№5, 1967/Обзоры и рецензии

Поэт читает поэта

Олег Лойко, Максим Богданович, «Беларусь», Минск, 1966, 334 стр. (на белорусском языке).
Наследие Максима Богдановича (1891 – 1917), выдающегося белорусского поэта, который, наряду с Я. Купалой и Я. Коласом, является зачинателем новой национальной литературы, невелико. Все его творчество (стихи, проза, переводы, критические статьи и исследования) уместилось в два небольших тома, изданных Институтом белорусской культуры еще в 20-х годах. Тем загадочнее тот мощный духовный свет, который оно излучает.
Неотделимое от современной поэту проблематики, от тех специфических задач, которые тогда стояли перед белорусским народом и его культурой, творчество М. Богдановича и в наши дни остается живым фактом белорусской культуры. Разгадка кроется в художественном совершенстве его произведений, в их высоком гуманизме.
Изучением наследия М. Богдановича занимались многие белорусские литературоведы, среди них такие крупные, как И. Замотан, М. Пиотухович, А. Узнесенский, однако многие проблемы его творчества долгое время оставались нерешенными. Вульгаризаторская критика 30-х годов считала, что М. Богданович в своих «произведениях «часто убегал от действительности своего времени в мир надзвездных высот, поэтических абстракций». Новейшие исследования белорусских литературоведов (Н. Перкина, Н. Гринчика, М. Бар-сток и др.) показывают несостоятельность такого рода взглядов. В ряду этих исследований стоит и книга О. Лойко «Максим Богданович», но в данном случае мы имеем дело с исследованием особым: о поэте пишет поэт (О. Лойко – не только критик, он автор нескольких талантливых поэтических сборников). Автор прекрасно знаком в то же время с достижениями современного литературоведения, он умеет тонко анализировать поэтический текст, всесторонне исследовать творческую индивидуальность художника.
Достоинства «поэтического прочтения» особенно хорошо видны в главах, характеризующих художественное творчество поэта, начиная с его первого печатного выступления – сказки «Музыка» («музыка» по-белорусски – музыкант, импровизатор). О. Лойко дает этому произведению своеобразную поэтическую интерпретацию, обращаясь к историческому прошлому Белоруссии. Поразительнее всего, замечает О. Лойко, откуда у автора «Музыки», шестнадцатилетнего гимназиста из Нижнего Новгорода, такое удивительно глубокое чувство связи с белорусским народом, «ощущение за своей спиной народа». М. Богданович родился в Белоруссии; семья Богдановичей переселилась в Россию, когда будущему поэту было всего пять лет. И только в 1911 году, после окончания гимназии, перед поступлением в Ярославский юридический лицей, он месяц с небольшим прожил в Белоруссии, в деревне недалеко от Вилейки (Минская область). Переезжает он в Минск в 1916 году, после лицея, за год до смерти.
Анализируя сказку «Музыка», О. Лойко ставит еще один вопрос: каким образом молодой М. Богданович при его сильной увлеченности современной литературой не оказался в плену у какого-либо течения русской поэзии того времени (речь идет о 1907 – 1910 годах), а выступил как белорусский поэт, да еще «традиционно-реалистический»? Природные склонности поэта, семейное воспитание, влияние отца, белорусского фольклориста и этнографа, – все это оказало самое благотворное воздействие на формирование эстетических вкусов М. Богдановича. Ответы, которые дает О. Лойко, верны, но, на наш взгляд, недостаточны.
Следует добавить, что М. Богданович стал национальным поэтом, потому что белорусской литературе того периода, называвшегося периодом белорусского возрождения, дух декаданса был совершенно чужд. Литературу прежде всего интересовал реальный жизненный тип, каким был в то время угнетенный белорусский мужик, у которого пробудилось (и литература отметила это) чувство собственного достоинства.
В белорусской литературе начала XX века не было ни культурно-исторической традиции, ни социальной почвы, ни эстетической основы для возникновения и развития декадентских течений, хотя «попытки» модернизма (поселиться на белорусской почве были. Вспомним статью «Почему плачет песня наша?» в газете «Наша нива», автор которой (некоторые исследователи полагают, что это был Янка Купала) выступил именно против таких попыток.
«Иногда, правда, – отмечает О. Лойко, – грусть как декадентская «вселенская скорбь» мелькала и у Богдановича» (например, в стихотворениях «Много в нашей жизни есть дорог…», «Темнота», «Над могилой мужика»). Чуткий к чужим влияниям в своей поэзии, М. Богданович понимал литературное происхождение стихотворения «Много в нашей жизни есть дорог…» и сожалел, что не исключил его из сборника «Венок».
Реализм и народность в ее «белорусском» выражении надежно предохранили поэта от декадентства, как и всю белорусскую поэзию того времени. Ведь именно к этому периоду относятся памятные строчки из письма большого друга молодой белорусской литературы А. М. Горького М. Коцюбинскому:
«В Белоруссии есть два поэта: Якуб Колас и Янко Купала – очень интересные ребята! Так примитивно-просто пишут, так ласково, грустно, искренно. Нашим бы немножко сих качеств!
О, господи! Вот бы хорошо-то было!» 1
Белорусская поэзия – «поэзия живая», отмечал и сам М. Богданович, и «интересна не только тем, что идет в народ, но и тем, что она идет из народа». Процесс народного самопознания, трезвого и реалистичного, – вот что характерно для всего творчества М. Богдановича.
Понятно, что и стилистическое своеобразие белорусского литературного языка, где преобладала бытовая лексика, противостояло эстетике символизма или любого другого течения модернизма.
О. Лойко справедливо связывает первые «спробы» М. Богдановича увидеть «самобытное и неповторимое в родном крае» с циклом «В зачарованном царстве». Пантеизм М. Богдановича своеобразен: его герой относится к природе не только как созерцатель, хотя он чрезвычайно интересен и в таком качестве, но и как мыслитель, деятель, личность, которая в общении с природой духовно обогащается. Стихи, поэтизирующие природу Белоруссии, не могли не быть стихами патриотическими » гражданскими. Исследователь (здесь он опять выступает в роли исследователя-поэта) тонко прослеживает процесс художественного осмысления темы родины у М. Богдановича и правильно отмечает, что именно с этой темы началось накопление гражданственных качеств в лирике поэта. В этом цикле стихов впервые возник образ «бацькi Немана» – реки, скованной до времени темными силами.
Автор монографии достаточна полно анализирует гражданские мотивы в поэзии М. Богдановича; хочется лишь, чтобы он подробнее остановился на таких лирических шедеврах М. Богдановича, как «Погоня», «Край мой родной!», «Слуцкие ткачихи», являющихся, без сомнения, высшим достижением белорусской лирики.
Своеобразие гражданственности М. Богдановича О. Лойко раскрывает, сопоставляя его поэзию с поэзией Я. Коласа и Я. Купалы. Если у Янки Купалы лирика, по выражению О. Лойко, была вначале (приблизительно до 1912 – 1913 годов) «громогласной исповедью самого народа, взглядом на мир безземельного мужика, косца, пахаря, жнеи и т. д.», то у М. Богдановича, начиная с первых стихотворений, выявляется его лирическое «я». От стиха к стиху в поэте обнаруживается человек большой глубины и обаяния, человек, который не мог пройти равнодушно мимо того, говорит О. Лойко, «что есть Жизнь, Земля, Человек. Жизнь интересовала его как в своей повседневности, так и в своей философской сущности». Правда, то же самое можно было бы сказать и о Купале и Коласе. Здесь исследователю стоило бы глубже проанализировать своеобразие творческой позиции поэта в сравнении с его великими современниками. Самобытность поэта предстала бы перед читателем рельефнее и убедительнее.
Много внимания отдает О. Лойко изучению эстетических особенностей творчества М. Богдановича.
При анализе так называемых «стихов белорусского слога» (цикл «На тихом Дунае») исследователь поднимает еще раз ставшую традиционной для белорусского литературоведения проблему «Богданович и фольклор». Стихи белорусского «складу» (слога) явились попыткой поэта пойти по «забытому», как он считал, пути белорусской «стилевой народности». На этом пути следует, советовал поэт, «держаться народной песни, как слепой держится забора». М. Богданович, конечно, никогда не порывал со стихией народно-традиционной образности, но на известном этапе поэтического развития ему, поэту ищущему, непрерывно пробующему новые формы, кажется, что белорусские стихи в белорусской поэзии еще не созданы. Начинается его увлечение фольклором, и поэзия М. Богдановича стала непохожей на ту, какой она была ранее.
Обычно критики или отвергали прямое воздействие фольклорной традиции на его творчество, или же, наоборот, считали связи поэта с народной песней всегда до конца «правильными» и продуктивными. О. Лойко, мне кажется, верно наметил решение этой проблемы, избежав крайностей. Он старается дифференцировать глубинное постижение поэтом художественного фольклоризма и – стилизаторство (хотя и талантливое), проявившееся в стихах «белорусского слога» («Сярод вулiцы У нас карагод», «У мясцечку Церасцечку не званы гудзяць», «Цемнай ноччу лучына дагарала», «Скирпуся»). Но и в этих «стилизованных» стихах присутствует главное – личность поэта, который (об этом верно говорит О. Лойко) в какой-то момент искренно заблуждался, мечтая о «чисто белорусских стихах».
Исследователь останавливается на особенностях поэтики М. Богдановича, тонко подмечая своеобразие его художественного стиля и формы, ассоциативность его стиха. Первая неожиданность, с которой сталкивается читатель, – это «разностильность» его поэзии: «В поэзии Богдановича – в основе, внутри – единство поисков, раздумий, труда и – на поверхности – никакого единства почерка, никакой однородности формы».
Эта «разностильность» и является ее стилем, потому что она выражает индивидуальность М. Богдановича – неутомимого экспериментатора, проверившего звучание в белорусской поэзии таких «интернациональных» форм, как триолет, сонет, рондо.
Достоинство работы О. Лойко заключается и в благожелательном и вдумчивом отношении к художественным поискам поэта, отразившим его внутренний мир.
М. Богданович убедительно доказал, что художественные и эстетические возможности белорусского языка достаточно богаты, чтобы на нем свободно говорила мировая поэзия. Об этом свидетельствуют его многочисленные переводы с русского, украинского, польского, сербского, чешского, французского, финского, японского и многих других языков.
Богданович-поэт, Богданович-прозаик, Богданович-критик, переводчик, историк родной литературы, славяновед, публицист, – во всех своих ипостасях предстает перед нами эта гениальная личность из книги О. Лойко. В этом, в числе прочего, я вижу заслугу исследователя, сумевшего’ охватить едва ли не все проблемы изучения творчества М. Богдановича, избегая описательности и иллюстративности, рецидивы которых, замечу попутно, все реже встречаются в работах белорусских литературоведов.
М. Богданович вошел в белорусскую литературу как поэт-философ, как представитель интеллектуальной лирики. Интеллектуальность поэтического мышления М. Богдановича чрезвычайно важна с точки зрения практических задач, которые стоят перед современной белорусской литературой. Книга О. Лойко обнаруживает понимание этих задач, и в этом мне видится важность и своевременность ее появления.
г. Минск

  1. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29, Гослитиздат, М. 1955, стр. 138.[]

Цитировать

Гниломедов, В. Поэт читает поэта / В. Гниломедов // Вопросы литературы. - 1967 - №5. - C. 211-214
Копировать