«Осман», славянская эпопея

В. К. Зайцев, Между Львом и Драконом. Дубровницкое Возрождение и эпическая пошла Ивана Гундулича «Осман», «Наука и техника», Минск, 1969, 164 стр.

Участника IV Международного съезда славистов хорошо помнят дискуссию, развернувшуюся по поводу доклада голландского ученого Т. Экмана об отражении Хотинской битвы в литературе. Основной темой дискуссии был вопрос об идейном содержании «Османа» И. Гундулича. Экман утверждал, что Гундулич в своей поэме не выдвигал идею славянской взаимности, единения славян. Возражая докладчику, советский славист В. Зайцев подчеркивал, что «весь «Осман» Гундулича насыщен идеей славянского единства» ¹. Речь шла о том, что является организующим началом этой сложной поэтической системы, этой, говоря словами Гегеля, «всеобъемлющей и вместе с тем индивидуальной вселенной».

Споры вокруг «Османа» не утихают вот уже полтора столетия. Удивительная судьба этого произведения усиливает интерес к нему.

Написанная в 20 – 30-х годах XVII века, поэма Гундулича была напечатана лишь два столетия спустя. До того она распространялась только в рукописных списках, причем известно около 80-ти копий поэмы.

Текстологии «Османа» посвящено немало работ, но далеко не все вопросы текстологического характера решены. А с ними связана очень важная проблема функции эпопеи Гундулича в историческом и литературном процессе. То или иное произведение только тогда становится фактором историко-литературного процесса, когда оно обретает своих читателей. И здесь возникает вопрос, насколько был известен «Осман» до его опубликования. Не свидетельствует ли наличие большого количества списков о том, что жизнь поэмы началась уже в XVII веке? Или же поэма обрела истинную жизнь лишь тогда, когда стала книгой? От ответа на эти вопросы, как увидим, зависит многое.

Важен вопрос об исторической основе «Османа», о его жанровой природе. Давно были подняты и подвергались обсуждению и такие проблемы, как связь Гундулича с дубровницкой литературой эпоха Возрождения, место «Османа» в мировом историко-литературном процессе, народная основа эпопеи. Наряду с югославскими учеными определенный вклад в «гундулиану» внесли и русские филологи и историки (Р. Брандт, В. Макушев, Н. Петровский). Важными представляются и работы западноевропейских славистов, в частности капитальное исследование шведа Альфреда Йенсена. Вышедшее в 1900 году, оно во многом не утратило своего значения и сегодня.

В. Зайцев много лет работал над творчеством Гундулича, публикуя отдельные исследования о нем. Монография, о которой идет речь, суммирует результаты проведенных В. Зайцевым разысканий. Вместе с тем она подводит итоги изучению творчества великого дубровницкого поэта и намечает пути дальнейших исследований.

В начале своей работы В. Зайцев замечает, что поэма «Осман» является показателем той высоты, которой достигла культура южнославянского Возрождения. Первая глава книги рассказывает о Дубровнике эпохи Гундулича, о яркой и самобытной дубровницкой культуре. Автор рассматривает разнообразные факторы, определившие характер дубровницкого Возрождения. Он показывает, что литература Дубровника той поры в значительной мере была связана с борьбой южнославянских народов против иноземных поработителей. Главную причину культурного подъема в Дубровнике необходимо искать в общем подъеме и расцвете экономики республики, в общественном движении и активизации народных масс, в широте связей с внешним миром.

В. Зайцев не обходит и вопрос о проникновении итальянской культуры на далматинское побережье. В силу целого ряда причин итальянская культура оказывала постоянное воздействие на культуру Дубровника. Но это воздействие было фактором вторичным. В скобках заметим, что факты, приводимые Зайцевым, дополняют наши представления о функции литературы-посредника как в конкретно-историческом, так и в общетеоретическом плане.

Исследователь опирается на многочисленные документы и материалы, использует выводы своих предшественников, в частности И. Голенищева-Кутузова, внесшего большой вклад в изучение данного вопроса.

Специальный раздел монографии посвящен творческой биографии Гундулича, который «помог южнославянской культуре «отряхнуть прах» средневековья и заложить основы новой литературы».

В главе «По следам истории» довольно подробно рассмотрена историческая основа поэмы, ее идейное содержание. Кратко говорится о распространении «Османа», об основных проблемах его текстологии.

Одной из важнейших идей эпопеи Гундулича является идея славянского единства. Как бы продолжая свою полемику с Т. Экманом, В. Зайцев раскрывает ее истоки, показывает, что мысли дубровницкого поэта о родстве славян не были случайными и мимолетными: они связаны с определенной традицией. В этой связи исследователь высказывает много интересных мыслей. Впрочем, он мог бы дополнить свою аргументацию, обратившись к работам Франка Вольмана, из которых отмечу хотя бы его ответ на научную анкету IV Международного съезда славистов и доклад, подготовленный к этому съезду².

Идея славянского единения, призыв к совместной борьбе против иноземных захватчиков, как показывает В. Зайцев, определили принципы организации материала, структурно-композиционное своеобразие «Османа».

В главе «Идеи и образы века» автор рассматривает композиционные и жанровые особенности «Османа». Он замечает: «Создавая свое произведение, Гундулич соблюдал все признаки жанра эпической поэмы, воплощенные до него в творчестве Гомера, Вергилия, Камоэнса, Тассо, Ариосто и теоретически разработанные в трактате Т. Тассо «Рассуждения об эпической поэме…». Думаю, что это верно лишь отчасти. Ведь, как явствует из проведенного Зайцевым тщательного анализа, «Осман» не только «полностью отвечал требованиям жанра», но и расширял его возможности.

В своих рассуждениях о жанровой природе «Османа» Зайцев неоднократно ссылается на гегелевские определения эпоса, что дало ему возможность широкой научной постановки вопроса. Вместе с тем следовало учесть, что Гегель в ряде моментов опирался на произведения, отличные от «Османа». Гегель говорит о внутреннем мире эпического произведения: «Этот мир должен охватить не только ограниченно всеобщую сторону частного события.., но он должен расшириться до цельного национального воззрения» ³. Развивая это положение, Гегель выдвигает чрезвычайно плодотворную мысль о единстве в эпопее национального и общечеловеческого. Думается, что она вполне применима и к «Осману», в котором с такой силой воплощена идея свободы, стремление народов к миру. Зато гегелевские мысли о героическом состоянии мира, отражаемом в эпосе, вряд ли к «Осману» применимы. «Признаки жанра» не есть нечто застывшее, вечное, неизменное. В. Зайцеву стоило более основательно поставить вопрос о том, какую стадию в развитии эпоса отражает поэма Гундулича. Этот вопрос в его монографии едва намечен.

Многие исследователи, говоря о Гундуличе, соотносили «Османа» с «Освобожденным Иерусалимом» Тассо. Иногда даже высказывались мысли о том, что поэма Гундулича является «очевидной копией» итальянской поэмы. Однако еще Адам Мицкевич высказывал мысль о славянских корнях и природе «Османа». Эта мысль была развита А. Йенсеном. Ее находим и у русского слависта Н. Петровского. В. Зайцев дает сопоставительный анализ двух поэм и приходит к выводу о том, что «влияние Тассо в данном случае играет роль второстепенную, не дающую права считать поэму «Осман» славянской копией итальянской поэмы Тассо». Исследователь показывает национальные истоки, самобытность, глубокую народность дубровницкой эпопеи. Страницы, посвященные вопросу о народности «Османа», принадлежат к наиболее удачным разделам монографии. В. Зайцев рассматривает и этот вопрос всесторонне, исходя из глубокого понимания целостности и органичности художественной структуры.

Литературоведческий анализ сочетается в работе В. Зайцева с историческими экскурсами, с подробным реально-историческим комментарием. Одно неотделимо от другого. И история в рецензируемой монографии – это не просто фон, а важный структурный элемент, определяющий многие существенные стороны поэмы.

Одним из центральных положений исследования В. Зайцева, как уже говорилось, является мысль о связях «Османа» с дубровницким Возрождением. Однако следовало больше внимания уделить тому положению, которое в свое время четко сформулировал И. Голенищев-Кутузов: «Далматинские гуманисты были… участниками общеевропейского культурного процесса своего времени» ⁴. Это полностью относится и к Гундуличу. Вместе с тем возникает еще один важный вопрос, неоднократно обсуждавшийся в научной литературе последних лет: Гундулич и барокко. Он по существу обойден В. Зайцевым. Между тем в свете дискуссий последнего времени о барокко вообще и у славян в частности было бы очень интересно поставить вопрос о наличии «барочных элементов» у Гундулича. Тем более, что наше понимание барокко за последние годы значительно углубилось и расширилось. Говоря о Гундуличе и Тассо, В. Зайцев отмечает и такой момент: они и «были продолжателями одной и той же литературной традиции, истоки которой лежат в далекой древности». Это верно. Но, кроме генетического родства, близость итальянского и дубровницкого поэтов объясняется и тем, что они оба связаны, с одной стороны, с культурой Возрождения, а с другой – с литературой барокко. Очень важно было бы провести под этим углом зрения тщательный анализ поэтического языка «Османа», используя методы и приемы сопоставительной стилистики. Конечно, барочные элементы у Гундулича не так ощутимы, как у Тассо. Но они налицо, их нельзя сбрасывать со счетов. Об этом недавно очень интересно писал Драголюб Павлович в небольшой, но содержательной работе «Проблема барокко в истории югославских литератур» ⁵.

И еще одно замечание. Хотинская битва нашла свое отражение в ряде произведений славянских и неславянских писателей, начиная с современников Гундулича. Рассмотрение «Османа» в этом широком контексте могло привести к плодотворным результатам. Ограничусь одним примером. В 1905 году увидела свет историческая повесть украинского писателя О. Маковея «Ярошенко» об участии запорожцев в Хотинской битве. Материалы к этому произведению Маковей начал собирать, работая над исследованием об «Османе» ⁶. Чрезвычайно интересно было бы проследить за отзвуками поэмы Гундулича в повести «Ярошенко». «Осман» в данном случае сыграл роль своего рода творческого импульса. Об этом ясно говорит и письмо О. Маковея к И. Франко, посвященное «Осману», датированное 8 мая 1899 года⁷.

Написанная живо и темпераментно, монография В. Зайцева является важной вехой в истории изучения творчества великого славянского поэта. Она обогащает наши представления о Гундуличе и его эпохе.

Одновременно с монографией о Гундуличе В. Зайцев опубликовал перевод «Османа» ⁸. Впервые русский читатель получил возможность познакомиться с этой поэмой в полном объеме. Этот перевод требует специального детального исследования, сейчас хочется лишь подчеркнуть, что, возникнув в результате серьезной исследовательской работы, он характеризуется стремлением воссоздать своеобразный мир поэмы, передать ее неповторимое звучание. Филологическая и историческая точность – вот главные черты перевода В. Зайцева.

г. Дрогобыч

1. См.: «IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии», т. X. Проблемы славянского литературоведения, фольклористики и стилистики, Изд. АН СССР, М. 1962, стр. 111 – 113, 131.[↩]
2. См.: «Сборник ответов на вопросы по литературоведению, посвященный IV Международному съезду славистов», Изд. АН СССР, М. 1958, стр. 65 – 69.[↩]
3. Гегель, Сочинения, т. XIV. Лекции по эстетике, книга третья, Соцэкгиз, М. 1958, стр. 240.[↩]
4. И. Н. Голенищев-Кутузов, Итальянское Возрождение и славянские литературы XV – XVI веков. Изд. АН СССР, М. 1963, стр. 89.[↩]
5. См.: «Прилози за книжевност, jезик, историjу и фолклор», кн. XXIV, св. 3 – 4, 1968, стр. 229 – 237.[↩]
6. См.: Олекса Засенко, Осип Маковей (Життя і творчість), «Дніпро», Київ, 1968, стор. 35 – 38, 133.[↩]
7. Отдел рукописей Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР, ф. 3, N 1611.[↩]
8. Иван Гундулич, Осман. Перевод В. К. Зайцева, «Наука и техника», Минск, 1969.[↩]