Описка или символ?

Г. Тираспольский

ОПИСКА ИЛИ СИМВОЛ?

В трагической и не вполне проясненной истории дуэли и гибели Пушкина есть эпизод, примечательный в нескольких отношениях. Он связан с так называемым «Военно-судным делом» (далее – ВСД), начатым 1 февраля и оконченным 20 марта 1837 года аудиторским департаментом Военного министерства.

Впервые текст ВСД по случаю столетия со дня рождения Пушкина был издан в 1900 году П. фон Кауфманом при содействии ряда влиятельных лиц. Как отмечено в предисловии, документы «сохранились в порядке и целости, за исключением двух листов… на которых, по-видимому, было изложено собственноручное показание секунданта Пушкина инженер-полковника Данзаса…».¹.

Стало быть, ВСД текстологически почти исправен и может служить надежным источником сведений.

При его беглом просмотре выясняется, однако, что ничего существенно нового по сравнению с фактами, установленными прежде, ВСД не содержит. Да и от чтения этого свода документов, составленных на матером канцелярском жаргоне, «раздирает рот зевота шире Мексиканского залива».

Другое дело, если, пересилив себя, прочитать ВСД неспешно: оказывается, в ряде документов есть упорно воспроизводимая и многозначительная описка, по достоинству, кажется, не оцененная прежде.

Чтобы лучше уяснить причины появления этой описки и ее значение в оценке разыгравшихся событий, обратимся к предыстории пушкинской дуэли.

31 декабря 1833 года Николай I надумал преподнести Пушкину щедрый новогодний подарок. И преподнес. «Служащего в Министерстве иностранных] дел тит[улярного] сов[етника] Александра Пушкина, – читаем в высочайшем указе, – всемилостивейше пожаловали мы в звание камер- юнкера двора нашего» .².

В ответ на сие государево подношение Пушкин в своем дневнике 1 января 1834 года написал: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна [жена Пушкина] танцевала в Аничкове… Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством? Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным – а по мне, хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике» ³.³.

Эта горькая дневниковая запись – лишь бледное и приблизительное отражение той исступленной ярости, которая охватила Пушкина при получении высочайшего новогоднего подарка.

П. И. Бартенев со слов П. В. Нащокина, близкого московского приятеля Пушкина, рассказывал: «Друзья, Вельегорский и Жуковский, должны были обливать холодною водою нового камер-юнкера: до того он был взволнован этим пожалованием! Если бы не они, он, будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и наговорить грубостей самому царю».³. Бартеневу вторит Н.

1. »Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Подлинное военно-судное дело 1837 г.», СПб., 1900 [Репринтное издание, М., 1992], с. IV. [↩]
2. В. В. Вересаев, Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников, М., 1987, с. 354.[↩]
3. Там же. [↩][↩]