№6, 1974/Обзоры и рецензии

Ответственность критика

К. Щербаков, Обретение мужества. Изд. ВТО, М. 1973, 216 стр.

Чаще всего газетные статьи о спектаклях подписываются разными именами; постоянство перестало быть традицией периодической печати, особенно газеты, – постоянство осталось уделом международных обозревателей, спортивных комментаторов, «театральных афиш» и «театральных встреч» на экране телевизора. Критик – величина переменная, такое соотношение гораздо более привычно. Между тем традиция обзоров, циклов статей, которые ведет один человек, проверена не годами – многими десятилетиями, поддержана великими именами прошлого века. И критик как величина постоянная, единая, интересная редакции и читателям своим подходом к явлениям искусства и их оценкой, – одинаково необходим ежемесячному журналу и ежедневной газете,

«Комсомольская правда» – одна из немногих газет, читатели которой чаще всего видят под статьей о театральной премьере или о новом фильме привычную подпись – «К. Щербаков».

Пространство газетного листа лимитировано гораздо более жестко, чем страницы журнальные: в журнале к печатному листу почти незаметно прибавляется еще четверть, в газете сама эта четверть составляет объем вовсе не маленькой – вполне обстоятельной статьи. Нередко почтенный автор, привыкший к книжно-журнальному счету, не может выразить задуманное в тесных фразах газетной колонки. В этом смысле К. Щербаков – газетчик прирожденный, его статьи никогда не производят впечатления стесненности, напротив, они всегда обстоятельны, явления искусства в них анализируются, сопоставляются с широким кругом явлений культуры, с проблемами времени.

Статьи К. Щербакова, привычные на страницах газеты рядом с репортажами В. Пескова, естественно продолжаются его журнальными статьями («Театр», «Юность», «Молодой коммунист» и др.), и все они так же естественно собрались в книге, названной «Обретение мужества». Не в сборник разновременных и разнородных критических материалов, а именно в книгу критика, объединенную единством темы, метода, стиля.

К сожалению, нечасты (издательства проявляют по отношению к ним осторожность, граничащую с робостью), но необходимы такие книги, для которых автор взыскательно отбирает прежде напечатанное, то, что считает главным для себя, выдержавшим проверку достаточно долгим временем. В данном случае это время составляет отрезок от начала 60-х до начала 70-х годов (1963- 1973 – обозначает его автор), в котором совмещаются спектакли, поставленные к великой дате 50-летия Октября, фильмы Алексея Салтыкова и Андрея Михалкова-Кончаловского, постановки Олега Ефремова в «Современнике» и МХАТе, «Перед заходом солнца» в Малом театре и «Гамлет» на Таганке.

В книге объединены статьи, написанные для «Комсомольской правды», молодежной газеты, круг читателей которой достаточно широк, и статьи, написанные для толстого журнала «Театр», круг читателей которого сравнительно узок.

Типично и отрадно для сегодняшней художественной критики то, что «швы» между статьями незаметны, что К. Щербаков не снисходит до массового читателя и не благоговеет перед знаменитостями, а ведет с ними разговор равный, доброжелательный, острый, одинаково важный и интересный и для деятелей театра, писателей – творцов искусства, и для тех, кому это искусство адресовано, объединяя и тех и других в одном обязывающем понятии «современники». К ним и обращена «критика и публицистика», как определил К. Щербаков жанр своей книги. В предисловии он предупреждает читателя: «Не ищите в книге обзорности, исчерпывающей театральной, кинематографической панорамы. Из множества спектаклей (реже – фильмов, еще реже – книг) я обращался к тем, которые не вообще, а лично для меня в тот момент были наиболее существенны. По этому же принципу и в разбираемых произведениях на чем-то делался акцент, а что-то, объективно, быть может, и не второстепенное, оставлялось в тени. Не претендуя на всеобъемлющий театроведческий, киноведческий анализ, я и дал книге подзаголовок, который, как мне кажется, достаточно точно выражает ее жанровую направленность: критика и публицистика». Это открытое, естественное доверие к читателю типично для сегодняшнего критика. Он обращается к людям, которым интересны явления литературы и искусства, внимание которых к проблемам нравственным, к процессу становления личности живо и постоянно, как у самого критика. Автор справедливо рассчитывает на внимание, на заинтересованность, а вовсе не на снисхождение, подчас почти ироничное, читающих: дескать, десять лет тому назад ты так восторгался этим спектаклем, а сейчас-то его никто не помнит… Автор открыто представляет на суд читателей свои критерии прошедших, хотя совсем недавних, лет. Он предупреждает: то, что было для меня так существенно, сегодня может и не показаться таким, то, что казалось главным, может стушеваться в перспективе времени. Иногда эта историческая перспектива смещается излишне резко: мелькнувший эпизод не должен сегодня восприниматься как явление (об этом справедливо говорил в «Неделе» К. Симонов, доброжелательно откликнувшись на книгу К. Щербакова). Но большей частью критик приглашает нас, даже если мы не разделяем его точку зрения десяти- или пятилетней давности, понять, почему она была такой тогда, когда афиши известили, скажем, о премьере «Чайки» в режиссерской трактовке Олега Ефремова.

Это принцип книги, материал которой отобран во времени, но почти не поправлен, не прокорректирован позднейшей оценкой. Поэтому жаль, что точная дата – «1964 – 1970» – сопровождает лишь две редакции спектакля «Вечно живые» в театре «Современник», Точные даты, не только годы – месяцы, были бы уместны в каждом разделе книги: в масштабе одного десятилетия весом каждый год, спектакли и книги, отстоящие друг от друга на несколько месяцев, могут ощутимо отличаться восприятием жизни.

В абсолютном же преобладании разговор и размышления К. Щербакова о явлениях искусства не только сохраняют интерес газетного выступления, но в самом этом интересе открывают новые стороны: злободневность, естественно, ушла, а верная направленность обострилась. Она всегда – направленность в будущее, поэтому сегодня так естественны страницы, посвященные и «Шторму» в постановке Юрия Завадского, и «Разлому» в постановке Марка Захарова, и трилогии «Современника» – Олега Ефремова. Сегодня ясно, что «Гамлет» в Театре на Таганке не скороспелая сенсация, но весомое свидетельство сегодняшнего прочтения Шекспира. Спектакль живет, меняется на сцене, особенно меняется Гамлет, но по-прежнему относятся к нему строки, написанные критиком: «Высоцкий сыграл не только высокую правоту Гамлета, но и его невольную, неизбежную, трагическую вину. Он многое знал, многое предвидел, умудренный опытом истории Гамлет, но одного не предвидел, не знал – того, что мир зла, с которым он вступил в поединок, обрушит на него не только свою силу, но и свои правила игры. И в критические моменты у него нет выбора, он вынужден принимать эти правила, как вынужден, совершая акт справедливого, святого возмездия, взять в руки напоенную предательским ядом рапиру Лаэрта… Отравленный физически, из последних сил, геройски сопротивляясь нашествию духовной отравы, он исполнил свой долг, утвердил истину, что и в самые глухие времена зло не всесильно».

В этой книге не ставятся отметки писателям и деятелям театра; хуже – лучше, создал запоминающийся образ, ярко сыграл – эти градации не волнуют критика. Он заинтересованно следит за процессом становления актрисы Яковлевой или актера Смоктуновского, за просчетами и поисками режиссеров. Он поверяет временем характеры и ситуации пьес и в этой поверке открывает новые черты. Мы уже забыли Торчикова, героя пьесы «Заглянуть в колодец» Якова Волчека. Но в статье «Торчиков и другие» критик не просто вспоминает этого героя – заставляет запомнить его, потому что важные черты характера этого дерзателя, талантливого максималиста вызывают сегодня справедливую настороженность: «…Вы уже готовы рукоплескать Торчикову, его бескорыстию, принципиальности и прямоте, как вдруг одно соображение останавливает уже готовый обрушиться шквал оваций – простое соображение о том, что достоинства людей » конечном итоге измеряются той реальной пользой, которую они принесли. А что же имеет за плечами наш принципиальный герой, кроме эпопеи изгнаний?.. Нет-нет да и проскользнет в его высказываниях нотка любования своими изгнаниями и жизненными осложнениями». Широта, свободная естественность ассоциаций – тоже характерная черта сегодняшней критики, К. Щербаков, обращаясь к среде молодых ученых, легко вспоминает Писарева, а сегодняшнего Гамлета поверяет старой статьей Гончарова. В раздумьях о бытовом фильме возникает вдруг фильм-сказка о Чебурашке, от которого тянется нить к вполне реальному директору Прончатову. Не просто возможен – необходим переход от спектакля и фильма «Старшая сестра» к стихам М. Светлова и Я. Смелякова, от декабристов – к горьковской «Матери» и «Разгрому». Однако хотелось бы, чтобы он отделил спектакли, в которых современность прочтения возникает как результат понимания сути и стилистики пьесы, и спектакли-эксперименты, ломающие логику авторской композиции и эволюцию созданных им характеров. Хотелось бы иногда более обоснованных переходов от одного явленна к другому: «Обыкновенная история» все же не монтируется с пьесой «Снимается кино». Но больше всего хотелось бы увидеть продолжение этой небольшой книги за пределами спектакля «А зори здесь тихие…», которым столь верно заканчивает свой разговор Щербаков. Уже публикуются в газетах и журналах его новые статьи, – статья о прочтении Салтыкова-Щедрина в театре «Современник» просится в книгу. Уже есть новые спектакли Малого и Художественного театров, «Современника» и периферийных театров, которые требуют дальнейшего разговора. «Обретение мужества» – тема, продолжающаяся в будущее. И книгу Щербакова хорошо бы продолжить – как продолжаются его статьи в «Комсомольской правде».

Цитировать

Полякова, Е. Ответственность критика / Е. Полякова // Вопросы литературы. - 1974 - №6. - C. 252-255
Копировать