Опыт времени – опыт искусства

1

Современный литературный процесс представляет всегда результат воздействия многообразных факторов. Немаловажные из них – традиции, накопленный опыт.

Само понимание накопленного, истолкование художественного опыта в свою очередь определяется уровнем общественного самосознания, уровнем эстетической культуры и т. п. и т. д.

Художественный опыт Михаила Шолохова – одно из самых драгоценных достояний советской литературы, эстетики социалистического реализма.

С течением времени все полнее осознается мировой масштаб творчества писателя, его значение для художественных исканий современного искусства.

Беспощадная шолоховская правдивость, его бесстрашие перед самыми драматическими конфликтами эпохи, его любовь к жизни и человеку не раз становились предметом пристального изучения и всесторонних творческих обсуждений.

Ряд важных современных проблем теории социалистического реализма не может быть решен без обращения к творческим открытиям и эстетическим завоеваниям Шолохова.

Так, например, проблема трагического в эстетике социалистического реализма получает за последнее время все более глубокое истолкование благодаря изучению опыта Шолохова, опыта советской литературы о Великой Отечественной войне.

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду говорилось о том, что «на нынешнем этапе развития страны потребность в дальнейшей творческой разработке теории не уменьшается, а, наоборот, становится еще большей», указывалось на необходимость создания «творческой атмосферы в научной работе».

Эти положения имеют прямое отношение и к характеру тех дискуссий, которые идут вокруг творчества Шолохова. При этом мы не имеем права забывать о важнейшем условии плодотворной творческой работы. «Разумеется, творческое сопоставление взглядов должно основываться на нашей общей марксистско-ленинской идейной платформе», – говорил товарищ Л. И. Брежнев на XXV съезде КПСС.

Все расширяющийся круг проблем, возникающих при изучении творчества Шолохова, свидетельствует об уровне современного литературоведения и литературной критики, которые стремятся к системному анализу литературы и искусства. Безусловно, в ряде работ положительно проявился методологический опыт, накопленный советским литературоведением за последние годы, стремление найти новые подходы, ввести новые методы исследования.

И все же, как показал юбилейный 1975 год со множеством публикаций, посвященных творчеству Шолохова, у нас не достигнуто единство в оценке некоторых его важнейших сторон. Очевидно, что само развитие общественной жизни, все углубляющиеся представления о характере эпохи сказываются и в подходе, и в оценке сложных явлений искусства.

Вряд ли стоит ожидать в ближайшие годы, что может быть выработана, например, единая, приемлемая для всех концепция судьбы Григория Мелехова. В этом нет ничего удивительного или печального. Пока существует борьба мнений в литературной науке, будут выдвигаться различные точки зрения и на произведения Шолохова, так же как до сих пор по-разному трактуется и творчество Достоевского, Чехова, Гоголя. Задача заключается не в том, чтобы примирить существующие точки зрения, а в том, чтобы дать им научную оценку, чтобы выяснить, в какой степени они соответствуют действительному уровню и возможностям советского литературоведения в прочтении «Тихого Дона» – замечательного произведения Шолохова. Попытки же найти «промежуточные» точки зрения часто оказываются неплодотворными, потому что они эклектичны в самой своей основе.

Единая концепция творчества Шолохова возможна лишь при глубоком осознании сущности и характера исторических перемен, эстетически чутком проникновении в характер поэтического мышления писателя. Социологические упрощения, абстрактно-гуманистическая спекуляция, попытки «приспособить» творчество Шолохова к современным потребностям литературной борьбы лишь затемняют сущность огромной работы, проделанной советским литературоведением по изучению истории советской литературы и творчества Шолохова.

К 70-летию Шолохова в журналах и газетах появилось множество статей, принадлежащих писателям, литературоведам, критикам, читателям. В ряде журналов – «Вопросы литературы», «Иностранная литература» – были опубликованы международные анкеты, статьи, свидетельствующие о читательской популярности Шолохова и воздействии его творчества на современных писателей.

Нет возможности, да и необходимости характеризовать все работы, тем более, что во многих из них повторяются уже ранее высказанные точки зрения на романы Шолохова. Они же свидетельство того, что до настоящего времени продолжаются споры о Григории Мелехове. В ряде статей (см., например: В. Баранов «От истоков «Тихого Дона», В. Гура «Мир Шолохова и современный мир» – «Вопросы литературы», 1975, N 4; А. Метченко «Мудрость художника» – «Знамя», 1975, N 5) делается попытка подвести некоторые итоги в изучении творчества Шолохова, и в частности оценить те споры, которые идут вокруг Григория Мелехова.

В. Гура, например, отмечал: «Одни критики (особенно настойчиво Ф. Бирюков) защищают Григория Мелехова от самого Шолохова и полностью отождествляют трагедию героя с трагедией всего народа, другие (П. Палиевский) считают, что автор слишком несправедлив и даже жесток не только по отношению к Мелехову, но и по отношению к другим персонажам романа» ¹.

В. Гура, которому принадлежит ряд известных работ о творчестве Шолохова, указывал в своей статье также на то, что «тенденциозные, лишенные глубокого историзма «подходы» к такому «новому» прочтению «Тихого Дона» уже не раз вызывали серьезные, хорошо аргументированные возражения. Однако вот что любопытно – даже и сами сторонники такого прочтения, стоит им только преодолеть соблазн «хотя бы чуть-чуть» изменить «позицию самого автора» (В. Архипов, предисловие к кн.: К. Прийма, «Тихий Дон» сражается», стр. 10), приходят к неновой, но верной мысли: «в эпоху социалистической революции, в обстановке острой классовой борьбы крайне опасны для дела революции и трагичны для человека попытки поисков «третьего пути». Социальная двойственность и нравственная промежуточность приводят к развязыванию мелкобуржуазной стихии, неизбежно становятся орудием контрреволюции» (А. Хватов, Художественный мир Шолохова, «Советская Россия», М. 1970, стр. 283 – 284) ².

В. Гура отметил здесь одну особенность, которую следует учитывать при изучении огромного количества работ, статей, посвященных прозе Шолохова. Зачастую под видом «нового» повторяются уже старые, известные, высказанные давно в литературной науке суждения; выдвижение «новых» точек зрения не всегда подкрепляется новым материалом, своеобразным прочтением книг писателя.

Да и сами споры зачастую вращаются вокруг одних и тех же вопросов: что вкладывать в понятие вины Григория Мелехова, как определять финал его судьбы, можно ли говорить об отщепенстве, о нравственном падении героя «Тихого Дона» и т. д.? Причем, как правило, отсутствуют ссылки на предшественников. Попытки найти новый подход нередко приводят лишь к повторению уже известного.

В выступлениях А. Метченко, опубликованных в журнале «Знамя», в «Литературной газете» в 1975 году, видно стремление критика, обратившегося впервые к изучению творчества Шолохова, подойти диалектически к рассмотрению судьбы Григория Мелехова. При том, что автор не ссылается на своих предшественников – и тогда, когда соглашается с тем, что уже было высказано, и тогда, когда оспаривает выдвинутые положения, – его работы носят скорее обзорный характер, нежели позволяют увидеть дальнейшее движение.

Я уже говорил о том, насколько важным представляется при изучении «Тихого Дона» характеристика отношений эпохи и человека, конкретно-историческое рассмотрение всех тех обстоятельств, которые влияли на поступки и действия героя, вызывали определенные мысли, эмоции, настроения.

Сочувственно ссылаясь на статью «Два Григория Мелехова», хотя и не называя ее автора – В. Петелина, А. Метченко считает, что в ней верно было показано расхождение между тем, как толковала судьбу Григория Мелехова критика, и каким он предстает со страниц «Тихого Дона». Далее критик писал: «Споры о Григории Мелехове находят отклик за рубежом. Точке зрения, согласно которой судьба Григория – это судьба индивидуалиста, отщепенца, неизбежно идущего в результате противостояния истории к моральной деградации и бессмысленной гибели, стала противопоставляться мысль о возможности для него, как и для сотен тысяч не сразу нашедших свое место на крутом повороте истории, войти в новую жизнь. Ведь история в данном случае – синоним социалистической революции. Представлять ее лишь в виде карающей силы значит игнорировать главное в социалистической революции – ее глубочайший гуманизм и демократизм» ³.

Я не хочу сейчас спорить с А. Метченко по поводу его характеристики существующих в критике точек зрения на судьбу Григория Мелехова. Хочу лишь указать на то, что подобного рода суждения о действительном демократизме и гуманизме эпохи, суждения, идущие от общей характеристики времени, не могут быть механически перенесены на трактовку тех обстоятельств, в которых оказывался Григорий Мелехов. Не говоря уже о том, что попытка на основе действительно гуманистического пафоса Великой Октябрьской социалистической революции определить и характер финала «Тихого Дона», который открывает или должен открывать Григорию Мелехову возможность войти в новую жизнь, – попытка, не подкрепленная эстетическим анализом, анализом образных средств, сопоставлений, определяющих поэтическую тональность завершающих глав «Тихого Дона», – не может быть убедительным обоснованием судьбы Григория Мелехова.

Индивидуальность этой судьбы, ее типичность требует анализа самого характера героя и последовательного выяснения всех тех факторов – социальных, общественных, семейных, – которые только в своем единстве и могут помочь определить смысл «Тихого Дона».

Что касается рассуждений автора о правдоискательстве Григория Мелехова, о поисках третьего пути, о проблеме вины, о талантливости героя романа Шолохова, то обо всем этом уже много было говорено его предшественниками. И здесь нет нового взгляда на роман Шолохова и нового его прочтения.

Споры вокруг произведений Шолохова имеют давнюю историю. Начались они вскоре после опубликования в 1928 году двух книг «Тихого Дона» и продолжаются до наших дней. Эта дискуссия давно уже переросла национальные рамки, в нее включается все большее число зарубежных исследователей творчества Шолохова. Конечно, с этими творческими дискуссиями ничего общего не имеют злобные писания недругов советской литературы, которые пытаются – безуспешно, разумеется, – использовать творчество Шолохова для опровержений социалистического реализма.

Если же говорить о сущности дискуссий, идущих в советском литературоведении, то они за последнее время сосредоточивались главным образом вокруг того или иного истолкования судьбы Григория Мелехова.

В юбилейные шолоховские дни в 1975 году М. Храпченко определял существо тех концепций характера и судьбы Григория Мелехова, которые борются в современном советском литературоведении.

«Как известно, до последнего времени преобладали две точки зрения в освещении образа Григория Мелехова и тем самым в сущности всего романа, – писал М. Храпченко в статье «Богатство и сила художественных обобщений». – Одна из них подчеркивает историческую вину героя, другая – его заблуждения, во многом непроизвольные. Однако как та, так и другая точки зрения основываются на отождествлении героя и среды, из которой он вышел, на признании того, что психология, судьба Григория Мелехова – это полное и адекватное отражение бытия и психологии средних слоев казачества. Мелехов рассматривается даже как своеобразное олицетворение близкой ему социальной среды. Отсюда во многом и проистекает односторонность и узость критического анализа этого выдающегося обобщения» ⁴.

В указанной статье М. Храпченко высказывает интересные суждения о характере обобщений, о принципах типизации, о тех путях, на которых следует искать решения вопроса о мировом значении творчества Шолохова. Но мне представляется недостаточно основательным суждение о том, что Григорий Мелехов рассматривается в существующих критических работах как своеобразное олицетворение близкой ему социальной среды.

Если попытаться исторически рассмотреть ход дискуссий вокруг произведений Шолохова, в том числе и вокруг «Тихого Дона», то мы должны были бы по справедливости увидеть, что уже давно наша критика отказалась от довольно поверхностного уподобления героя близкой ему социальной среде. Споры, идущие вокруг «Тихого Дона», затрагивают куда более важные методологические проблемы, определяющие всю сложность отношений между искусством и действительностью, между художественным вымыслом и историей, между созданием художника и общественным бытованием его творчества.

В спорах последнего времени не раз совершалось возвращение к тем суждениям, которые высказывались о творчестве Шолохова в 30-х годах, а чаще всего к дискуссии, которая возникла в 1940 году, сразу же после опубликования последней, завершающей части романа Шолохова «Тихий Дон».

Дискуссия 1940 года началась статьями Ю. Лукина в «Литературной газете» (1 марта и 26 мая) – «Окончание «Тихого Дона» и «Большое явление в литературе», Уже в этих статьях была выдвинута плодотворная идея о типичности Григория Мелехова, причем сама эта типичность понималась широко, как обобщение судеб тех людей, которые по ряду причин не нашли своего пути в революции.

«Сужаясь от образа человека, выражавшего нередко настроение всей массы среднего казачества, – писал Ю. Лукин, – до образа одиночки, потерявшего почву под ногами, значение фигуры Григория Мелехова в то же время расширяется, выходя за рамки и специфику казачьей среды, Дона, 1921 года, и вырастает до типического образа человека, не нашедшего своего пути в годы революции» ⁵.

Как видим, уже тогда, в 1940 году, довольно отчетливо осознавалась глубина обобщений, которых достигал Шолохов в фигуре Григория Мелехова. Не было еще раскрыто богатство художественных обобщений, но сущность направления творческой идеи, вдохновлявшей писателя, была уловлена весьма четко и проницательно.

Тогда же, в 1940 году, было высказано важнейшее положение о том, что сама судьба Григория Мелехова, ее истинный смысл и характер могут быть поняты лишь в сопоставлении с историческими судьбами революционного народа. Пусть упрощенно, но в то же время с достаточной степенью приближения к сущности эпической идеи «Тихого Дона» говорилось в статье Н. Жданова «Последняя книга «Тихого Дона»: «Григорий мог быть с народом в его борьбе… но он не стал с народом. И в этом его трагедия» ⁶.

Близкие к такому истолкованию судьбы Григория Мелехова взгляды высказывались и в работах В.

1. «Вопросы литературы», 1975, N 4, стр. 82.[↩]
2. Там же, стр. 82 – 83.[↩]
3. А. Метченко, Мудрость художника, «Знамя», 1975, N 5, стр. 192.[↩]
4. «Литературная Россия», 23 мая 1975 года. [↩]
5. «Литературная газета» 1 марта 1940 года [↩]
6. «Литературный современник», 1940, N 7, стр. 161. [↩]