоже» появилось «боже» – живая звательная форма живого слова. Основной смысл поговорки не изменился, зато она стала богохульной: она смеется над богом. В ней прибавилось озорства. Она стала, лучше. Зачем же призывать вернуть в поговорку «небоже»?
Давненько не раздавалось голосов против «извиняюсь». Казалось, страсти вокруг этого слова улеглись. И вдруг: «Чрезвычайно распространенная небрежность речи… Ведь «извиняюсь» может означать только «извиняю себя»…» (стр. 50).
В 1925 году в книге «Культура языка» известный языковед Г. Винокур защищал это слово, «перед которым пуристы наши дрожат, как московская купчиха перед «металлом» и «жупелом» (стр. 38). Когда тогдашним пуристам говорили, что «извиняюсь» произносил чеховский дядя Ваня, они отвечали: «Погрешности Чехова против чистоты русского языка известны. Чехов вырос на юге в междуплеменном Таганроге и учился в греческой школе».
Г, Винокур приводит случаи употребления этого слова Пушкиным, Гончаровым, Достоевским. Я встретил это слово у Бестужева-Марлинского («Страшное гаданье», 1830): «Рассказываю вкратце свое похождение, извиняюсь перед хозяевами, прикладываюсь к перчаткам почетных старух…» В статье В. И. Ленина «Как чуть не потухла «Искра»?» находим: «Вообще же П. Б. очень «льстил» (извиняюсь за выражение)…» (изд. 5-е, т. 4, стр. 334).
Верно заключил Г- Винокур: «Очевидно, что «извиняюсь» родилось не лить лет тому назад, и не на улице, и не в греческой школе Таганрога» (стр. 41). И почему «извиняюсь» – это «извиняю себя»? Тогда «ругаюсь» – «ругаю себя»?
М. Горький писал в январе 1920 года: «Очень извиняюсь, дорогой Владимир Ильич, что принужден обратиться к Вам с жалобой…» (цит. по сб. «В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы», М. 1958, стр. 135). Маяковский говорил на диспуте о кино: «…если мои слова не будут соответствовать действительности, то я извиняюсь» (т. 12, стр. 356).
На стр. 60 – 62 автор рассуждает об «одной маленькой неточности; заметной только для чуткого уха». Сундук, шкатулку, коробку можно закрыть и открыть, а дверь, окно, шкаф – только затворить и отворить, запертую дверь можно отпереть, но нельзя отворить. Достаточно открыть словари, как вот эта регламентация окажется надуманной, излишней.
Автор называет «словами-антиподами»»обойти», «оставить», «отходить», «прослушать», «разгуляться» в их разных значениях (стр. 182).. Это все многозначные слова. Однако значения их не так разошлись между собой, чтобы можно было говорить о двух «обойти», «оставить» и пр. Подобных слов в языке много. Например, «обнести», «просмотреть», «проглядеть», «(прозевать», «проговорить», «оттолкнуться», «залечить», «зачитать». Предложения с этими словами надо строить так и помещать в такой контекст, чтобы не допустить двойного или тройного толкования.
И уж раз мы коснулись многозначности, то хочется упрекнуть автора, что он ее подчас не видит. И не только » случае с «открыть», «закрыть». Промокшие до нитки мальчишки сказали: «Намочились под дождем» (стр. 39). Б. Тимофеев немедленно поправил: «намокли». Ребята ответили: «Мы про то и говорим». Тогда Б. Тимофеев терпеливо разъяснил их «ошибку». Но дети были правы. И словари это подтверждают: «Намочиться… 1. Разг. Стать мокрым, промокнуть…» (Словарь русского языка, т. II, стр. 516).
«Вякать» (стр. 7 – 8) – не» старославянизм, а коренное русское слово. Замена немецкого «лозунг» русским «призыв» (стр. 100) вовсе не убивает заимствованного слова, как думает автор. Не всюду «лозунг» заменишь «призывом». Как перевести слова Маркса о том, что исторический материализм не говорит человечеству: «Перестань бороться, вся твоя борьба пустяки», но дает ему истинный лозунг борьбы?
«Эхо» (стр. 123 – 123), вопреки утверждению автора, склоняется. «Салага» (стр. 82) – не новейшее словечко. Из флотского арго. «Сачок» (стр. 82) – тоже не новейшее. Довоенного происхождения. Возникло в арго летчиков. «Ластик» (стр. 72) знали еще в 30 – 40-е годы все московские школьники. Почему же это одесское слово? Тургенев «е изобрел (стр. 185) слова «нигилист». Он его сделал ходким. И Достоевский (стр. 184) не «сочинил»»стушеваться», а мастерски применил, дал путевку в большую жизнь. Игорь Северянин «сумел не сочинить, а удачно переделать… слово «бездарь»…» (стр. 185), До Северянина этого слова не было. Он его образовал по типу «гнилой – гниль, рваный – рвань». И как это можно переделать готовое слово? У Северянина ударение «бездарь» и употреблено выло слово в собирательном значения. Мы сейчас говорим чаще «бездарь» и употребляем не в собирательном значении. Так что это мы скорее «переделали» его фонетически и семантически.
Разыскания о значениях «наверно», «наверное», «наверняка» (стр. 181 – 182) не имело смысла помещать, в книге: все это подробно и более точно сделано в словарях.
Не останавливаясь на ряде частностей (можно было бы поговорить, например, о термине «недоговоренные слова», об оборотах «в адрес», «пара дней», о словах «сладости» и «сласти», «пожарный» и «пожарник», «починка» и «ремонт», «встать» в значении «стать», «признать» в смысле «узнать»), укажу в заключение лишь на досадные ошибки в речи автора: «И почему вообще всякий новый термин в науке надо обязательно называть по-иностранному?» (стр. 96), «…понадобилось двенадцать лет для того, чтобы тема о сквернословах была признана достойной осмеяния»! (стр. 171 ) (курсив наш. – Э. Х.).
До сих пор писатели говорили о культуре речи в выступлениях по радио и статьях. Книги на эту тему писали языковеды. Б. Тимофеев нарушил традицию. Его полезная книга с интересом встречена читателями.