Писатель и литературная наука

Когда будет завершено издание многотомного труда по истории отечественного литературоведения, предпринятого ИМЛИ им. Горького (читатель уже знаком с первыми двумя книгами этой серии: «Возникновение русской науки о литературе» и «Академические школы в русском литературоведении»), станет особенно ясно, насколько значителен и весом вклад писателей-классиков в развитие теории и истории «искусства живописать словом».

Великие наши поэты, романисты, драматурги, стоявшие в просвещении «с веком наравне», были не только выдающимися художниками: примечателен их неустанный, можно сказать, профессиональный интерес к формировавшейся академической науке о литературе и к литературной критике, которая в 40 – 60-е годы XIX века благодаря трудам Белинского, Чернышевского, Добролюбова занимала, как известно, авангардное место в общественной жизни страны. Сошлемся хотя бы на цикл полемически заостренных статей Ф. Достоевского о русской литературе (в грозовые 60-е годы они печатались в журнале «Время»). Назовем «Мильон терзаний» И. Гончарова – непревзойденный анализ идейно-образного содержания грибоедовской комедии «Горе от ума». Вспомним взволновавшие всю мыслящую Россию – и не только Россию – эстетические трактаты Льва Толстого. По сей день не теряют актуальности проблемы, поставленные Пушкиным и Гоголем, Тургеневым и Некрасовым, Щедриным и Короленко в их историко-литературных и литературно-критических выступлениях, статьях, обзорах, рецензиях.

Эта давняя и прочная традиция была подхвачена и творчески развита «первопроходцами» советской литературы. Пример здесь показывал, прежде всего, Горький. Кстати, его так называемый «каприйский курс», изданный сотрудниками Архива А. М. Горького в 1939 году, при очевидной спорности, а то и ошибочности отдельных концептуальных предпосылок, остается заметной вехой на пути к всестороннему осмыслению логики, закономерностей, своеобразия русского историко-литературного процесса. Горьковский сборник «О литературе» – наша настольная книга.

Строжайшим академическим критериям соответствуют лучшие литературно-теоретические работы А. Толстого, А. Фадеева, М. Шолохова, М. Рыльского, М. Ауэзова, А. Упита, других классиков советской многонациональной литературы. В высказываниях К. Федина и Л. Леонова сочетается исследовательская глубина с широтой, масштабностью мировидения. А как не вспомнить, скажем, блестящее эссе А. Твардовского, посвященное творчеству Ивана Бунина – поэта и прозаика? Эта обстоятельно аргументированная, отличающаяся философской основательностью статья, за которой стоят большие размышления о судьбе сложного художника в сложнейшую историческую годину, произвела, по признанию специалистов, переворот в современной «буниниане». Более того, подход Твардовского к творчеству Бунина помог историкам русского искусства по-новому оценить некоторые типологически схожие явления в литературе, живописи, музыке конца прошлого – начала нынешнего столетия.

Для многих наших писателей историко-литературные и литературно-критические занятия были отнюдь не эпизодическим увлечением или тем более «отхожим промыслом», а органической составной частью их многогранной творческой деятельности. Так, например, Мариэтта Шагинян, человек энциклопедических знаний и феноменальной трудоспособности, пользуется высоким авторитетом в академических – отечественных и зарубежных – кругах, как самобытный исследователь жизни и творчества Гёте, Шевченко, армянских классиков.

Доброго слова заслуживают и наши писатели среднего поколения. Многие из них проявляют далеко не поверхностный интерес к проблемам теории и истории литературы.

О большом интересе, который вызвали книги критического и литературоведческого плана, созданные прозаиками, поэтами, драматургами, говорил в докладе на Шестом съезде писателей СССР первый секретарь Союза писателей Г. Марков. Были названы работы Л. Леонова, Н. Тихонова, И. Андроникова, С. Наровчатова, П. Бровки, А. Калинина, Г. Коновалова, К. Яшена.

Правда, и об этом тоже следует сказать без обиняков, не боясь ложкой дегтя испортить бочку меда, нередко иным авторам, особенно из молодых, претендующим на «новое слово» в теории или истории литературы, недостает времени, а скорее всего тщания хотя бы полистать труды своих предшественников. Филологический багаж самодеятельных литературоведов зачастую ограничивается крохами знаний, почерпнутых из школьных учебников и хрестоматий. Не потому ли их «сенсационные» откровения чаще всего производят комическое, а иногда и грустное впечатление?

Но это, так сказать, особая статья. Мы же вели речь о писательских выступлениях, стоящих на уровне современного литературоведения, о художниках слова, фундаментально эрудированных, следящих за движением литературоведческой мысли. Об авторах, которые не склонны заново изобретать велосипед…

В последние годы заметен количественный рост писательских работ о классической литературе. В этом нам видится, если хотите, знамение времени. Как правило, эти писательские выступления вызывают живой отклик не только среди специалистов, но и у сравнительно широкой читательской аудитории.

Что ищет читатель в изданиях подобного профиля? Чем они привлекают и нас, филологов-профессионалов, историков общественной мысли, искусствоведов?

На мой взгляд, заслуживает внимания ответ на эти вопросы в статье известного социолога Е. Амбарцумова «Жажда новизны» («Литературное обозрение», 1976, N 4). Хоть речь идет главным образом о критических опытах наших поэтов и прозаиков (которые, по словам ученого, привлекают своей «философичностью в смысле раскованности мышления, выхода за рамки сугубо критических проблем, преодоления узкопрофессионального видения») – сказанное вполне приложимо и к собственно историко-литературным работам современных писателей. «По той же причине, – развивает свою мысль Е. Амбарцумов, – представляются чрезвычайно интересными критические эссе прозаиков и поэтов, как, например, книга С. Залыгина о Чехове, цикл статей С. Антонова о русских классиках, статьи К. Симонова о «Войне и мире», А. Вознесенского о Пастернаке.