После победного салюта
Победой советского народа завершилась Великая Отечественная война, и страна начала поднимать из руин разрушенные города, села, электростанции и заводы. В послевоенную литературу писатели принесли новый исторический опыт, и прежде всего более глубокое понимание характера советского человека, столь ярко раскрывшегося в борьбе с фашизмом. Появились книги о войне и книги, повествующие о мирных трудовых подвигах. Редакция обратилась к Борису Полевому с просьбой поделиться с читателями своими мыслями о событиях общественной и литературной жизни страны в первые послевоенные годы.
Нелегко, очень нелегко мне отвечать на вопросы, заданные редакцией журнала «Вопросы литературы», ибо в статьях своих всегда касаюсь лишь дел конкретных, практических, теоретизировать не умею, предоставляя это сложное дело компетентным критикам. Да и период, о котором меня просят вспомнить, период послевоенного восстановления, столько в себя вместил, что о нем в одной статье и не скажешь, если, конечно, не прибегнуть к чтению «поминальных списков» с перечнем названий книг и фамилий авторов, выстроенных по алфавиту.
Для меня, как и для всех солдат 1-го Украинского фронта, война была на один день длиннее, чем для всех остальных. Москва уже отсалютовала за победу над немецко-фашистской Германией, офицеры в штабе 1-го Украинского фронта, находившегося в местечке Родебейль под Дрезденом, опустошив в небо обоймы своих пистолетов, одевшись в лучшие свои гимнастерки с полной выкладкой орденов и медалей, ходили друг к другу в гости, а невдалеке, за цепью Рудных гор, в долине Влтавы, еще полыхал очаг войны. В Праге не сложившие оружия немецкие части продолжали сражаться с чешскими повстанцами. И рация открытым текстом бросала в эфир трагические призывы, обращенные к советскому командованию:
– Мы истекаем кровью… Придите на помощь… Совершите еще одно чудо этой войны – спасите Прагу… Спасите наших людей.
А тем временем туда отступала из Силезии армия генерала Горта, не подчинившаяся приказу о перемирии. Она двигалась по горным дорогам, чтобы занять Прагу и отсидеться под прикрытием ее древних соборов и башен до прихода войск западных союзников.
Вот туда-то были направлены в ночь на 9 мая две бронетанковые армии под командованием генералов Рыбалко и Лелюшенко. Перед ними командующий фронтом маршал И. С. Конев поставил задачу пробить брешь в отходящих немецких войсках, обогнать их, успеть первыми прорваться к столице Чехословакии, прийти на помощь повстанцам, окружить город стальным кольцом и спасти его от нового гитлеровского вторжения. Как было мне, корреспонденту «Правды» на этом фронте, не побывать там, не повидать этого последнего сражения, не дать о нем последнюю военную корреспонденцию?
Маршал Конев – человек вообще-то строгий и непреклонный, но он умел понимать журналистскую душу. Он предоставил мне свой личный связной самолет и отдал летчику распоряжение посадить его в любом районе Праги, очищенном повстанцами. 9 мая пилот выполнил этот приказ: приземлил самолет в самом городе на Страговом стадионе, и мы с майором-разведчиком А. Шлейпаком, говорившим по-чешски, – два офицера в советской форме, оказавшиеся в восставшем городе за три часа до подхода головных частей наших наступающих танковых армий, стали очевидцами этой последней блистательной страницы в истории Великой Отечественной войны.
Там, в Праге, по партизанской радиостанции, находившейся в подвале, под зданием Пражского Розгласа – учреждения, соответствующего нашему Радиокомитету, я написал, вернее, продиктовал прямо в микрофон свою первую послевоенную корреспонденцию об этом последнем сражении уже закончившейся войны. И может быть, читателям журнала будет небезынтересно узнать, что помог мне ее передать инженер-радист с очень известной русской литературной фамилией – Чириков, сын писателя Евгения Чирикова, один из храбрых повстанцев Праги, посылавший в эфир сообщения повстанческого штаба.
Я вспомнил об этой своей первой послевоенной корреспонденции потому, что маленький этот эпизод, как мне кажется, может помочь и пониманию тех литературных процессов, которые происходили в послевоенное время. Страна переходила на мирные рельсы, начинался бурный героический период ее восстановления. Но писатели, поэты, литераторы всех родов оружия возвращались с войны, переполненные военными впечатлениями. Память, записные книжки, блокноты были полны войной, военными делами. Ведь именно на войне советский человек предстал перед народами земли в полный свой рост. Ведь именно в дни величайших сражений за свою социалистическую Родину, сражений, которые он два с лишним года вел один на один со всеми объединенными силами мирового фашизма, в дни, когда над страной, над самим советским строем нависла смертельная опасность, он, советский человек, показал такую духовную и моральную силу, такие принципиально новые черты человеческого характера, которые требовали осмысления в литературе и во всех видах искусства.
Пушки уже молчали. Небо было чисто. По всей стране, и в особенности в той ее части, которая после фашистского нашествия лежала в развалинах, уже начались небывалые по своим масштабам восстановительные работы, а литераторы в массе своей продолжали отдавать свой литературный долг героям войны. И одна за другой выходили замечательные книги – «Молодая гвардия» А. Фадеева, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Звезда» Э. Казакевича, «Спутники» В. Пановой, «Знаменосцы» О. Гончара, «Дом у дороги» А. Твардовского, «Белая береза» М. Бубеннова, «Буря» В. Лациса и многие другие.
Теперь это уже немолодые книги. Им уже около двадцати лет, но они не потеряли и по сей день обаяния свежести. Их читают, перечитывают, их изучают. И хотя в наши дни выходит немало произведений, посвященных войне, хотя их авторы сейчас располагают богатейшими архивами и, несомненно, более свободны в обращении с историческими материалами и документами, книги, написанные по горячим следам войны, сохранившие непосредственность восприятия, жар чувств, переживаний, остаются и, мне кажется, навсегда останутся наиболее волнующими, берущими за душу повествованиями о самой большой войне, которую когда-либо вел человек.
Да, мы были тогда переполнены событиями войны. Живые образы героев войны жили в нас, стучались в наши души, не давали покоя. Кто-то когда-то кому-то дал литературный совет: если можешь не писать – не пиши, не заставляй себя. Мы же не могли не писать, нам не приходилось ни заставлять, ни подогревать себя. Герои войны, живущие в памяти, не давали нам покоя. После войны я был корреспондентом на международном Нюрнбергском процессе, очень сложном, требовавшем от журналиста внимания и полного напряжения сил. Однако именно там из меня вырвалась, именно вырвалась, книга о безногом летчике, образ которого жил во мне всю войну, начиная со случайной встречи под Орлом во время битвы на Курской дуге. Она была написана за девятнадцать дней.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.