По неизведанному маршруту

Б. Мейлах, Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. Изд. АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом), М. -Л. 1962, 249 стр.

Конкретно-исторический подход к изучению художественного произведения является, как известно, одним из важнейших завоеваний марксистского литературоведения. Пристальный интерес к идеологической сущности литературы, к проблемам мировоззрения писателя позволил советским ученым добиться немалых успехов в решении ряда сложнейших задач. В последнее время все чаще ставится вопрос о том, насколько типологическое осмысление художественных произведений сочетается с изучением неповторимой индивидуальности писателя, своеобразия его личности.

Пишет об этом в своей книге и Б. Мейлах. Нельзя признать нормальным, говорит он в самом начале первой главы, что понятие «метод», например, «трактуется преимущественно в его нормативном содержании вне учета индивидуального своеобразия писателя… Метод русского критического реализма XIX века и, скажем, творческий метод Достоевского, или Гончарова, или Некрасова – это не одно и то же: при объединяющих всех писателей-реалистов чертах метода каждому из них свойственны неповторимые особенности творческого отражения жизни, одному ему свойственные стороны и элементы общего метода» (стр. 7). Этот серьезный изъян – недооценку творческой индивидуальности писателя – Б. Мейлах ставит в прямую зависимость от недостаточной разработанности самой методологии и методики литературоведческого исследования.

Автор пытается решить сложную и весьма увлекательную задачу. Он полагает, что индивидуальность писателя выступит значительно рельефнее, если исследование результатов творчества (завершенного художественного произведения) будет сочетаться с анализом самого художественного мышления, которое должно изучаться как непрерывный, динамический процесс. Такое изучение, по мнению Б. Мейлаха, должно быть предметом особой области науки о литературе – психологии художественного творчества, – сочетающей в себе общую психологию, эстетику и литературоведение.

Горячо, увлеченно, темпераментно рассуждая о задачах этой области науки, автор, однако, не вполне ясно очерчивает ее контуры. Чересчур широко и потому недостаточно специфично определяет он прежде всего самый предмет психологии творчества – художественное мышление. Эта категория, кажется Б. Мейлаху, носит поистине универсальный характер: она объемлет собою и мировоззрение писателя, и его метод, и стиль.

«В художественном мышлений писателя, – читаем, например, на стр. 8, – проявляется все свойственное ему неповторимое своеобразие взглядов на мир, природу и человеческое общество, своеобразие восприятия окружающего мира, аналитических элементов, фантазии, эстетических оценок жизни, его эмоциональной сферы и т. д.». Невольно возникает вопрос: какое же место в сознании писателя занимает тогда «понятийное», логическое мышление? Играет ли оно какую-либо самостоятельную роль в творческом процессе или же входит в мышление художественное как его «элемент»? Ответить на эти вопросы автор по существу даже не пытается. Убедительной критике подвергнуты в первой главе идеалистические концепции художественного творчества, и прежде всего фрейдизм с его культом подсознания и биологических инстинктов. Думается, однако, что исследователь впадает в противоположную крайность, полагая, что индивидуальные особенности художественного мышления, характерные для данного писателя закономерности творческого сознания могут быть всецело объяснены объективными факторами. Лишь возможность мышления, убеждает нас автор, обусловлена физиологически. «Но самый характер преобразования истока образных представлений в систему определенных обобщений и оценок (в том числе эстетических оценок) насквозь, социален. Идейное содержание художественных образов, направленность и самый ход психологических ассоциаций, характер и окраска эмоциональных реакций – все это социально обусловлено, во всем этом выражается позиция художника» (стр. 30)» Слов нет, всякая человеческая личность воплощает в себе совокупность, общественных отношений данной страны и эпохи. Этим и определяется необходимость углубленного социологического и идеологического изучения художественного творчества. На менее очевидно, однако, что, вопреки утверждениям Б. Мейлаха, закономерности общественного развития определяют лишь направленность и общий характер художественного мышления, открывают для него определенные объективные возможности. Но каким образом, в какой мере и какие именно из этих возможностей будут реализованы, зависит уже от индивидуальных свойств личности, обусловленных в значительной мере ее неповторимыми психическими свойствами.

В самом деле, неужели своеобразие человеческой личности вытекает лишь из особенностей ее социального опыта?. Можно ли согласиться, что «направленность и самый ход психологических ассоциаций, характер и окраска эмоциональных реакций» не зависят от таких сторон психической конституции художника, как мера творческой одаренности, темперамент, наблюдательность, специфика памяти, и пр.? Отчего же тогда в аналогичных социально-исторических условиях возникает и развивается бесчисленное количество неповторимых творческих индивидуальностей?

Нетрудно заметить, что Б. Мейлах оказывается тут в плену того самого предубеждения» против которого направлена его книга.

Сильные и слабые стороны позиции Б. Мейлаха, отчетливо обозначившиеся уже в первой главе его работы, сказываются и в последующих ее разделах.

Во второй главе автор убедительно демонстрирует новаторский характер теоретико-эстетических и творческих принципов великого поэта, утверждавшего в русской литературе реалистический метод. Многочисленные сопоставления лирических произведений Пушкина с лирикой его современников (Жуковского, Батюшкова, поэтов-декабристов, «любомудров») позволяют исследователю поставить интересный вопрос о различных типах художественного мышления (рационалистическом, субъективно-экспрессивном и художественно-аналитическом) «в пределах единых и родственных мировоззрений» (стр. 88).

Несомненный интерес представляют наблюдения Б. Мейлаха над особенностями зарождения и развития художественной мысли поэта, о чем говорится в третьем, заключительном разделе книги («Элементы и общие закономерности творческого процесса Пушкина»). Здесь прежде всего привлекают внимание попытки Б. Мейлаха проследить внутренние импульсы творческого процесса Пушкина. Автор стремится воссоздать всю совокупность обстоятельств, общественных и личных, в период работы поэта над тем или иным произведением. С этой же целью он предпринимает параллельное исследование некоторых творческих замыслов Пушкина и устанавливает внутреннее родство таких, казалось бы, далеких друг от друга произведений, как стихотворение «Румяный критик мой», седьмая глава «Онегина» и «Домик в Коломне» или же «Демон» и «Андре Шенье». Исследователю удалось также показать целенаправленность, «программность» творческой работы Пушкина, его стремление опереться в своих художественных исканиях на конкретные и отчетливые жизненные представления, на наиболее существенные, определяющие признаки предмета или явления.

Можно пожалеть, однако, что творчество Пушкина сопоставляется в книге лишь с творчеством его современников, по большей части весьма далеких от реализма, а то и прямо-враждебных ему. Поэтому грань между особенностями реалистического’ мышления вообще и специфическими чертами Пушкина-художника пролегает недостаточно отчетливо. Между тем можно было с большей долей вероятия предположить, что художественно-аналитический тип мышления свойствен многим крупнейшим русским писателям XIX века.

Думается, недочеты рецензируемой книги, помимо известной противоречивости исходных посылок, предопределены еще и тем, что автору не удалось нащупать новые, специфические методы для исследования новой проблематики. На страницах, его работы мы встречаемся с многообразными, но все же привычными литературоведческими жанрами, (очерк эстетических воззрений писателя, текстологический и историко-литературный комментарий, жанр творческой истории произведения и т. д.)

Разумеется, нет ничего удивительного в том, что автору в большей мере удалась постановка вопросов, нежели их решение. Это обычная судьба работ, прокладывающих в науке новые пути. Самая попытка решить сложные и актуальные проблемы современного литературоведения является неоспоримой заслугой исследователя.

Следует добавить, что, помимо интересных и ценных идей, в работе Б. Мейлаха содержатся и важные практические предложения, осуществление которых должно помочь рождению новой области науки о литературе. Не вызывает сомнения, что они также заслуживают самого пристального внимания.