Плывущий корабль как мотив-символ в «Житии» протопопа Аввакума

По сей день среди старообрядцев встречаются рисованные картинки «Корабля веры», изображающие спасение праведников на парусном судне и чертей на берегу, тянущих грешников к себе [Юхименко 2021: 111]. Знаменательно, что сюжет этот входит в русскую иконографию в год раскола, в 1666 году, с появлением сборника проповедей епископа Лазаря Барановича «Меч духовный», на обложке которого значилась гравюра, изображающая Христа и праведников в ладье, плывущих мимо антихристовых слуг по бурному житейскому морю. Вряд ли именно проповеди Барановича послужили литературной основой этого сюжета. Но что тогда?

В раскольничьем кругу XVII века, как отмечает В. Виноградов, имела распространение «традиционно-церковная метафора» корабля, иллюстрирующая собой ревнителей древнего благочестия как «утопающих пловцов на корабле среди бурного моря в лютую зиму» [Виноградов 1923: 232]. В Послании своему духовному отцу Иоанну Неронову от 1654 года братья Плещеевы писали:

Ей, государь, ей в правду нынѣ люта зима и горько истопленiе, еже церковь объятъ: якоже бо море зримо, отъ самыя бездны глубин возмутившееся, тако и духъ антихристовъ широкимъ путемъ и пространнымъ, ведущимъ въ погибель, нача крѣпко возмущати истинный корабль Христовъ, и якоже пловцы его, руцѣ къ колѣнома сплетшихъ и къ невозмоганiю бурному недоумѣвающихъ, ни небо видящихъ, ни пучины, ни суши, но по полеганiихъ лежащихъ и плачущихъ и истерзающихся. Но нынѣ о церкви горшiй мятежъ и множайшыя волны: есть бо мнози ревнители церкви Христовой, но къ возмущенiю духа антихристова недоумѣваются¹.

Наблюдения выдающегося советского филолога между тем можно было бы дополнить. Очевидно, что содержательная «традиционность» корабля распространялась не на всю старообрядческую литературу. Так, начиная с произведений главного идеолога раскольников следует говорить не о «традиционно-церковной метафоре» старообрядческой книжности, но о лейтмотиве-образе, имеющем подчас совершенно новое, отличное от предшествующей христианской традиции содержание. Это содержание с особой силой являет себя в «Житии» протопопа Аввакума — памятнике письменности, которому большей частью посвящена настоящая статья.

Странничество протопопа, вдохновителя старообрядцев, метафизическое (сонное видение) и фактическое, как правило, осуществляется по воде. Мысль о значении кораб­ля для сюжетной стороны самой известной автобиографии XVII века впервые была высказана Виноградовым [Виноградов 1923: 233]. Размышляя над стилем «Жития», он указал целый ряд контекстуальных примеров, когда корабль (или другое средство передвижения по воде) фигурирует в повествовании Аввакума, но семантическое своеобразие данного церковно-библейского символа в прозе «огнепального протопопа» ученым не рассматривалось. Более поздние работы Д. Лихачева и Я. Лурье не прибавили нового к вышеупо­мянутому взгляду: первый исследователь именует корабль «традиционным образом средневековья» [Комарович, Лихачев 1948: 318], второй — «старинным христианским символом жизни» [Лурье 1970: 460]. Традиционным книжным символом называет «жизнь — море» Н. Демкова [Демкова 1988: 306]. Позднее М. Плюханова относит корабль в волнах моря к традиционным символам «святоотеческой литературы и русского фольклора» [Плюханова 1999: 452]. Сравнительно недавно специалист в области творческого наследия Аввакума О. Липич высказала наблюдение, что в «»Житии» <…> лейтмотивом является символ корабля» [Липич 2005: 114]. Вместе с тем возможная интерпретация этого «лейтмотива-символа» на материале заявленного произведения так и не была предложена автором исследования. Таким образом, невзирая на неоднократные указания на значимость мотива-символа плывущего корабля для сюжетно-повествовательной структуры самого известного из произведений идеолога старообрядчества, всесторонний анализ реализации этого мотива до сих пор не предпринимался. Специалисты сходились на мысли об a priori традиционной природе мотива-символа, а потому семантика его в «Житии» до сего момента не представляла собой предмета научных изысканий.

Locus communis работ о поэтике жития было стремление рассматривать корабль из сонного видения (тонкого сна) Аввакума как своего рода эпиграф к его последующему жизненному нарративу [Виноградов 1923: 234; Таянова 1997: 7; Каравашкин 2018: 86]. В действительности же образ из сновидения есть не отправная точка, а лишь продолжение той образно-мотивной картины, которая появляется в самом начале повествования вождя староверов. Начиная повествование с цитаты Дионисия Ареопагита, рассказчик уделяет внимание одному событию из жизни святого: «Сей Дионисий, еще не приидох в вѣру Х(ристо)ву, со уч(е)никомъ своим во время распятия г(о)с(по)дня бывъ в Солнечнем граде и видѣ: солнце во т(ь)му преложися и луна в кров(ь), звѣзды в полудне на н(е)б(е)си явилися вечным видом. Он же ко уч(е)нику г(лаго)ла: «Или кончина вѣку прииде, или б(о)гъ-слово плотию страждет»». Характерно, что после этого замечания повествователь переходит к описанию затмения «в нашей Росии», бывшего в 1662 году, и делает при этом недвусмысленное замечание: «Протопопа Аввакума, бѣднова горемыку, в то время с прочими в соборной ц(е)ркви власти остригли и на Угрѣше в темницу, проклинавъ, бросили». Два этих рассказа имеют один контрапункт — солнечное затмение, а потому образы страдальцев — Сына Божия и ревнителя «дрѣвлей веры» — приобретают сходное контекстное звучание: оба терпят скорби за Истину, обоих ждет страдание и последующее пребывание на Небесах.

В описании русского затмения, кроме того, есть значимая деталь, проливающая свет на смысл последующего тонкого сна Аввакума. Астрономическое явление случается в тот час, когда «Никон-отступник вѣру казил», в момент плавания архиепископа Симеона Сибирского по реке Волге. Таким образом, гидроним Волга приобретает двоякую семантическую природу: с одной стороны, он связан с антихристовыми реформами Никона, с другой — с христоподражательным страданием Аввакума. В этой детали-гидрониме — смысловой ключ к «сюжетообразующему» видению Аввакума, случившемуся с ним, когда его «очи сердечнии» были «при реке Волге» (курсив мой. — Ю. Р.). Волга как путь, по которому плывет привидевшийся корабль, задает вектор всему житейскому плаванию ревнителя «дрѣвлего благочестия», актуализируя мотивную трихотомию: Волга/море²  — корабль — страдание за истину. Не случайно и все дальнейшие злоключения Аввакума, среди которых немало случившихся на воде, обусловлены его приверженностью «старому спасу-Христу» и непокорностью «патриарху-антихристу»##Как показала Н. Герасимова, «описывая плавание своего «кораб­ля» по морю жизни, Аввакум нередко уподобляет злоключения бурям на море» [Герасимова 1993: 25]. Слово «буря», по наблюдению той же исследовательницы, является в «Житии» коррелятом «зимы». Но именно с наступлением зимы связана весть о введении троеперстия у Аввакума: «Таже Никонъ в памети пишет:

1. Здесь и далее «Житие» Аввакума цит. по: [Житие… 1989].[↩]
2. В Библии «морями» называются собрания вод (Быт 1:10).[↩]