Письма Карла Сэндберга

«The Letters of Carl Sandburg», ed. by Herbert Mitgang, Harcourt, Brace and World Inc., N. Y. 1968, 578 p.

Издание тома переписки писателя служит в США наиболее явным свидетельством признания; из всех американских поэтов XX века до Сэндберга такой чести удостоились только Фрост, Уильям Карлос Уильямс и Паунд. В том, что и Сэндберг причислен теперь к американским классикам, для любого беспристрастного читателя нет и не может быть ничего неожиданного. Вклад Сэндберга в современную поэзию США весом и неоспорим.

И все-таки появление свода сэндберговских писем, подготовленного журналистом Гербертом Митгэнгом, который консультировался с Сэндбергом в последние годы его жизни, – событие весьма знаменательное. Впервые опубликованные письма Сэндберга содержат ряд ценных свидетельств, позволяющих не только гораздо более четко представить себе творческую эволюцию поэта, но и вносящих существенные дополнения в картину литературной жизни Америки первой пола-вины XX века. Шаг за шагом можно проследить историю ряда замыслов Сэндберга: поэмы «Народ – да!», романа «Скала воспоминаний», биографии Линкольна, «Американского песенника». В письмах Сэндберга отобразились и те проблемы, которыми жила передовая Америка его времени, которые волновали адресатов Сэндберга – а среди них были Драйзер, Эптон Синклер, Фрост, Шервуд Андерсон, Линкольн Стеффенс, лидеры рабочего движения Уильям Хэйвуд и Юджин Дебс и множество других замечательных людей.

Но том писем Сэндберга представляет интерес не только потому, что он содержит богатую новую информацию. Его значение станет яснее, если вспомнить, что на протяжении всей творческой деятельности Сэндберга в США находилось немало критиков, отказывавшихся признать Сэндберга значительным поэтом, и более того, вообще не читавших его стихи явлением поэзии. Если Маяковский даже по несовершенным переводам угадал в Сэндберге поэта с резко выраженной творческой индивидуальностью, «большого индустриального поэта Америки», то для множества американских критиков Сэндберг долгие годы оставался лишь «красным агитатором», поверхностным социологом, певцом трущоб и поборником гарантированной заработной платы. Пожалуй, никто из американских поэтов не пострадал от эстетской критики, как и от литературоведов, придерживавшихся вульгарно-социологической методологии, в такой мере, как Сэндберг.

В статьях и книгах о Сэндберге, выходивших в США, считалось совершенно естественным ограничиваться описанием социальных и политических воззрений поэта, полностью игнорируя художественную природу его творчества. Даже Эми Лоуэлл, немало сделавшая для популяризации Сэндберга в 10-е годы, не удержалась от шаблонного, упрека поэту в «антипоэтичности» его произведений. «Если подойти к поэзии Сэндберга с позиций собственно искусства, – писала она в 1917 году, – остается только пожалеть, что поэт растрачивает так много сил на создание произведений, в которых речь идет о преходящей злобе дня… Искусство, природа, человечество – все это понятия вечные, а проблема минимального твердого заработка когда-нибудь в 22 веке будет значить столь же мало, сколь она значила, пусть в силу иных причин, в веке 13-м» ¹.

Сходным образом отзывался о Сэндберге и другой критик, чьи мнения ценились в США очень высоко, – Эзра Паунд: «Сэндберг – кусок твердой породы, но все, что он знает, он почерпнул из дешевого самоучителя… Его поэзия остается несовершенной, поскольку поэту недостает культуры… Его энергия, возможно, полностью уйдет на сочинение стихов, написанных корявым жаргоном, совершенствовать который невозможно» ².

Но и Эми Лоуэлл, и Паунд признавали в Сэндберге настоящий талант; с их оценками Сэндберг считался и в письмах делал попытки защитить свои произведения. «Быть может, вы и правы, упрекая меня в том, что в моих стихах пропаганда подчас подменяет подлинно человеческие чувства, – писал он Эми Лоуэлл в ответ на ее статью. – Согласен… и тем не менее моя цель в «Стихах о Чикаго» состояла в том, чтобы выразить человеческие побуждения и обрисовать характеры, а не в том, чтобы высказаться в поддержку теорий ИРМа³. Однако я не собираюсь отрицать, что я всем сердцем с ИРМом, а не с его противниками».

Нападки тех американских критиков, которые вообще не признавали за Сэндбергом поэтического дара и утверждали, что его поэзия убога, натуралистична, грубо тенденциозна и прямолинейна, не в последнюю очередь объяснялись именно тем, что Сэндберг с первых же стихотворений заявил о себе как о поэте пролетарской Америки и никогда не скрывал своих социалистических симпатий. Письма позволяют воссоздать этап за этапом путь Сэндберга к социалистическому мировоззрению, а также специфические черты сэндберговского социализма. Хотя в колледже Сэндберг проштудировал «Капитал», он не стал марксистом; как и Эптон Синклер, Сэндберг был во многом «социалистом чувства». Выходец из пролетарской семьи, Сэндберг в молодости исколесил много дорог и сменил множество профессий; он был каменщиком, сельскохозяйственным рабочим, коридорным в Денвере, шахтером в Омахе. Он вплотную соприкоснулся с жизнью самых широких масс американцев, и в его тяготении к социализму выразилось то полуосознанное чувство недовольства, та жажда коренных общественных изменений, которые были свойственны на пороге XX века миллионам молодых американцев и рождали в литературе такие произведения, как «Джунгли» и «Железная Пята».

Позднее Сэндберг стал профессиональным работником социалистической партии, писал брошюры по вопросам рабочего движения, сопровождал Юджина Дебса в его поездке по Америке, когда Дебс в 1908 году баллотировался от социалистов в президенты США. Его стихи печатались на страницах социалистических газет рядом с корреспонденциями Джона Рида и статьями Рандольфа Борна. Альфреду Хэркоту, издателю первой его книги, он писал «Я не хочу, чтобы сборник прямо соотносился с какой-то социальной доктриной, но его тональность должна определяться рабочим движением наших дней, а не принципами устаревшей джефферсоновской демократии». А в одной из программных Статей начала 10-х годов Сэндберг говорил: «Социалист знает, что классовая борьба – не книжная выдумка, что это реальность, сотканная из пота, крови, слез, из страстей и порывов» ⁴.

И в литературу Сэндберг принес несколько романтическую и расплывчатую, но стойкую веру в победу дела рабочего класса и пристальный интерес к жизни чикагских рабочих и батраков прерии, к их повседневным заботам и скупым радостям. В 1915 году он написал «Выбор» – стихотворение, излагавшее творческое кредо Сэндберга, которому он оставался верен всю свою жизнь: «Я прихожу с круто посоленным хлебом, ярмом непосильной работы, неустанной борьбой. Нате, берите: голод, опасность и ненависть».

Такой выбор определил тематику и интонации поэзии Сэндберга. Это была поэзия трудовой окраины города, поэзия заросших грязью приземистых рабочих кварталов и улиц, поэзия «Дыма и стали», – в заглавии третьей книга стихов Сэндберга, вышедшей в 1920 году, быть может, наиболее точно определена сущность всего его творчества. Это была поэзия, по своим задачам, образности, темам, настроениям решительно отличавшаяся от поэтической продукции запоздалых романтиков и эпигонов Теннисона и Вордсворта, которые в годы молодости Сэндберга господствовали на американском Парнасе. Сэндберг пошел против течения, объявив негласную войну всем поэтическим канонам своей эпохи.

Ответ не заставил себя ждать; в одном из первых же откликов на публикацию в журнале «Поэтри» за 1914 год ставшего потом знаменитым цикла стихов о Чикаго Сэндбергу был брошен упрек в губительной прозаизации и намеренном огрублении стиха, и даже после того, как эти стихи вошли во все американские антологии, обвинения в «грубости» продолжали кочевать из одной статьи в другую. Такие же упреки вводилось не раз выслушивать Уитмену, и не удивительно, что имена Сэндберга и Уитмена ассоциировались у враждебно настроенных по отношению к демократической поэзии критиков Как имена поэтов, которые более всех других были повинны в разрушении самих основ поэтического искусства.

Поэзия Сэндберга была по-настоящему открыта у него на родине лишь где-то в конце 30-х годов. Только после общественных потрясений «гневного десятилетия» наиболее проницательные американские критики поняли, что Сэндберг, автор «антипоэтических» и «примитивных» стихов, многие из которых в свое время были восприняты как еще одна «пощечина общественному вкусу», был в литературе США одним из первых художников, постигших, что уже начался и не может быть остановлен тот процесс, который молодой Синклер Льюис назвал «закатом капитализма».

«Да, я знаю, что крепкими бывают лишь те мускулы, которые все время в работе, что человек, никогда не преодолевавший трудностей, не ведает, что такое радость жизни, – писал Сэндберг в 1910 году. – Постоянная борьба с трудностями имеет и свою хорошую сторону; но капиталистическая система, подвергающая людей таким испытаниям, как голод, лишения, непосильный труд, плохие жилища и вечная забота о том, чтобы не потерять работу, – это безжалостная, грубая, слепая, беспощадная система, это жалкая пародия на правильную общественную систему».

В письме Ромену Роллану, относящемуся к 1919 году, Сэндберг заявил, что поддерживает Октябрьскую революцию, поскольку «программа большевиков предусматривает как самое главное удовлетворение трех потребностей – в хлебе, в мире, в земле». Радикальные настроения, особенно свойственные Сэндбергу в 10-е и 20-е годы, выразились не только в таких его стихотворениях, как «Динамитчик», «Памяти достойного», «Миллионы молодых рабочих». Чувства неудовлетворенности, жажда справедливости, пафос радикальной критики американского общества отличают поэзию Сэндберга тех лет в целом.

Не все в книгах Сэндберга 10-х и 20-х годов сохранило ценность и для нашего времени. Нередко в его поэзии был ощутим налет анархизма, вообще свойственного американскому социалистическому движению; в том же письме Роллану Сэндберг писал, что его принцип – «быть вместе с бунтарями всех времен и народов и против всех удовлетворенных», и именно поэтому он не желает связывать свое имя «с каким бы то ни было движением, партией, религией, доктриной или политической программой». Сэндберг прямо соотносил свою работу поэта с агитацией за социальные преобразования, которые он считал необходимыми; на практике это, однако, приводило подчас к отрицательным последствиям для его поэзии. Как и многие произведения Эптона Синклера, стихи Сэндберга оказывались поражены тем заболеванием, которое Борн назвал «социологизмом» в литературе: «Социологический рассказчик обращается к людям, но они для него лишь кирпичи, из которых он сооружает свое здание, изображающее тот или иной общественный институт. И вот этот общественный институт и является или героем, или злодеем» ⁵.

И тем не менее Сэндберг по сей день остается живым, вполне современным поэтом. Дело не только в том, что в стихах о социальных контрастах Америки 10-х годов – стихах, писавшихся на злобу дня, подчас торопливо и небрежно, – Сэндберг демонстрировал и умение несколькими штрихами обрисовать характер, придать убедительность картинке будничной жизни, наполнить бытовой эпизод глубоким поэтическим содержанием. Современники Сэндберга долго не могли понять, каким образом поэт трансформирует как будто бы совершенно заурядный жизненный факт – в факт искусства.

Однако мозаика уличных сценок, описания нищеты, трущоб, стачек, банковских контор, ночлежек, небоскребов, вокзалов, портреты миллионеров и фабричных работниц, бродяг и биржевиков – все это были у Сандберга не просто зарисовки с натуры, во модификации ведущей темы его творчества, подступы к решению главной задачи. И современен Сэндберг потому, что он был первым американским поэтом, попытавшимся не просто запечатлеть трагические контрасты современной ему индустриальной цивилизации, но и понять ее смысл, более того – предугадать ее будущее.

Олицетворением этой цивилизации был для Сэндберга Чикаго, «город-король в лохмотьях и заплатах», как описал его в «Титане» Драйзер, «свинобой и мясник всего мира, машиностроитель, хлебный ссыпщик, биржевой воротила и хозяин всех перевозок», каким увидел Чикаго Сэндберг. По удачному выражению литературоведа Б. Даффи, «все, что было растворено во глубине Америки, оказалось сконцентрированным в Чикаго, и если на периферий пути страны казались неявными и их было нелегко проследить, то здесь они выступали с отчетливой резкостью новых городских кварталов на фоне развалюх предместья» ⁶. В Чикаго Сэндберг улавливал черты будущей Америки – страны высочайшей технической цивилизации с ее сплетением роскоши и уродства, -изобилия и нищеты, созидательной энергии и этической беспринципности, с ее призраками великих возможностей и опустошающим ритмом жизни.

Сэндберг стремился объяснить те контрасты, которые открылись ему в Чикаго, обращаясь, как и Робинсон, Линдсей, Мастере, Флетчер» к образу человека, стоявшего у самой колыбели индустриального американского общества XX века, к жизни и идеям Линкольна. Трудом всей жизни Сэндберга стала шеститомная биография этого президента-демократа, чьи идеалы и в XX веке соответствовали представлениям широчайших народных масс Америки о подлинно великом обществе. Письма показывают, какую колоссальную работу проделал Сэндберг, готовя к печати книгу о Линкольне. Он десятилетиями жил в той далекой, героической, несколько идеализировавшейся им Америке, которая выдвинула Линкольна и была страной демократических надежд.

Разрыв между Америкой народной, о которой мечтал, боготворя Линкольна, Сэндберг, и Америкой XX века, в которой обесценивались завещанные Линкольном идеалы, на долгие годы стал главной темой поэзии Сэндберга, предопределив нарастание в ней трагических мотивов. В Чикаго его поражали не только улицы «длиною поезду на год» и «аэростанция на небоскребе», владевшие воображением Маяковского. Любая мелочь чикагского быта казалась Сэндбергу преисполненной какого-то таинственного значения: рельсы под дождем, трамвай на окраине города, где к фабричным оградам подступают поля пшеницы, иммигранты-венгры, танцующие под аккордеон в грязном кабачке. Люди, вещи, события оказывались нерасторжимо связанными, ибо на чикагских улицах все говорило о стремительно меняющейся жизни, о громадной энергии обновления – и о том, что нация духовно вырождается, а мечта о линкольновской Америке делается все менее осуществимой.

Каких бы тем ни касался Сэндберг, мотив сожаления об упущенных возможностях, о том, какой могла бы быть страна, если бы принципы подлинной демократии, принципы Линкольна восторжествовали, пронизывает каждую его книгу. Вера в демократию и трагическое чувство, что с каждым годом ее попирают все грубее, сплетаются в поэзии Сэндберга, придавая звучащим в ней нотам надежды привкус горечи, а настроениям безнадежности – оттенок стоического мужества. После завершения книги о Линкольне в 1939 году Сэндберг стал одним из самых популярных в Америке писателей. Правда, попытки дискредитировать его как художника не прекратились. Академическое литературоведение США по-прежнему не замечало Сэндберга, о нем еще не было написано ни одной книги, его поэма «Народ – да!» (1936), в которой выразился подъем демократического движения в 30-е годы, была обойдена молчанием во всех влиятельных литературных журналах. Но признание Сэндберга росло – особенно среди американского пролетариата и молодежи. Собранные им народные песни звучали на митингах «Клубов Джона Рида», его «Динамитчик» и «Памяти достойного» были любимыми стихами бойцов Линкольновского батальона в Испании, его антифашистские стихотворения перепечатывали в оккупированной Европе нелегальные журналы.

Г. Митгэнг отобрал для своего издания 641 письмо; составитель стремился дать читателю представление о многообразии творческих интересов Сэндберга, его взаимоотношениях с другими писателями, его духовных исканиях. Ценность подготовленной им книги несомненна; и все-таки нельзя не отметить, что она охватывает лишь четвертую часть эпистолярного наследия Сэндберга. Многие сотни его писем еще ждут публикации; вероятно, они помогут прочитать не одну новую страницу творческой биографии Сэндберга, которого Маяковский назвал «революционером американской поэзии».

1. Amy Lowell, Tendencies in Modern American Poetry, Houghton Mufflin, Boston, 1917, p. 231. [↩]
2. См. : Harry Golden, Carl Sandburg, The World Publishing Co., Cleveland, 1961, p. 166 – 167. [↩]
3. «Индустриальные Рабочие Мира» – социалистическая рабочая организация, созданная в 1905 году но инициативе У. Хэйвуда и Ю. Дебса.[↩]
4. Richard Crowdеr, Carl Sandburg Twayne Publishers, N. Y. 1964, p. 42.[↩]
5. «Проблемы истории литературы США», «Наука», М. 1964. стр. 360.[↩]
6. Bernard Duffey, The Chicago Renaissance in American Letters. A Critical History, The Michigan State College Press, 1954, p. 5.[↩]