Поэзия Р. М. Рильке

1

Поэзия XX века знает много великих имен. К самым замечательным из них принадлежит имя Рильке (1875 – 1926) – поэта, наложившего свою печать на дальнейшее развитие немецкой и мировой лирики.

Райнер Мария Рильке родился в Праге. Его семья жила в стесненных материальных условиях, и он сам почти всю свою жизнь нуждался. В детстве его предназначали к военной карьере и отдали в кадетский корпус. Но слабое здоровье позволило ему шестнадцати лет вернуться домой, В 1895 году, блестяще сдав экзамен на аттестат зрелости, Рильке становится студентом и слушает лекции по филологии, эстетике и философии в Праге Мюнхене и Берлине.

Но уже в 1894 и 1895 годах в печати появились первые сборники стихов Рильке, и вскоре литература становится единственным делом его жизни. Сначала признанный лишь отдельными крупнейшими мастерами тогдашней немецкой поэзии (Лилиенкроном, Демелем), Рильке постепенно получает все более широкую известность, и наконец становится очевидно, что лирика Рильке – одна из вершин немецкой поэзии. «Посланцем лучшей части немецкого народа» называет его И. Р. Бехер в одной из своих статей, написанных в годы второй мировой войны, характеризуя его как «совершенного знатока и мастера немецкого слова, обогатившего немецкую поэзию прекрасными творениями» ¹.

Складываясь на рубеже XX века, поэзия Рильке по-особому воплотила в себе те черты, которые были присущи лучшим проявлениям лирики этого времени и которые предопределили ее огромную силу, превратив начало нашего столетия в эпоху великих триумфов лирической поэзии.

Эти черты – жажда обновления человеческой жизни, напряженное, хотя и смутное ожидание решительных социальных сдвигов, необычайных потрясений, которые должны сказаться на всех сторонах существования человека.

Только в 1914 году разражается первая мировая война, только в 1917 году совершается великая революция, ознаменовавшая крушение целого мира и начало новой эпохи в жизни человечества. Но ощущение надвигающегося перелома, ощущение исчерпанности и невыносимости существующих форм жизни, ощущение неизбежных катастроф возникает у самых чутких поэтов мира еще задолго до этих дат.

Конечно, такое предвосхищение будущего было возможно лишь потому, что в самой исторической действительности с конца XIX века возникали те явления и давали о себе знать те силы, которые должны были привести и привели к войне и революции: «классический» капитализм перерождался в империализм, обострялись протестующие устремления народных масс, быстрыми шагами совершенствовалась техника, непрерывно увеличивалось общее напряжение в социальной жизни, распространялась тревога и неуверенность. И там, где простое отражение этих черт эпохи конденсировалось и перерастало в предчувствие небывалых сдвигов в истории человечества, – именно там поэзия этих десятилетий становилась великой.

Правда, лишь в редких случаях такая поэтическая проекция в грядущее приобретает сколько-нибудь четкие очертания. Только в русской поэзии, в стране, где назревала социальная революция небывалого масштаба, звучат такие прямые слова, как слова А. Блока:

Но узнаю тебя, начало

Высоких и мятежных дней!

 

Обычно же в лирике на рубеже XX века огромная сила приближающихся исторических событий непосредственно сказывается по-иному: в изображении окружающей действительности как враждебного хаоса и в решительном отталкивании от этой действительности, в интенсификации внутренней жизни, в обнажении затаенных душевных противоречий и таких сокровенных пластов души, которые прежде лишь изредка и не в такой полной мере становились достоянием поэзии.

Как в могучих циклотронах под ударами получивших гигантское ускорение частиц распадаются атомы, так раскалывались под воздействием сгущающейся атмосферы эпохи души поэтов и зримыми становились такие силы и такие свойства души, которые прежде оставались скрытыми, создавались такие системы поэтического видения мира, которых прежде не существовало. Там, где этот процесс протекал с максимальной интенсивностью и где движущей силой в душе поэта были чистые, гуманистические устремления, там он приводил к необычайным по своей значительности результатам. Принимая порой весьма причудливые очертания, глядя на мир часто под очень ограниченным углом зрения, рождающаяся здесь лирика достигает все же огромной действенной силы и добивается больших, хотя и своеобразных результатов.

К поэзии такого рода так или иначе причастны, например, французский кубизм и ранний немецкий экспрессионизм, Гийом Аполлинер и Георг Тракль, ранний Элюар и ранний Бехер, и многие, многие другие поэты, вступившие в литературу перед первой мировой войной. Замечательное свое воплощение нашла эта лирика расколотой души в творчестве Райнера Марии Рильке, поэта, пользующегося величайшей славой во многих странах, у нас пока мало известного.

Для немецкой литературы, а в какой-то мере и для поэзии ряда других стран, творчество Рильке несло с собой новые черты, которые были усвоены различными поэтическими направлениями и школами, а частично вошли в основной арсенал поэтических тем и форм выражения.

Надо подчеркнуть, что эти новые черты в творчестве Рильке отнюдь не означали полной ломки старых поэтических форм. В некоторых отношениях Рильке на фоне поэзии 90-х годов, когда он пришел в литературу, является скорее восстановителем и продолжателем более традиционных форм лирики, внутренне преобразовывая их. Если на рубеже 90-х годов в немецкой поэзии все громче раздавались голоса, призывающие отказаться от строфического членения лирических произведений и от рифмы, как от надоевших и потерявших всякую выразительность поэтических форм, если в это время все чаще делались попытки создать поэзию, основанную лишь на меняющемся от строки к строке «необходимом» ритме (А. Хольц, А. Момберт и др.), то Рильке, напротив, в основном потоке своих произведений 90-х и 1900-х годов сохраняет единообразное строфическое членение своих стихотворений, а особое внимание уделяет рифме².

Но подлинное значение Рильке для развития поэзии измеряется новизной и своеобразием его поэтического видения мира и теми ресурсами поэтической речи, которые были мобилизованы им для адекватного выражения этого нового видения.

Центральный момент восприятия мира у Рильке – это ощущение необычайной связанности всех вещей и явлений, принадлежащих к любым сферам существования, причем в эту трагически окрашенную взаимосвязанность широко вовлекаются предметы и явления, носящие на себе четкую печать современной действительности. И это не созерцательный пантеизм, обращенный к «вневременным» явлениям природы и общим закономерностям бытия. Возникающая у Рильке слиянность различнейших явлений жизни, порожденная переживанием исключительной силы и глубины, пронизана чувством необычайной близости ко всему, что дано в мире, глубоким состраданием ко всему сущему.

Такова гуманистическая по всему своему существу природа поэзии Рильке – поэзии, которая сложилась как одно из проявлений неприятия жестокого мира надвигающегося империализма наиболее чуткими, душевно наиболее ранимыми представителями интеллигенции Запада, хранителями лучших традиций мировой культуры.

Вряд ли надо подробно останавливаться на тех различиях, которые существуют между лирикой Рильке и основной линией развития немецкой поэзии, берущей свое начало у Гёте и Гейне, а также философской лирикой шиллеровского образца. Уже необычайная сближенность самых различных сфер бытия, обусловленная и мотивированная единством эмоционального восприятия поэта и вводимая отнюдь не с целью создания гротеска и иронических эффектов, отграничивает Рильке от этих традиций немецкой поэзии, хотя в творчестве его заново оживает и гётевская непосредственная свежесть видения мира, и шиллеровское страстное философское постижение предмета, и гейневское сочетание наивной безыскусственности с величайшей сложностью и противоречивостью.

Но не меньшее различие существует между поэзией Рильке и теми направлениями более новой, преимущественно французской поэзии, с которой Рильке часто сопоставляют. Мы имеем в виду поэзию парнасцев и символистскую поэзию 70 – 80-х годов.

Рильке пластичен, особенно в своих стихах 1900-х годов. Однако у него полностью отсутствует та бесстрастность и холодность, которая является одним из основных признаков пластического искусства парнасцев. Рильке глубочайшим образом эмоционален. Это сближает его как будто с символистами. Более того, стих^—Рильке сверхмузыкален, подобно стиху Верлена, и изощренность нюансов в поэзии Рильке не уступает умению Верлена и Малларме показать мельчайшие оттенки изображаемого предмета. Рильке обладает и той предельной впечатлительностью и восприимчивостью, к которой стремились символисты. Но у Рильке нет распада всех привычных связей, столь показательного для той картины мира, которую рисуют французские символисты. У него нет также тенденции к распаду четкой поэтической формы. Хотя Рильке мучительнейшим образом ощущает разорванность, расколотость мира, он не соглашается просто зафиксировать и как бы увековечить ее, а стремится преодолеть ее силой особого эмоционального преображения. В этом в значительной мере и сказывается неприятие поэтом современной действительности, ощущение ее как такой действительности, которая должна быть заменена иной и которая, во всяком случае, не может оставаться такой, как она есть. Правда, на путях этих исканий у Рильке возникают и порой даже выходят на передний план религиозно-мистические чаяния и мотивы. Здесь создаются произведения, иногда напоминающие немецкую религиозно-мистическую лирику далеких столетий, особенно XVII века, и в свою очередь кое в чем сближающие Рильке с символизмом и декадансом «конца века». Но его творчество в целом сохраняет самую живую и непосредственную связь с современной действительностью, является подлинным откликом на нее.

Наконец, отметим, что поэзию Рильке решительно отличает от поэзии символистов конкретность и емкость образа, который важен для поэта в своей собственной сути.

Лирика Райнера Марии Рильке, наряду с лирикой таких поэтов, как А. Блок и Г. Аполлинер, стоит на пороге поэзии XX века, открывая новую страницу в истории мировой поэзии. Не случайно творчество Рильке привлекало и привлекает к себе пристальное внимание литературоведов самых различных стран. Ему посвящены многочисленные книги и журнальные статьи, общие работы и частные исследования, затрагивающие отдельные вопросы его творческого развития, его биографии и т. д. Настала пора познакомить, хотя бы в самых общих чертах, с поэзией Рильке и советского читателя³.

2

Многочисленными нитями связан Рильке с жизнью и с искусством многих народов. Он подолгу жил в разных странах, много путешествовал, был очень восприимчив и к старинным традициям духовной жизни народов, и к новейшим направлениям в области искусства, – если эти традиции и направления были близки внутреннему складу его души. Особенно важным для внутреннего развития Рильке было его пребывание в России и во Франции.

В России он побывал дважды (в 1899 и 1900 годах), оба раза посещал Л. Толстого, хотя был во многом далек от его религиозно-морального учения. Рильке знал русский язык, переводил с русского языка на немецкий, в том числе «Выхожу один я на дорогу…» Лермонтова и «Слово о полку Игореве», сам пробовал писать стихи на русском языке⁴. Из русских поэтов Рильке особенно ценил Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Фета. Самое большое воздействие оказал на Рильке облик России и русской культуры. В одном из своих поздних писем (от 17 марта 1926 года) Рильке пишет, что решающей для его развития была Россия, «потому что она мне, в 1899 и 1900 годах, не только раскрыла ни с чем несравнимый мир, – мир необыденных измерений, – но и позволила мне благодаря своим человечным данностям (humane Gegebenheiten), почувствовать себя братски принятым среди людей…» ⁵.

Огромное значение для Рильке имела и Франция, где он прожил ряд лет, начиная с 1902 года и вплоть до первой мировой войны. Рильке был близок к знаменитому скульптору Родену, о котором написал книгу (1907 год). В процитированном выше письме Рильке отмечает, что если «Россия… в известном смысле стала основой моих переживаний и восприятий», то Париж стал основой «моей воли к изображению», причем Рильке особенно подчеркивает здесь влияние Родена. В 20-х годах Рильке жил в замке Мюзо во французской части Швейцарии, написал большое количество стихотворений на французском языке.

Среди тех многообразных традиций, которые Рильке воспринял в свои детские и юношеские годы, заметную роль играют воздействия старой чешской культуры, особенно чешского фольклора и чешской народной жизни, жизнь старой Праги⁶. В ранних поэтических сборниках Рильке чешские мотивы встречаются часто. Вот стихотворение «Народный напев» (1895, из «Жертвы ларам»):

Мне так сродни.

Чешских напевов звуки, –

Смутную боль разлуки

Будят они.

 

Слышишь? – поет

Робко ребенок в поле, –

Чувство щемящей боли

В сердце встает.

 

Пройдут года, –

Будешь бродить по свету, –

Грустную песню эту

Вспомнишь тогда… ⁷

Но немало и других мотивов звучит в стихах юного Рильке. В них возникают интонации Гёте и миннезанга, Гейне и романтической поэзии. То общее, что объединяет все эти, казалось бы, различные ориентиры, на которые направлена поэзия раннего Рильке, – это их отдаленность от современной социальной действительности или прямая противопоставленность ей.

Лишь изредка в ранних стихах Рильке, и то лишь мельком, намечается непосредственный облик современного мира в его реальных очертаниях. Но всюду, где только он появляется, он наделен чертами отвратительными и уродливыми. Мир этот предстает обычно в образе огромного капиталистического города, гремящего «металлом и стеклом», обуянного жаждой золота и наполненного униженными людьми. В трущобах здесь страдают бедняки, а в великолепных зданиях живут омерзительные, духовно выродившиеся и отупевшие богачи. Наиболее широко и прямо эта тема города развернута в цикле стихотворений, написанных в апреле 1903 года и включенных в третью часть «Часослова», которая носит характерный заголовок – «Книга о бедности и о смерти»:

Но, города упрямы и нелепы,

Идут путем безудержным своим,

Живую тварь они ломают в щепы,

И топливом народы служат им…

 

Но ив более ранних стихах Рильке порой возникает тема враждебного человеку города. Показательно в этом смысле одно из стихотворений, написанных в 1897 году.

Там пыльная и скудная земля

Не дружит с узкогрудыми домами;

1. И. Р. Бехер, Ясная Поляна, сб. «Великий гнев», Ташкент, 1943, стр. 12 – 13.[↩]
2. Иной становится поэтика поздней лирики Рильке, особенно знаменитых «Дуинезских элегий» (1923), которые многим связаны с поэзией Гёльдерлина.[↩]
3. Назовем сборники стихов Рильке: «Жизнь и песни» («Leben und Lieder», 1894), «Жертвы ларам» («Larenopfer», 1896), «Венчанный сном» («Traumgekront, 1896), «Канун рождества» («Advent», 1898), «Мне на праздник» («Mir zur Feier», 1900), «Книга картин» («Das Buch der Bilder», 1902), «Часослов» («Stundenbuch», 1905), «Новые стихи» («Neue Gedichte», ч. I -1907, ч. 2 – 1908), «Жизнь Марии» («Marienleben», 1912), «Дуинезские элегии» («Duineser Elegien», 1923), «Сонеты к Орфею» («Die Sonette an Orpheus», 1923). Среди произведений Рильке в прозе выделяются двухтомные «Заметки Мальте Лауридса Бригге» («Aus den Aufzeichnungen des Malte Laurids Brigge», 1910; русск. перевод – 1913) и небольшая ритмизованная новелла «Мелодия о любви и смерти корнета Кристофа Рильке» («Die Weise von Liebe und Tod des Cornets Christoph Rilke», 1906). Наиболее полное издание произведений Рильке вышло в свет в 5-ти томах в Висбадене (1955 – 1961 гг.). Избранные сочинения Рильке в 2-х томах издавались в ГДР в 1953 и 1957 годах.[↩]
4. Русские стихи Рильке (8 стихотворений) были опубликованы в журнале «Modem Languages Notes», vol. LXII, 1947, December (S. Soloveitchik and E. B. Gladding, Rilke’s Original Russian Poems).[↩]
5. Cp. A. Rogalski, Rilke i Rosja, «Zycie i mysl, Warszawa, 1959, NN 11 – 12 Ср. также: Letters of R. M. Rilke to Helena***, «Oxford Slavonic Papers», Vol. IX, 1960.[↩]
6. Cp. Z. Tomicic, Rilke i Prag, «Krugovi», Zagreb, 1958, N 5.[↩]
7. Здесь и далее стихи в переводе Т. Сильман. «Пантера» (стр. 157) дана в переводе Т. Сильман и автора этих строк.[↩]