№5, 1979/Обзоры и рецензии

Обобщение стиховедческого опыта

«Исследования по теории стиха», «Наука», Л. 1978, 232 стр.

Современное стиховедение развивается чрезвычайно интенсивно, и рецензируемая книга, подключаясь к этому развитию, в то же время подводит очень важный библиографический итог; в ней содержится составленный С. Гиндиным систематический указатель литературы по общему и русскому стиховедению, изданной в СССР на русском языке с 1958 по 1974 год, и перечень зарубежной литературы по русскому стиховедению, изданной с 1960 года (составители И. Лилли и Б. Шерр). Значение этих работ трудно переоценить, мимо них не пройдет, мы думаем, ни один современный литературовед, занимающийся поэтикой. Особенно следует отметить высокий уровень библиографической культуры, четкость распределения и систематизации огромного материала в указателе С. Гиндина.

Что касается собственно исследовательского состава сборника, то большая часть его статей посвящена метрике и ритмике и содержит, с одной стороны, описание и анализ еще недостаточно освоенных стиховедением областей (народный стих, пятисложник, стих поэтов начала XX века и современных поэтов), а – с другой – дальнейшую систематизацию типов ритмического движения и размеров русского стиха. По справедливому замечанию М, Гаспарова, «одним из наиболее заметных результатов широкого применения подсчетов в стиховедении за последние годы было уточнение широкоупотребительного, но недостаточно определенного понятия «чистотонический стих»… Благодаря проделанному обследованию очень большого количества конкретного материала стало возможным выделить внутри чистотонического стиха по крайней мере три размера: дольник, тактовик и акцентный стих» (стр. 3). Включив в сферу такого исследования метрику народного стиха и предприняв разносторонний анализ былинных текстов, М. Гаспаров в статье, открывающей сборник, формулирует следующий вывод: «…Основным размером былинного стиха является тактовик, а производными – с одной стороны, хорей как «упрощенный стих», частная ритмическая форма тактовика; с другой стороны, «расшатанный стих», переходная ступень от тактовика к акцентному стиху» (стр. 31).

В связи с этим возникает принципиальный для современного стиховедения вопрос о качественных различиях не только размеров и систем стихосложения, но и исторических стадий развития стиха. Вполне признавая «правомерность разговора о народном стихе по одним печатным текстам, без обращения к реальному звучанию былин и песен, их напеву и пр.» (стр. 13), мы считаем необходимым подчеркнуть принципиальное различие системы метрического отсчета, с одной стороны, в устном фольклорном, а с другой – в письменном литературном стихе.

В этом смысле тактовик не столько «собственный размер былины» (стр. 29), сколько один из основных результатов его трансформации, внедрения былинного текста в иную систему. Различия этих систем ясно проявляются, например, в приводимом на стр. 42 отрывке: «А заходят ле во палатушки белокаменны, / А заходят ли во гринюшки столовыя…» Акцентно-метрический анализ печатного текста устанавливает здесь «расшатанность» ритма, рост «доли внесхемных стихов» (стр. 42), а с точки зрения закономерностей устного стиха перед нами весьма строгий интонационный параллелизм, который, по определению М. Харлапа, «заключается в однообразном строении интонационных стоп… во всех колонах… имеются две опорные точки – высокая и низкая» 1.

К работе о народном стихе примыкает осуществленное А. Беззубовым детальное исследование пятисложника, который интерпретируется как «генетически фольклорный стих, урегулированный, по всей видимости, под влиянием силлабо-тонического стиха… в нем соединяются свойства как фольклорного песенного стиха (периодичность, напевность), так и литературного (акцентная и силлабическая регулярность)» (стр. 115). Было бы целесообразно, однако, для доказательства того, что пятисложник действительно становится одним из размеров собственно литературного стиха, более детально рассмотреть его различные ритмико-интонационные реализации.

Ценным материалом для исторического исследования русского стиха являются метрические справочники, работа над которыми активно ведется в последние годы и охватывает все более широкий круг не только классических, но и современных поэтов: так, Т. Царькова подробно описывает в рецензируемом сборнике метрический репертуар Н. Заболоцкого. Важно, однако, добиваться большей унификации таких описаний, которые пока весьма значительно отличаются друг от друга, особенно количеством и качеством приводимых сводных таблиц по метрике и строфике.

Стиховедческий анализ во многих статьях сборника при всей его тщательности и конкретности обращен в то же время и к более общим теоретическим и историко-литературным проблемам. Характерна в этом смысле работа А. Жовтиса, где идет речь, казалось бы, о сугубо стиховедческой «мелочи»: опорном согласном в рифме. Но сопоставление в этом плане английского и русского стиха позволяет показать, с одной стороны, качественное своеобразие различных рифменных (и шире – звуковых) отношений в разноязычных литературах, а с другой – принципиальное сходство перемен в звуковой организации стиха XX века: «Неточные рифмы в наши дни заполнили поэзию, рифма ушла влево и активно корреспондирует со звуковыми повторами внутри строки. Рифмовой коэффициент, то есть отношение рифмованной части стиха к остальной его части, поэтому всюду не уменьшается, а возрастает» (стр. 83).

И в статье А. Жовтиса, и в статье А. Илюшина о консонантных условностях русской мужской рифмы XVIII-XIX веков рифма рассматривается, во-первых, в связи с особенностями национального языка а, во-вторых, на фоне звуковой организации стиха в целом. Но современное стиховедение все еще не разрешило вопроса об описании и анализе именно всего звукового строя стиха, а не только отдельных, бросающихся в глаза выразительных его эпизодов: звуковых повторов, рифм и т. п. Между тем ритмическая организация стиха включает в себя все противопоставления не только по количеству звучания (ударные – безударные), но и по его качеству, и возникающий на этой основе звуковой ритм требует к себе самого пристального стиховедческого внимания.

Еще одной малоизученной областью является интонация стиха. Ей посвящена статья Е. Сафроновой, где экспериментально проверяется известная гипотеза Б. Эйхенбаума, в последние годы развитая В. Холшевниковым, об интонационном разграничении трех типов стилистического построения стиха: напевного, ораторского и разговорного. Связь с экспериментальной фонетикой – это вообще одна из характерных черт современного стиховедения, и Е. Сафронова, присоединяясь к этой методической традиции, показывает различие между напевным, разговорным и ораторским типами «в величине и порядке распределения двух интонационных характеристик – частоты основного тона и длительности» (стр. 86). Однако, как и во многих экспериментально-фонетических исследованиях, здесь иногда являются, на наш взгляд, недостаточно ясными правила перехода от анализа декламационных реализаций стихотворных текстов к их объективным структурным характеристикам.

Например, в строке разговорного стиха эксперимент устанавливает наибольшее количество пауз, и на этой основе формулируется следующий вывод: «Обилие пауз… создает эффект оживленного звучания, ориентирует разговорный стих на разговорную речь» (стр. 88). Но чем принципиально отличаются паузы, «вложенные» в стихотворный текст особыми закономерностями его построения, от пауз «декламационных»? Может быть, из устанавливаемых различий «паузировки одного и того же стиха» (стр. 88) следует не «обилие пауз», а их отсутствие, в том смысле, что они вообще не являются в данном случае структурным элементом поэтического текста? На наш взгляд, в этом и в ряде других фрагментов статьи Е. Сафроновой речь идет об интонации и стиле не столько стиха, сколько его декламационного произнесения.

Иная – более традиционная – трактовка интонации, основанная на анализе не произнесения стиха, а его ритмических свойств, представлена в статье Л. Ляпиной: установленная ею связь «сверхдлинных» стихотворных строк «со спецификой бальмонтовской интонации» (стр. 125) представляется вполне убедительной.

Одним из перспективных направлений современной поэтики является развитие сравнительно-исторических исследований. Кроме уже упоминавшейся статьи А. Жовтиса, этот метод реализуется в предпринятом С. Матяш изучении вольного ямба русских поэтов XVIII – первой половины XIX века в сопоставлении с ритмическими тенденциями вольного стиха французской и немецкой поэзии. Такое исследование не только уточняет двустороннюю соотнесенность стиховых форм со спецификой языка и историко-литературной традицией, но и «подчеркивает связь эволюции структуры стиха с жанрово-стилистическим развитием русской поэзии» (стр. 100). Последнее обстоятельство является особенно важным: именно здесь прежде всего находится столь желанная для стиховедения взаимосвязь анализа конструктивных и смысловыразительных характеристик стиховых форм.

В частности, для успешного развития продолжающихся дискуссий по проблеме «метр и смысл» было бы очень полезно отграничить, так сказать, «врожденную» содержательность стихотворных размеров самих по себе (такая автономная значимость метров почти всеми стиховедами единогласно отрицается) от содержательности исторически «благоприобретенной», обусловленной «памятью» о предшествующем поэтическом опыте, об исторически-конкретных связях различных типов ритмического движения с определенными жанровыми традициями.

Вообще при анализе поэтических произведений необходимо, по-видимому, отличать, во-первых, типовую содержательность стиховых форм, которая определяется историческим развитием стиха, смысловыми накоплениями, опирающимися на те или иные поэтические традиции и их взаимодействия, и, во-вторых, индивидуально-контекстную содержательность, обусловленную взаимосвязями элементов в данном произведении. Причем и в том и в другом случае речь идет о художественной значимости не отдельных элементов самих по себе, а стихового построения в целом, поэтому столь актуальной для современного стиховедения является проблема поэтической композиции, к которой обращена в рецензируемом сборнике статья К. Вишневского. Он излагает оригинальную классификацию основных архитектонических форм русского стиха XVIII – первой половины XIX века, в основе которой лежат четыре основных композиционных принципа: 1. Замкнутые формы стиха; 2. Урегулированные формы стиха; 3. Неурегулированные формы; 4. Сложные стиховые ассоциации» (стр. 49).

Классификация эта представляет несомненный интерес. Только более дифференцированным мог бы быть, на наш взгляд, принцип подхода к художественной выразительности тех или иных архитектонических форм, различие которых не покрывается авторским противопоставлением «строфического оформления» – «композиции более свободной, не стесненной рамками схемы» (стр. 52), «освобождению» стиха от жестких композиционных рамок» (стр. 53), Во-первых, строфическое оформление для поэта далеко не только схема, во-вторых, каждый случай «освобождения» от тех или иных форм строфической регулярности содержит достаточно определенную систему расчленения и взаимодействия строк в поэтическом целом, – и на эти-то вновь возникающие композиционные связи должен быть нацелен более пристальный и, повторим, дифференцированный анализ.

Без такой установки архитектонические формы в классификации К. Вишневского предстают порою только в качестве строительного материала, предназначенного для разнообразного употребления, в качестве своего рода стиховых «кирпичиков», из которых с разной степенью выразительности можно построить одно и то же смысловое сооружение: «…Вставная песня в поэме – это именно вставка, которой в принципе могло бы и не быть… содержание песни можно было бы изложить в основном корпусе при помощи косвенной речи» (стр. 63 – 64). Но разве содержание песни, «изложенное» по-другому, может остаться тем же самым? Это будет уже в чем-то другое содержание, неотрывное от единственно возможной композиционной формы своего существования. А с другой стороны, и композиционная форма при несомненной связи с традицией всякий раз качественно преображается в конкретном поэтическом целом. Поэтому, например, – в противовес суждению К. Вишневского, – о частях лирического цикла нельзя сказать, что они связаны и объединены только «тематически, общим авторским замыслом, его концепцией», а «с точки зрения формальной структуры (метра, строфы) между собой не связаны» (стр. 64).

С этими, казалось бы, частностями связана одна из самых существенных методологических проблем современного стиховедения: диалектика содержания и формы поэтического произведения. Иногда представляется, что элементы стиховой формы существуют в готовом виде и поэт «выбирает» их по меркам содержания, в соответствии с ним. Но это, конечно же, не так. Заранее готов материал искусства, включающий в себя и разнообразный художественный опыт в виде получивших материально-вещную определенность «приемов» и «средств» – в противовес конкретно-содержательным элементам формы, в которые преображаются эти «приемы» в акте художественного творчества. Превращение же материала в форму – это скачок в новое качество, в новую субстанцию, и форма не просто выбирается, а всегда творчески созидается, – конечно, не из ничего и не на голом месте, но и не просто из готовых «кирпичиков». Качественно различное рассмотрение архитектоники стиха на уровне материала и на уровне художественной формы представляется нам делом первостепенной важности.

В «Исследованиях по теории стиха» обобщаются результаты работы стиховедческой группы ИРЛИ АН СССР под руководством В. Холшевникова – ответственного редактора сборника. Приятно сознавать, что традиция создания такого рода работ не только продолжается, но и развивается: в ближайшее время должно начаться регулярное издание коллективных трудов стиховедческой группы ИМЛИ АН СССР «Стих и проза». Подобное объединение стиховедческих усилий, несомненно, будет способствовать дальнейшему развитию этой отрасли знания.

г. Донецк

  1. М. Харлап, Народно-русская музыкальная система и проблема происхождения музыки, в кн. «Ранние формы искусства», «Искусство», М. 1972, стр. 233 – 234.[]

Цитировать

Сенчина, Л. Обобщение стиховедческого опыта / Л. Сенчина, М. Гиршман // Вопросы литературы. - 1979 - №5. - C. 261-266
Копировать