Опыт времени – опыт искусства

1

Современный литературный процесс представляет всегда результат воздействия многообразных факторов. Немаловажные из них – традиции, накопленный опыт.

Само понимание накопленного, истолкование художественного опыта в свою очередь определяется уровнем общественного самосознания, уровнем эстетической культуры и т. п. и т. д.

Художественный опыт Михаила Шолохова – одно из самых драгоценных достояний советской литературы, эстетики социалистического реализма.

С течением времени все полнее осознается мировой масштаб творчества писателя, его значение для художественных исканий современного искусства.

Беспощадная шолоховская правдивость, его бесстрашие перед самыми драматическими конфликтами эпохи, его любовь к жизни и человеку не раз становились предметом пристального изучения и всесторонних творческих обсуждений.

Ряд важных современных проблем теории социалистического реализма не может быть решен без обращения к творческим открытиям и эстетическим завоеваниям Шолохова.

Так, например, проблема трагического в эстетике социалистического реализма получает за последнее время все более глубокое истолкование благодаря изучению опыта Шолохова, опыта советской литературы о Великой Отечественной войне.

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду говорилось о том, что «на нынешнем этапе развития страны потребность в дальнейшей творческой разработке теории не уменьшается, а, наоборот, становится еще большей», указывалось на необходимость создания «творческой атмосферы в научной работе».

Эти положения имеют прямое отношение и к характеру тех дискуссий, которые идут вокруг творчества Шолохова. При этом мы не имеем права забывать о важнейшем условии плодотворной творческой работы. «Разумеется, творческое сопоставление взглядов должно основываться на нашей общей марксистско-ленинской идейной платформе», – говорил товарищ Л. И. Брежнев на XXV съезде КПСС.

Все расширяющийся круг проблем, возникающих при изучении творчества Шолохова, свидетельствует об уровне современного литературоведения и литературной критики, которые стремятся к системному анализу литературы и искусства. Безусловно, в ряде работ положительно проявился методологический опыт, накопленный советским литературоведением за последние годы, стремление найти новые подходы, ввести новые методы исследования.

И все же, как показал юбилейный 1975 год со множеством публикаций, посвященных творчеству Шолохова, у нас не достигнуто единство в оценке некоторых его важнейших сторон. Очевидно, что само развитие общественной жизни, все углубляющиеся представления о характере эпохи сказываются и в подходе, и в оценке сложных явлений искусства.

Вряд ли стоит ожидать в ближайшие годы, что может быть выработана, например, единая, приемлемая для всех концепция судьбы Григория Мелехова. В этом нет ничего удивительного или печального. Пока существует борьба мнений в литературной науке, будут выдвигаться различные точки зрения и на произведения Шолохова, так же как до сих пор по-разному трактуется и творчество Достоевского, Чехова, Гоголя. Задача заключается не в том, чтобы примирить существующие точки зрения, а в том, чтобы дать им научную оценку, чтобы выяснить, в какой степени они соответствуют действительному уровню и возможностям советского литературоведения в прочтении «Тихого Дона» – замечательного произведения Шолохова. Попытки же найти «промежуточные» точки зрения часто оказываются неплодотворными, потому что они эклектичны в самой своей основе.

Единая концепция творчества Шолохова возможна лишь при глубоком осознании сущности и характера исторических перемен, эстетически чутком проникновении в характер поэтического мышления писателя. Социологические упрощения, абстрактно-гуманистическая спекуляция, попытки «приспособить» творчество Шолохова к современным потребностям литературной борьбы лишь затемняют сущность огромной работы, проделанной советским литературоведением по изучению истории советской литературы и творчества Шолохова.

К 70-летию Шолохова в журналах и газетах появилось множество статей, принадлежащих писателям, литературоведам, критикам, читателям. В ряде журналов – «Вопросы литературы», «Иностранная литература» – были опубликованы международные анкеты, статьи, свидетельствующие о читательской популярности Шолохова и воздействии его творчества на современных писателей.

Нет возможности, да и необходимости характеризовать все работы, тем более, что во многих из них повторяются уже ранее высказанные точки зрения на романы Шолохова. Они же свидетельство того, что до настоящего времени продолжаются споры о Григории Мелехове. В ряде статей (см., например: В. Баранов «От истоков «Тихого Дона», В. Гура «Мир Шолохова и современный мир» – «Вопросы литературы», 1975, N 4; А. Метченко «Мудрость художника» – «Знамя», 1975, N 5) делается попытка подвести некоторые итоги в изучении творчества Шолохова, и в частности оценить те споры, которые идут вокруг Григория Мелехова.

В. Гура, например, отмечал: «Одни критики (особенно настойчиво Ф. Бирюков) защищают Григория Мелехова от самого Шолохова и полностью отождествляют трагедию героя с трагедией всего народа, другие (П. Палиевский) считают, что автор слишком несправедлив и даже жесток не только по отношению к Мелехову, но и по отношению к другим персонажам романа» ¹.

В. Гура, которому принадлежит ряд известных работ о творчестве Шолохова, указывал в своей статье также на то, что «тенденциозные, лишенные глубокого историзма «подходы» к такому «новому» прочтению «Тихого Дона» уже не раз вызывали серьезные, хорошо аргументированные возражения. Однако вот что любопытно – даже и сами сторонники такого прочтения, стоит им только преодолеть соблазн «хотя бы чуть-чуть» изменить «позицию самого автора» (В. Архипов, предисловие к кн.: К. Прийма, «Тихий Дон» сражается», стр. 10), приходят к неновой, но верной мысли: «в эпоху социалистической революции, в обстановке острой классовой борьбы крайне опасны для дела революции и трагичны для человека попытки поисков «третьего пути». Социальная двойственность и нравственная промежуточность приводят к развязыванию мелкобуржуазной стихии, неизбежно становятся орудием контрреволюции» (А. Хватов, Художественный мир Шолохова, «Советская Россия», М. 1970, стр. 283 – 284) ².

В. Гура отметил здесь одну особенность, которую следует учитывать при изучении огромного количества работ, статей, посвященных прозе Шолохова. Зачастую под видом «нового» повторяются уже старые, известные, высказанные давно в литературной науке суждения; выдвижение «новых» точек зрения не всегда подкрепляется новым материалом, своеобразным прочтением книг писателя.

Да и сами споры зачастую вращаются вокруг одних и тех же вопросов: что вкладывать в понятие вины Григория Мелехова, как определять финал его судьбы, можно ли говорить об отщепенстве, о нравственном падении героя «Тихого Дона» и т. д.? Причем, как правило, отсутствуют ссылки на предшественников. Попытки найти новый подход нередко приводят лишь к повторению уже известного.

В выступлениях А. Метченко, опубликованных в журнале «Знамя», в «Литературной газете» в 1975 году, видно стремление критика, обратившегося впервые к изучению творчества Шолохова, подойти диалектически к рассмотрению судьбы Григория Мелехова. При том, что автор не ссылается на своих предшественников – и тогда, когда соглашается с тем, что уже было высказано, и тогда, когда оспаривает выдвинутые положения, – его работы носят скорее обзорный характер, нежели позволяют увидеть дальнейшее движение.

Я уже говорил о том, насколько важным представляется при изучении «Тихого Дона» характеристика отношений эпохи и человека, конкретно-историческое рассмотрение всех тех обстоятельств, которые влияли на поступки и действия героя, вызывали определенные мысли, эмоции, настроения.

Сочувственно ссылаясь на статью «Два Григория Мелехова», хотя и не называя ее автора – В. Петелина, А. Метченко считает, что в ней верно было показано расхождение между тем, как толковала судьбу Григория Мелехова критика, и каким он предстает со страниц «Тихого Дона». Далее критик писал: «Споры о Григории Мелехове находят отклик за рубежом. Точке зрения, согласно которой судьба Григория – это судьба индивидуалиста, отщепенца, неизбежно идущего в результате противостояния истории к моральной деградации и бессмысленной гибели, стала противопоставляться мысль о возможности для него, как и для сотен тысяч не сразу нашедших свое место на крутом повороте истории, войти в новую жизнь. Ведь история в данном случае – синоним социалистической революции. Представлять ее лишь в виде карающей силы значит игнорировать главное в социалистической революции – ее глубочайший гуманизм и демократизм» ³.

Я не хочу сейчас спорить с А. Метченко по поводу его характеристики существующих в критике точек зрения на судьбу Григория Мелехова. Хочу лишь указать на то, что подобного рода суждения о действительном демократизме и гуманизме эпохи, суждения, идущие от общей характеристики времени, не могут быть механически перенесены на трактовку тех обстоятельств, в которых оказывался Григорий Мелехов. Не говоря уже о том, что попытка на основе действительно гуманистического пафоса Великой Октябрьской социалистической революции определить и характер финала «Тихого Дона», который открывает или должен открывать Григорию Мелехову возможность войти в новую жизнь, – попытка, не подкрепленная эстетическим анализом, анализом образных средств, сопоставлений, определяющих поэтическую тональность завершающих глав «Тихого Дона», – не может быть убедительным обоснованием судьбы Григория Мелехова.

Индивидуальность этой судьбы, ее типичность требует анализа самого характера героя и последовательного выяснения всех тех факторов – социальных, общественных, семейных, – которые только в своем единстве и могут помочь определить смысл «Тихого Дона».

Что касается рассуждений автора о правдоискательстве Григория Мелехова, о поисках третьего пути, о проблеме вины, о талантливости героя романа Шолохова, то обо всем этом уже много было говорено его предшественниками. И здесь нет нового взгляда на роман Шолохова и нового его прочтения.

Споры вокруг произведений Шолохова имеют давнюю историю. Начались они вскоре после опубликования в 1928 году двух книг «Тихого Дона» и продолжаются до наших дней. Эта дискуссия давно уже переросла национальные рамки, в нее включается все большее число зарубежных исследователей творчества Шолохова. Конечно, с этими творческими дискуссиями ничего общего не имеют злобные писания недругов советской литературы, которые пытаются – безуспешно, разумеется, – использовать творчество Шолохова для опровержений социалистического реализма.

Если же говорить о сущности дискуссий, идущих в советском литературоведении, то они за последнее время сосредоточивались главным образом вокруг того или иного истолкования судьбы Григория Мелехова.

В юбилейные шолоховские дни в 1975 году М. Храпченко определял существо тех концепций характера и судьбы Григория Мелехова, которые борются в современном советском литературоведении.

«Как известно, до последнего времени преобладали две точки зрения в освещении образа Григория Мелехова и тем самым в сущности всего романа, – писал М. Храпченко в статье «Богатство и сила художественных обобщений». – Одна из них подчеркивает историческую вину героя, другая – его заблуждения, во многом непроизвольные. Однако как та, так и другая точки зрения основываются на отождествлении героя и среды, из которой он вышел, на признании того, что психология, судьба Григория Мелехова – это полное и адекватное отражение бытия и психологии средних слоев казачества. Мелехов рассматривается даже как своеобразное олицетворение близкой ему социальной среды. Отсюда во многом и проистекает односторонность и узость критического анализа этого выдающегося обобщения» ⁴.

В указанной статье М. Храпченко высказывает интересные суждения о характере обобщений, о принципах типизации, о тех путях, на которых следует искать решения вопроса о мировом значении творчества Шолохова. Но мне представляется недостаточно основательным суждение о том, что Григорий Мелехов рассматривается в существующих критических работах как своеобразное олицетворение близкой ему социальной среды.

Если попытаться исторически рассмотреть ход дискуссий вокруг произведений Шолохова, в том числе и вокруг «Тихого Дона», то мы должны были бы по справедливости увидеть, что уже давно наша критика отказалась от довольно поверхностного уподобления героя близкой ему социальной среде.

1. «Вопросы литературы», 1975, N 4, стр. 82.[↩]
2. Там же, стр. 82 – 83.[↩]
3. А. Метченко, Мудрость художника, «Знамя», 1975, N 5, стр. 192.[↩]
4. «Литературная Россия», 23 мая 1975 года. [↩]