№6, 1971/Обзоры и рецензии

Портреты поэтов

Б. Бухштаб, Русские поэты. Тютчев, Фет, Козьма Прутков, Добролюбов, «Художественная литература», Л. 1970, 247 стр.

Работы Б. Бухштаба по истории литературы, текстологии и библиографии хорошо известны. Под его редакцией выходили в «Библиотеке поэта» сборники произведений Тютчева, Фета, Козьмы Пруткова, Н. Добролюбова, поэтов 40 – 50-х годов XIX века, отличающиеся тщательностью текстологических разысканий, глубиной и содержательностью вступительных статей. Его исследования о Некрасове занимают видное место в советском литературоведении. Широкий научный диапазон и исчерпывающая осведомленность сочетаются в работах Б. Бухштаба с самостоятельностью точки зрения, а главное, с постоянным интересом к художественному мастерству писателя, к вопросам поэтики.

Книга «Русские поэты» состоит из четырех портретов: Ф. Тютчева, А. Фета, Козьмы Пруткова и Н. Добролюбова. Б. Бухштаб раскрывает идейно-психологический облик каждого поэта в органическом единстве со всей системой его художественных средств. В этом своеобразие и главное достоинство сборника. Автор показывает, насколько связана художественная манера поэта с его личностью, определяет особенности поэтической структуры, исходя из мировоззрения.

Первоначально очерки Б. Бухштаба печатались как вступительные статьи к сборникам серии «Библиотека поэта». В известной мере это определило их жанр и характер. Приходилось на небольшом пространстве сказать о многом – и о биографии писателя, и о его художественном методе, и об идейном содержании его творчества. В статьях о Тютчеве и Фете автор сообщает краткие биографические сведения, рисует их жизненный облик, раскрывает противоречивость их взглядов. Так, в Тютчеве он отмечает решительное расхождение между его славянофильскими высказываниями и всем психологическим обликом поэта. «Без сомнения, в славянофильстве Тютчева было что-то парадоксальное, – пишет он. – Уж слишком не похож Тютчев на славянофилов с их армяками и бородами, с их истовой религиозностью и барским мужиколюбием… Как чужд всему этому Тютчев – «европеец самой высшей пробы» (выражение И. Аксакова. – Н. С.)… болезненно нервный, постоянно терзаемый невыносимой тоской, безвольно следовавший своим влечениям, фатально приводившим к трагедиям и катастрофам; и, самое главное, человек, глубоко, обостренно чувствовавший непрочность и обреченность всей окружающей его жизни» (стр. 26 – 27).

Центральное место в очерках Б. Бухштаба занимает, однако, не биография, а характеристика художественной манеры поэта. Да, пожалуй, точнее сказать, манеры, а не метода. Автор не стремится к типологическим обобщениям, не задается целью точно определить романтизм как художественную систему, сосредоточивая сланное внимание на конкретно изобразительных особенностях самих произведений. Здесь его наблюдения, исполненные тонкого вкуса и верного поэтического слуха, особенно интересны. В стихах Тютчева доминирующие значение имеет пейзаж, природа, которую он изображает с исключительной зоркостью. По наблюдению Б. Бухштаба, Тютчев, в отличие от таких поэтов, как Некрасов и Фет, «стремится не к выявлению неповторимого своеобразия той или иной картины природы, а к передаче эмоций, возбуждаемых природой и часто в той или иной мере переносимых на нее» (стр. 40).

Идея единства и одушевленности природы, по мнению исследователя, связана в поэзии Тютчева с мифологической персонификацией. В результате сближения внешнего и внутреннего мира явления и понятия материализуются и одушевляются. Романтизм ли это? Мне представляется, что, отправляясь от поэтики романтизма, Тютчев преодолевал ее субъективное начало, стремился выйти, но слову Б. Бухштаба, из «пустыни индивидуализма». Именно на этом пути оказалась близка Тютчеву натурфилософия Шеллинга.

Хочется отметить и другое существенное утверждение Б. Бухштаба – о поэзии Тютчева как поэзии контрастов: «Светлому миру гармонического наслаждения противопоставлен в ней мрачный мир холода, тьмы и мертвенной неподвижности» (стр. 40). Б. Бухштаб прослеживает эту особенность лирики Тютчева, приводя, в частности, примеры «стойких символов» дня и ночи, характерных для его стихов.

Он применяет по отношению к лирике Тютчева термин «импрессионизм», видя в ней «уклон в импрессионистическую манеру». Мне кажется это не совсем верным. Тютчев избегает случайных, мимолетных впечатлений и образов, он стремится передать сущность явлений, передать с помощью символически-конкретных образов, и едва ли такая метафоризация, как «Где поздних, бледных роз дыханием декабрьский воздух разогрет», может считаться проявлением импрессионизма. Это не противоречит мелодическому началу, роли звуковой гармонии в стихах поэта, которую очень убедительно показал автор статьи.

Для многих стихов Тютчева характерно ощущение «непосредственного общения», интонации устной речи («Смотри, как облаком живым»), в особенности важной, по наблюдению Б. Бухштаба, для его любовной лирики. Убедительно показано и новаторство Тютчева в метрике, ритмическое своеобразие его стихов. Конечно, в сравнительно небольшой статье невозможно охватить весь комплекс вопросов, связанных с мировоззрением и поэтическим методом такого поэта, как Тютчев. Но созданный Б. Бухштабом портрет по праву займет в обширной литературе о поэте достойное место.

Литература о Фете гораздо беднее, и можно без преувеличения сказать, что Б. Бухштабу принадлежит в значительной мере честь открытия его в нашу эпоху как большого и прекрасного поэта. Фету «не повезло» в ого поэтической судьбе. Его поэзия благодаря своей лирической замкнутости была отвергнута революционно-демократической критикой, которая, хотя и признавала ее художественные достоинства, осудила ее за оторванность от передовых стремлений века. Поэзия Фета стала на долгое время своего рода эмблемой «чистого искусства». Тем не менее она сыграла значительную роль в творческом становлении таких поэтов, как А. Блок, который особенно любил Фета и многим был ему обязан.

В традиционное представление о Фете как поэте «чистого искусства», отрешенного от жизни, от реальности, Б. Бухштаб внес значительную поправку. «Поэзии Фета нельзя понять, – пишет автор, – если не видеть, что элементы условной красивости спаяны в ней с живым, конкретным и сильным отражением реальности» (стр. 140). Конечно, не следует объявлять Фета реалистом (что Б. Бухштаб и не делает), но нельзя его безоговорочно относить к «эстетам». Как указывает автор, эстетские и субъективистские тенденции являются причиной творческих неудач Фета, но в основе его поэзии лежат не они, а зоркость поэта к впечатлениям и явлениям реального мира.

Следует согласиться с Б. Бухштабом и в его определении лирики Фета как импрессионистической: «Кажущееся» Фет описывает как реальное. Подобно живописцу-импрессионисту, он находит особые условия света и отражения, особые ракурсы, в которых картина мира предстает необычной» (стр. 136). Именно импрессионизм впечатлений, самих образов (как отмечает Б. Бухштаб, часто встречающийся мотив «отражения в воде»), пейзажа, интерес к впечатлениям, произведенным окружающими предметами, известная «зыбкость» и мелодическая музыкальность – отличительные черты поэтики Фета.

На это мелодическое начало фетовского стиха, идущее от Жуковского, уже указывалось в нашей литературе (Б. Эйхенбаумом, В. Жирмунским), но Б. Бухштаб вносит и здесь много ценных и верных наблюдений. В частности, хочется отметить его соображение о том, что, «создавая «мелодию» стихотворения, Фет часто пользуется теми естественными модуляциями голоса, которые связаны с различными типами фразовой интонации…» (стр. 128). Это привело стихи поэта к близости с романсом и определило популярность их среди композиторов.

Запоминается и биографический портрет Фета. Весь его облик, вся его деятельность и образ жизни убежденного помещика-реакционера, поклонника мрачной, пессимистической философии Шопенгауэра, как-то особенно не вяжутся с его чистыми и в основном жизнеутверждающими стихами. Б. Бухштаб следующим образом объясняет это противоречие: «Для угрюмого, озлобленного человека, не верящего в людей и в жизнь, акт поэтического творчества был актом освобождения, воспринимался как выход из мира скорбей и страданий в мир светлой радости» (стр. 105).

Стихи Фета, отмеченные тонким чувством родной природы, красотой ритмов, звучаний и мелодий, вошли в сокровищницу русской поэзии.

Несколько другой характер имеют статьи о творчестве Козьмы Пруткова и Н. Добролюбова. Здесь автор касается преимущественно вопросов сатиры. В статье о Козьме Пруткове он показывает, как постепенно складывалась «авторская маска» тупого, самодовольного чиновника Пробирной палатки, ставшая не только удобным пародийным «приемом», но и злой сатирой на весь самодержавный уклад. Эта маска объединяла разных поэтов (братьев А. М. и В. М. Жемчужниковых и их двоюродного брата – известного поэта А. К. Толстого), проявивших свое остроумие и задорную политическую и литературную «фронду» в этом коллективном «авторе». Козьма Прутков прежде всего блестящий пародист, в стихах которого высмеян как уходящий, реакционный романтизм 40-х годов, так и претенциозное «эстетство» современных ему поэтов (Бенедиктова, Хомякова, Щербины и др.). «Идея, положенная в основу образа Козьмы Пруткова, – пишет Б. Бухштаб, – в том, что он бессознательный пародист. Он исправно подражает, но получается пародия, которую сам автор, однако, принимает всерьез» (стр. 191). Здесь «ключ» к пониманию характера пародийной манеры Козьмы Пруткова, не упускавшего ни одного из стандартов романтизма, едко высмеивавшего в своих подражаниях всякое позерство, банальность и претенциозность.

Сатирическое значение самого образа Козьмы Пруткова, как человека сказочной тупости, невежества и казенного угодничества, объясняет и сочувственное отношение к его литературной «деятельности» Салтыкова-Щедрина, особенно ценившего афоризмы Пруткова, как острую насмешку над казенными взглядами.

Последняя статья посвящена поэзии Добролюбова. Дав краткую характеристику его лирических стихов, которые рисуют Добролюбова как поэта некрасовской школы, Б. Бухштаб подробно останавливается на его деятельности сатирика и пародиста. Конрад Лилиеншвагер, «австрийский поэт» Яков Хам, Аполлон Капелькин – все это «маски» Добролюбова-пародиста и сатирика. Однако у Добролюбова на первом плане не литературная пародия как таковая, а антимонархическая сатира (Яков Хам), или разоблачение либерализма (Конрад Лилиеншвагер), или борьба с «чистым искусством» (Аполлон Капелькин – намек на Аполлона Майкова). Б. Бухштаб наглядно демонстрирует это сочетание политической сатиры и литературной пародии, приходя к выводу, что «сатира Добролюбова – выдающийся образец политической сатиры, служащей революционным целям, порожденной этими целями, органически связанной с ними, обусловленной ими в самой своей художественной концепции» (стр. 245).

Очерки Б. Бухштаба не претендуют на исчерпывающую полноту. Но в них передано основное: ощущение творческой индивидуальности, своеобразия художественного мира поэта, единства его мировоззрения и поэтической манеры. Подкупает в них тщательность исследования, доскональное знание материала, изучению которого автор посвятил не один десяток лет. Остается лишь пожалеть, что в книгу не вошли интересные работы автора о Некрасове.

Цитировать

Степанов, Н. Портреты поэтов / Н. Степанов // Вопросы литературы. - 1971 - №6. - C. 209-212
Копировать