Подход должен быть конкретно-исторический

Публикуя статьи С. Дмитриева, А. Янова и С. Машинского, журнал завершает дискуссию о литературной критике ранних славянофилов, начатую в N 5 (статьи А. Янова, С. Покровского, Б. Егорова) и продолженную в N 7 (статьи А. Дементьева, А. Иванова, Л. Фризмана) и в N 10 (статьи Е. Маймина, В. Кожинова, В. Кулешова). Итоги дискуссии подводятся в статье С. Машинского.

Часто раздавались в нашей дискуссии решительные суждения о чуть ли не полной, совершенной неизученности славянофильства. Тон таким суждениям задал А. Янов. По его мнению, в нашей науке славянофилов «принято считать уже много десятилетий»»исключительно махровыми крепостниками, ретроградами и охранителями»; принято отождествлять их позиции с официальной народностью; в его статье утверждается, будто бы «ни малейшей не было пробито бреши в этой жесткой позиции за целые десятилетия развития науки». В итоге ему кажется, что «славянофильство, несмотря на десятилетия споров и лес сломанных копий, до сей поры остается белым пятном, «терра инкогнита» истории нашей общественной мысли». Главную загадку этого «белого пятна» А. Янов усмотрел в «загадке славянофильской критики».

Другой участник дискуссии, А. Иванов, оказался еще решительнее. Он прямо пишет: «Не только славянофильская критика, но и все славянофильство до сих пор остается загадкой, и нет единого мнения даже о том, как лучше подойти к ее решению».

А устойчивые, ходячие представления будто бы лишь таковы: «Славянофилы – реакционеры, и только».

Перед нами обычное полемическое преувеличение, чтобы не сказать – упрощение. Славянофилами интересовались и интересуются, их изучали и, разумеется, будут еще и еще к ним обращаться. Иначе быть не могло и впредь быть не может. Слишком заметное и весомое место занимают славянофилы середины XIX века в истории русской культуры вообще, в истории общественной мысли, литературы, критики, журналистики – в частности.

Напомню главнейшие факты.

Крайне важны для изучения и понимания ранних славянофилов труды Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова. Перед нами не только существеннейшие исторические источники, оставленные современниками ранних славянофилов. Писания этих представителей революционной демократической идеологии, тогда относимых, как всем общественным мнением, так и собственным личным их сознанием, в целом к западническому направлению, хранят в себе немало глубоких, научно объективных наблюдений над ранним славянофильством.

Далее, только полемическим перехлестом можно объяснить забвение серьезных позднейших работ о славянофилах А. Пыпина, С. Венгерова, Н. Бродского; наконец, не раз и не два размышлял и писал о славянофилах Г. Плеханов.

В своем выступлении в дискуссии А. Дементьев правомерно назвал имена советских историков и литературоведов, много сделавших для научного изучения славянофильства, – С. Никитина, Н. Сладкевича, С. Машинского и других; прибавлю, что не стоит забывать и книгу Н. Цаголова о русской экономической мысли эпохи падения крепостного права – книгу, где видное место отведено славянофилам. Уместно здесь вспомнить и содержательные работы самого А. Дементьева о «Москвитянине» и славянофильской журналистике, где особое внимание отведено истории литературной критики, и труды М. Азадовского о славянофильской фольклористике. Известная дискуссия 1940 года в Институте истории АН СССР по моему докладу «Славянофилы и славянофильство (Из истории русской общественной мысли середины XIX века)», в которой выступили пятнадцать человек, была весьма плодотворной. Эта дискуссия выявила не только существовавшие среди ученых разногласия, в понимании славянофильства, но и то, что такие крупные советские историки, как Н. Дружинин, М. Нечкина, Е. Мороховец, А. Шестаков, вместе с основным докладчиком, видели в ранних славянофилах не просто реакционеров, и только, а признавали наличие и весомую значительность в предреформенном славянофильстве прогрессивных для своего времени начал. Докладчик и большинство ораторов твердо отделяли раннее славянофильство от реакционной, господствовавшей в то время идеологии официальной народности.

Создав упрощенное представление о полной неизученности славянофильства, об односторонне-«черном» понимании славянофилов в советской литературе, А. Янов затем избирает позицию первооткрывателя позитивных ценностей воззрений славянофилов – социологических, идейно-политических, философско-эстетических и литературно-критических. Такая позиция как полемический прием, очевидно, показалась ему удобной.

Но эта позиция не прочна и не обоснованна. Ранние славянофилы отнюдь уж не сплошная загадка, и почти никто, разве самые крайние архаисты, в наши дни не видит в славянофилах «реакционеров, и только». Одиноким голосом прозвучала в нынешней дискуссии статья С. Покровского, который не видит в славянофилах проблемы; для него это «мнимая загадка», все давным-давно, по его мнению, установлено верно, крепко и точно. Научно-историческая несостоятельность этой статьи метко схвачена в выступлениях А. Иванова, Л. Фризмана, отчасти В. Кожинова. Потому мне кажется неприемлемым заявление А. Дементьева: «В общем, С. Покровский более или менее удачно… сформулировал точку зрения на славянофильство, распространенную в нашей науке». Во-первых, вряд ли удачно» Во-вторых, господствующей такая точка зрения едва ли является. Заявление это, видимо, продиктовано тем, что и для А. Дементьева никакой загадки славянофильской критики не существует. Для него, как и для С. Покровского, в славянофильстве нет никакой проблемы. А обращение к новому изучению источников, попытки иного прочтения источников кажутся ему почему-то непременно сознательной или бессознательной идеализацией славянофилов. Нельзя, однако, не заметить, что конкретный материал как этой статьи А. Дементьева, так и прежних его работ, касавшихся славянофилов, часто явно противоречит общим установкам этой его статьи.

* * *

Полной загадкой, – полагаю, что не только для меня, – подлинной «землей неведомой» разве что должно признать «славянофилов» времен давным-давно прошедших, времен от XI и до XVIII века включительно. Позвольте, изумится читатель, да были ли таковые? Посмотрим.

Справедливо указал В. Кожинов, что слово «славянофильство» в нашем литературном быту и языке давно и прочно, по меньшей мере уже лет сто, употребляется в двух значениях. Во-первых, им обозначается вполне определенное, реально существовавшее направление русской общественной мысли, возникшее и признаваемое в 30- 50-х годах XIX века самими современниками за особое направление.

Во-вторых, под славянофильством нередко понимают весьма разнородные, зачастую ничего общего между собою не имеющие проявления русской общественной мысли, которым в той или иной мере присуще было признание самобытности России, признание своеобразия культурно-исторического пути отечественного развития.

Такое расширительное пользование словом «славянофильство» имеет значительное распространение. К примеру, для П. Милюкова и для Г. Плеханова в его поздней «Истории русской общественной мысли»»славянофильство» и «западничество», духовное, культурно-историческое местоположение России между «Востоком» и «Западом» – понятия основополагающие в истолковании всей истории русской общественной мысли по крайней мере за последний ее трехсотлетний период от XVII века до нашего столетия. Князь Хворостинин, Котошихин, боярин Ордин-Нащокин – западники;