Поэтика Иосифа Бродского: Сб. науч. Трудов

Тверской университет доселе не претендовал на то, чтобы задавать тон в изучении творчества коренного питерца, – наиболее ощутимые импульсы всегда шли из Англии и от издательства журнала «Звезда». Начиная с первого сборника статей, посвященных Иосифу Бродскому (далее – И. Б.) (Поэтика Бродского: Сб.ст. – Tenafly, New Jersey: Hermitage, 1986), сформировался круг «главных» исследователей Бродского, которые с тех пор встречаются практически во всех сборниках. Этот список возглавляют В. Полухина и Л. Лосев. Помимо того, что тверской сборник открыл около десятка новых для библиографов имен, он еще и сумел привлечь весьма авторитетных исследователей творчества Бродского (та же В. Полухина, Дж. Смит, Т. Венцлова). Работы отечественных ученых удачно дополняются статьями зарубежных специалистов – Й. Херльта (Германия), Т. Патеры (Канада), П. Фаста (Польша), А. Ниеро (Италия) и др. Все это создает эффект насыщенного многообразия, вмещенного в выверенную композицию сборника.

Разделов в сборнике шесть: «Метафизика языка», «Черты художественного мира», «Семантика стиха», «Анализ одного произведения», «Бродский и другие», «Материалы». Первые пять воплощают движение мысли от общего к частному, а далее идут необходимые приложения. Трудно представить себе тему, которая не вписалась бы в один из этих разделов. И это впечатление не случайно, поскольку после знакомства с самими работами становится ясно, что перед авторами стояла непростая задача поместить под одной обложкой строгие стиховедческие статьи (Дж. Смит «Стихосложение Иосифа Бродского, 1987»; О. Зырянов «Сонетная форма в поэзии И. Бродского: Жанровый статус и эволюционная динамика»), статьи лингвистико-философского плана (Е. У совик «Семантический парадокс как основа метафизики языка И. Бродского»; Т. Патера «Заметки о лексике И. Бродского и А. Ахматовой»); наблюдения над жанровыми особенностями в творчестве Бродского (Е. Козицкая-Флейшман «»Я был как все»: О некоторых функциях лирического «ты» в поэзии И. Бродского»; С. Артемова «О жанре письма в поэзии И. Бродского», М. Панарина «Принципы образно-тематической и стиховой композиции в лирике Бродского»), над логикой определенных тем, разработанных в творчестве поэта (Д. Ахапкин «Иосиф Бродский: Глаголы «; Й. Херльт «Иосиф Бродский: Поэтика благодарности», А. Разумовская «Сотворение «фонтанного мифа» в творчестве Иосифа Бродского»), а также достаточно многочисленные попытки исследователей приблизиться в целом к «природе поэтической реальности» (С. Бройтман, Х. -Ё. Ким), к «мироощущению» (И. Фоменко, В. Балабаева, М. Балабаев), отталкиваясь от ряда текстов или даже от одного текста автора. При этом остается достаточно статей, которые не входят однозначно ни в один из пунктов предложенной классификации по методам.

«Метафизику языка» открывает В. Полухина работой «Проза Иосифа Бродского: Продолжение поэзии другими средствами», которая на самом деле просто переведена силами составителей с английского языка. Опубликована статья была в журнале Russian Litterature, 1997. Vol. 41, N2. В ее основе тезис о применении И. Б. определенных приемов поэтизации своей прозы: фонетическая, синтаксическая организация текста, структурирование его с помощью лексических повторов «по типу строфы» (с. 10) и т. д. В. Полухина подробно разбирает эссе И. Б., посвященное Венеции («Watermark» или в русском переводе «Набережная неисцелимых», 1989). Исследователь показывает, что именно поэтические приемы связывают текст эссе воедино, «выполняют роль «словесного сюжета» в его (И. Б. – В. К.), в общем-то, бессюжетной прозе» (с. 15). Постепенно у В. Полухиной сам «словесный сюжет» оборачивается «приемом» (с. 18), с помощью которого поэт «обновил жанр эссе» (с. 25).

В этом же разделе, как кажется, непосильную задачу взял на себя Е. Усовик, задумав «реконструкцию глубинной семантики текста на основе анализа функционирования лексических единиц» (с. 39). Цитируя в основном Ж. Делеза и словарь Ожегова, исследователь на примере стихотворения «Посвящается стулу» показал, что в слове И. Б. «совмещаются два значения (абстрактное и конкретное)», в результате чего создается «картина совмещения двух миров – метафизического и физического» (с. 41). Отчасти этот эффект представляется Е. У совику уникальным, поскольку он исходит из «закона реализации полисемии в системе языка: в контексте может быть представлен только один лексико-семантический вариант» (с. 41). Нужно, однако, заметить, что в контексте поэтического языка реализация указанного закона скорее противоречит природе поэзии.

Стоит отдельно отметить узкие, но точные и глубокие статьи С. Николаева и А. Волгиной. Первый показывает, что нового внес И. Б. в мандельштамовское стихотворение «Tristia», переводя его на английский, и насколько он при этом следовал собственному тезису о «конгениальности перевода оригиналу». А. Волгину же интересует, как Бродский подавал себя английской публике, озаглавливая те стихи, которые на русском языке не имели названия. Возникает различный горизонт ожидания. А. Волгина выдвигает правдоподобную гипотезу о том, что замечательный английский поэт К. Рэйн, раскритиковавший в пух и прах английский вариант стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку…», мог сделать свои нелестные выводы только из-за того, что стихотворение приобрело заголовок «May 24, 1980», который совершенно стер «дистанцию <…> между биографическим автором и лирическим «я»» (с. 71). В результате было вычитано нескромное стремление к самогероизации.

Раздел «Черты художественного мира» открывает статья германского слависта Й. Херльта о «поэтике благодарности» у И. Б. Хотя ученый и упоминает некую «фигуру «благодарности»» (с. 77), которая приравнивается к «фигуре автометаописания», речь идет, по сути, о том, как через категорию благодарности И. Б. осмыслял свое место в мире, – но и об этом говорится слишком общо и наивно.

Далее Е. Беренштейн незатейливо обозначил свою тему «Иосиф Бродский и проблема трагического». После экскурса в суть трагического вообще и у И. Б. в частности следует вывод: «Бродский <…> чужд трагической рефлексии и трагического дискурса» (с. 105). Однако приведенные аргументы позволяют прийти и к ровно противоположному выводу: И. Б. особым образом развивает проблему трагического.

Статья Е. Козицкой-Флейшман является наиболее сильным местом раздела. Исследователь, как представляется, сумела отыскать одну из ключевых для художественного мира лирики И. Б. деталей: лирическое «ты» у поэта стирает «грань между «я» и «другими»» (с. 112). «»Ты» – та степень абстракции, при которой теряет значение отдельная человеческая личность, это может быть кто угодно и никто в особенности» (с. 112 – 113). Общечеловеческий опыт «ты» обосновывает и «я», которое наделяет тяжелым знанием о жизни не себя, но «человека вообще» (с. 112 – 113).

Статья Т. Патеры о лексике И. Б. и Ахматовой мудро помещена в конце раздела, являясь своего рода мостиком к несколько иной науке. В самой статье канадский ученый показала, как работает зарубежное программное обеспечение, позволяющее составлять частотные словари и конкордансы с минимумом усилий, – автор сравнила двадцатки наиболее употребляемых Ахматовой и Бродским слов вообще и по отдельным темам в частности. Понятно, что эти рейтинги сами по себе чрезвычайно интересны.

Далее следует раздел стиховедения – «Семантика стиха». Подробно описывая «формальный аспект» стихотворений И. Б., созданных в 1987 году, Дж, Смит показывает, как поэт, пытаясь избавиться от «семантических ореолов» классических размеров, стремясь к полной «нейтральности», в итоге находит новые формы, со временем начинающие выполнять как раз обратную функцию. Именно поэтому ритмика И. Б. узнается мгновенно и принадлежит, по сути, только ему.

В этом же разделе – спорная статья М. Панариной, где автор берется рассмотреть на строго определенном материале соотношение композиции и архитектоники стихотворений. Композиция здесь понята как «основной принцип развертывания темы» (с. 215), а архитектоника – как принцип строфического строения. В статье четко сформулированы четыре типа развития лирической темы, однако, как только дело доходит до текста, становится ясно, что композиция – это либо не принцип, либо принцип, еще не имеющий языка описания. Во всяком случае, развитие «темы» одного из стихотворений И. Б. здесь представлено на уровне школьного пересказа. Нужно также отметить, что в следующем разделе еще встретится статья С. Бройтмана и Х. -Ё. Ким, где архитектоникой называется эстетическое строение образа.

По сравнению с тверской «Поэтикой…» вышедший в том же году питерский сборник «Мир Иосифа Бродского. Путеводитель» (Сб. ст. СПб.: Изд. журнала «Звезда», 2003. – 464 с.) предстает популяризаторским опытом, что обнаруживает и рубрикация его оглавления: «Иосиф Бродский и культура», «Иосиф Бродский и жизнь», и, в еще большей мере, – характер культурно-исторических аналогий: «Пушкин <…> оказался в Одессе в сентябре 1820 года <…> Примерно полтора столетия спустя на одесский берег ступил другой поэт, непризнанный и гонимый» (с. 285).

Тверской сборник «Поэтика Иосифа Бродского» сегодня можно назвать Лучшим в ряду подобных изданий. Это полноценное научное издание, которое может быть интересно литературоведу любой школы. Составители не пожалели семидесяти страниц текста на совсем свежую библиографию научных статей о творчестве И. Б. (652 номера, включая 2003 год).

В. КОЗЛОВ

г. Ростов-на-Дону