«Памятник при жизни»

Михаил Зорин, Дороги истории. О творчестве Н. П. Задорнова, Латвийское государственное издательство, Рига, 1960, 164 стр.

В летний день 1958 года пароход «Коминтерн» плыл в Комсомольск-на-Амуре. Среди пассажиров – геологов, машиностроителей, рыбаков, скотоводов, охотников, врачей, архитекторов, сталеваров – был и писатель…

Жадно вглядывался он в очертания города, который виден теперь за 10 – 12 миль. Много лет не был писатель в Комсомольске-на-Амуре, Он знал, что город значительно вырос, раздвинул свои границы, что в нем появились новые крупные предприятия, новые жилые дома… Но, как говорят китайцы, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».

Так начинается книга. Судя по началу, это, видимо, не лучший образец традиционной серии «Жизнь замечательных людей». Или штампованный роман, из тех, где на первой странице чудо-герой прибывает в город (или колхоз, или совхоз), на третьей – находит массу неполадок, на пятой – исправляет их.

Нет, велеречивость автора обманула нас. Это начало всего лишь скромной критической монографии об одном работающем ныне советском писателе, историческом романисте Николае Задорнове. Автор монографии – Михаил Зорин.

Маяковский начинал автобиографию «Я сам» таким предупреждением: «Я – поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Люблю ли я, или я азартный, о красотах кавказской природы также – только если это отстоялось словом».

Иное дело – книга М. Зорина. Можно подумать, что писатель Н. Задорнов «интересен» ему как раз тем, что «не отстоялось словом». Во всяком случае страницы, посвященные этому, много живее и живописнее, чем страницы о его книгах.

Почему-то больше всего запоминаются строки о том, как «за очками блеснули веселые глаза Задорнова» во время его разговора с автором монографии, как они (автор и писатель) разговаривали по телефону, как вообще ведет Н. Задорнов устные беседы. Запоминается обстоятельное, двухстраничное описание рабочего кабинета Н. Задорнова —

того» что висит здесь на стенах, и того, что стоит в шкафах. Не пропускает внимательный биограф и прочих подробностей жизни писателя. Сообщается, скажем, что Н. Задорнов внимательно следит за литературой. Когда «Правда» опубликовала рассказ «Судьба человека», он даже направил М. Шолохову благодарственное письмо (содержание его предусмотрительно приведено в книге).

Нельзя, впрочем, сказать, что М. Зорин недооценивает писателя Н. Задорнова. В его книге немало добрых слов, лестных оценок, восторженных похвал. Порою они нарастают в таком стремительном темпе, что заставляют припомнить строки И. Ильфа и Е. Петрова о рукописи, Франца Листа, «где на первой странице указано «играть быстро», на второй – «очень быстро», на третьей – «гораздо быстрее», на четвертой – «быстро как только возможно», и все-таки на пятой – «еще быстрее».

Например, так: «Уже в прежних своих романах Николай Задорнов показал себя зрелым мастером, опытным и чутким художником. Книга «Капитан Невельской» убедительно свидетельствует, что Задорнов достиг новой вершины в изображении человеческих судеб, в искусстве писать исторические портреты».

Я не собираюсь спорить с этой цитатой. Поскольку рецензия посвящена монографии критика, а не романам писателя, нам интереснее выяснить не столько соответствие подобных оценок роли Н. Задорнова в советской литературе, сколько то, как обосновывает М. Зорин свои оценки. Каков его критический метод. Какова эстетическая позиция.

Всякая книга о творчестве писателя непременно должна показать его место в литературном ряду, его характерные «черты, его индивидуальность. Это знают все. Знает и М. Зорин. Но как он осуществляет это?

Итак, место исторического романиста Н. Задорнова среди прочих наших исторических романистов. Разумеется, дело М. Зорина избрать материал для сравнения, анализа, для спора. Пожалуй – если исходить из зоринских оценок, – здесь уместны даже такие имена, как А. Толстой и Ю. Тынянов, В. Шишков и О. Форш, А. Веселый и Ю. Чапыгин.

И М. Зорин не отказался от сравнений и аналогий. Только вместо живого литературного материала он взял некие – безликие и безыменные – явления: «В отдельных исторических произведениях отрицательные герои нередко даны в шаржированном виде или их обедняют интеллектуально, тем самым пытаясь возвысить героев положительных. Такой метод примитивен, порочен, если к тому же материал не соответствует действительности, исторически искажается. Задорнов пошел по более сложному пути…»

Другой пример: «В создании исторического произведения существует опасность уподобиться архивариусу, который воспринимает каждый факт как нечто существующее самостоятельно, вне связи с временем, событиями, жизнью народа. Для Николая Задорнова, стоящего на позициях социалистического реализма, главное – это жизнь, труд и мечты народа…»

Вместо сравнения книг Н. Задорнова с книгами мастеров исторического романа М. Зорин возносит Н. Задорнова на недосягаемую высоту за счет невидимых и неведомых, явно окарикатуренных собратьев по перу.

А вопрос о достоинствах писателя, о его особенностях решается Зориным (если подходит это слово – «решается») вот такими формулировками:

«Роман Н. П. Задорнова «Амур-батюшка» проникнут гуманизмом, который как бы изнутри освещает всю книгу. Это качество, свойственное советской литературе, проявилось в романе с полной силой…»

«…Н. П. Задорнов придерживается принципа, о котором Ф. Энгельс говорил в своем широко известном письме к М. Каутской…» – и дальше приводятся действительно широко известные слова о том, что тенденция должна сама вытекать из положения и действия.

«Книгу (роман «К океану». – С. Р.) отличает знание автором материала, правильная марксистская трактовка общественного положения России в середине прошлого века».

Все правильно. Все справедливо. Только речь в книге М. Зорина идет не о том, что действительно «отличает» одну книгу от другой, а о том, что является, бесспорно, общим для всей советской литературы, для всех наших писателей – романистов и новеллистов, хороших и плохих. Более того, пользуясь этими формулировками, невозможно различить даже книги самого Н. Задорнова. Ведь в приведенных цитатах речь идет о разных романах, первый из которых Зорин безоговорочно хвалит, а последний – бранит.

И даже когда критик начинает разговор о том, что прежде всего (не на критический, а на беглый читательский взгляд) отличает одного писателя от другого, – о стилистической манере, о словесном мастерстве, – и тогда он все так же беспомощен.

Вот он доказывает тезис: «Лепка характеров невозможна без деталей», приводит примеры из Льва Толстого, Горького, Задорнова (причем даже и не претендует на сравнительный анализ) и заключает: «Лучшие мастера советской литературы А. Фадеев, М. Шолохов, К. Федин, Ф. Гладков, Л. Леонов, Л. Соболев, В. Катаев находят такие выразительные детали, которые освещают героя или событие как бы изнутри».

А вот еще наблюдение: «После реплики он (Задорнов. – С. Р.) часто прибегает к паузе, которая тоже «говорит» по-своему. Этот чисто драматургический прием Задорнов умело использует в романах. Во время паузы дается или рисунок, скажем, сверканье глаз или прищур, или недобрый огонек в них, или очень выразительный жест… Это очень сложный прием. Им пользуются такие выдающиеся мастера советской литературы, как М. Шолохов, А. Фадеев, А. Толстой, И. Эренбург, Л. Леонов, Л. Соболев, К. Паустовский».

Во-первых, как выясняется спустя несколько строк, «пауза» – это любое описание поведения героя, так что выделять ее как особый прием вроде бы и не к чему.

Во-вторых, почему этот прием «чисто драматургический»? Разве сама развернутая ремарка не пришла из прозы?

В-третьих, почему он «очень сложный»? Возьмите в любой литконсультации кипу рукописей начинающих авторов. На каждой странице вы прочтете именно то, что расхваливает М. Зорин: «Ее глаза сверкнули». «В его маленьких глазках промелькнул недобрый огонек». «Мороз крепчал».

Наконец, о чем говорят приведенные списки «мастеров детали» и «мастеров паузы»? О том, что К. Федин владеет только деталью, Л. Леонов – паузой, а Н. Задорнов – и тем и другим? И чем же все-таки отличаются детали и те же самые паузы у А. Толстого и Н. Задорнова, у М. Шолохова и Ф. Гладкова?..

Все эти вопросы – вовсе не риторические. И книга не дает на них ответа, как не ответила она и на многие другие вопросы, всегда стоящие перед исследователем, изучающим творчество того или иного писателя. Поверхностная и бездоказательно захваливающая, подставляющая живущему писателю безвкусный пьедестал – она вообще скорее относится не к области литературоведения, а (по выражению одного фельетониста) к области памятниковедения.